Танцуя, она разговаривала с Питом, смеялась ею шуткам, но в то же время украдкой искала глазами Уорянга, затем увидела отца с Мейзи, но скрыла раздражение под мимолетной улыбкой Питу. Он казался довольным и возбужденным и оступился. Она не стала его упрекать, как обычно, а засмеялась и сжала его руку.
Минут через десять ей удалось застать отца одного. Мейзи нигде не было видно – скорее всего, та пошла в туалет, – а он стоял, прислонившись к колонне около одной из пальм с легкой самодовольной улыбкой. Ей захотелось его ударить.
– Привет, папа, – сказала она. – Как дела?
– Неплохо. Хорошо выглядишь, конфетка.
– Спасибо. Ты, кстати, тоже – для старичка.
– О, комплимент от моей красавицы дочки! Видимо, я должен купить тебе бокал чего-нибудь. Чего ты хочешь?
– Ничего. – Она смотрела на него, все еще улыбаясь, но в голосе звучали металлические нотки. – Тебя выдает только одно.
Удовлетворенное выражение сменилось легкой настороженностью.
– Что ты имеешь в виду?
– Репутация женщин, которых ты выбираешь. Ты теперь предпочитаешь общество таких, как Мейзи Девар? Это характеризует тебя как старика, причем грязного. Кто следующая – Люси-Стил? Я слышала, она очень хорошо справляется со стариками.
Она увидела, как напряглось его лицо, и поняла, что стрела попала в цель. Люси Стил было за шестьдесят, но она все еще оставалась неутомимой. Ее первый муж умер в тот год, когда должен был выйти на пенсию. Она вышла замуж за старика Стила, британского вице-консула, и продолжала вести беспорядочную жизнь. Но в последнее время у нее возникли трудности – ее выходки потеряли очарование и были просто смешны.
«Он не стал, как она ожидала, огрызаться в ответ, а вместо этого сказал:
– Ты, как я вижу, сегодня с Питом. Поссорилась с Уорингом?
– Занимайся своими делами, – отрезала она, – а уж со своими я как-нибудь сама разберусь.
– Конечно. Не сомневаюсь. Но я могу дать тебе один совет. Как отец и как старик.
Он говорил спокойным тоном, а она подозрительно я молча следила за ним.
– Думаю, тебе следует остановиться на Пите. Он неплохой парень. Умный, симпатичный, у него большое будущее в фирме. А главное – у него покладистый характер. Конечно, он быстро разберется, что женился на сварливой бабе, но будет тебя терпеть. В конце концов, возможно, найдет себе девочку на стороне, но выберет ту, что не похожа на тебя, – приятную, правдивую и добрую, которая не сможет отбить его у такой, как ты. Ты сохранишь его.
Он сорвал с пальмы длинный тонкий лист и направил его в сторону Хелен, как рапиру.
– Если же ты выйдешь замуж за Уоринга, то получишь в мужья человека себе под стать: такого же подлого и мерзкого. В этом случае, конфетка, тебе надо готовиться к смертельным схваткам. Конечно, вы можете скоро развестись, но такой исход маловероятен. Вы оба ищете, кого бы ненавидеть, а тут объект всегда под рукой. Вспомните обо мне на своей золотой свадьбе.
Он взмахнул пальмовым листом, улыбнулся и ушел, прежде чем она успела придумать ответ. Она собиралась пойти за ним, но увидела, что навстречу ему идет Мейзи и решила не устраивать скандала в ее присутствии. Она слишком долго создавала образ послушной единственной дочери и не собиралась все испортить одним махом.
Уоринг стоял неподалеку в одиночестве. Подойдя к нему, она сказала:
– Нам надо поговорить.
В его взгляде она прочла и обиду, и невольное восхищение. Добавив «пожалуйста», она наклонилась вперед. Декольте ее платья слегка опустилось, всего на дюйм, но этого оказалось достаточно, чтобы приковать его взгляд.
– Сейчас? – спросил он.
– Да, сейчас. С Анной ничего не случится. Я тебя долине задержу.
После душного танцевального зала ночной воздух показался прохладным. Они подошли к машине ее отца и сели в нее. Сквозь ветровое стекло Хелен смотрела на сверкающие бриллианты звезд, яркую луну.
– Прости меня за то, что случилось на прошлой неделе, – сказала она. Последовала короткая пауза.
– Я тоже должен извиниться, – вздохнул он.
Она продолжала смотреть вверх. Ночное небо приводило Хелен в восхищение, когда она была еще ребенком…
– Посмотри на меня, – попросил он. – Хелен, посмотри на меня.
Хелен сегодняшняя увидела, как Хелен молодая изобразила трепетную улыбку и как другое знакомое лицо приблизилось к ней. Две маски, стремящиеся друг к другу, маски искренней любви, скрывающие обман, эгоизм и зарождающуюся злость.
– А как насчет Анны? – прошептала Хелен. – Я ведь обещала тебя долго не задерживать.
– Анны? А кто она такая? – Маски встретились, поцеловались. – Я люблю тебя, Хелен.
– А я тебя.
Спасибо за совет, папочка. А теперь мы вот чем занимаемся, да к тому же на переднем сиденье твоей машины. Не прошло и пяти минут после нашего с тобой разговора. Было больнее, чем она ожидала, в этой боли была горечь победы, которая обернется поражением.
Ханни не поняла, как оказалась там, но сразу же узнала это место.
Однажды она ездила туда, когда Стефан отправился во Франкфурт, – там открывался новый магазин. Она путешествовала в поезде, а от станции – на автобусе, в котором было совсем мало пассажиров, все иностранцы, как ей показалось, кроме нее. Им пришлось подождать, пока водитель не вернется из закусочной. Он вышел, вытирая широкой ладонью пухлые губы, и внимательно посмотрел на пассажиров, прежде чем сесть за руль. Она почувствовала, что его взгляд задержался на ее лице, но решила, что ошиблась. Прошло время таких взглядов, и он не мог увидеть маленький букетик цветов у нее в сумке, завернутый в папиросную бумагу.
Стоял жаркий сухой летний день, и дорога казалась бесконечной. Другие пассажиры – двое французов и четверо американцев – муж с женой лет пятидесяти и две женщины постарше – шептались между собой, но голоса терялись в шуме мотора. Ей бы хотелось, чтобы пассажиры говорили нормальными голосами, а не шептались, как на чьих-то похоронах.
Наконец они прибыли на место, и водитель, ковыряясь в зубах, задумчиво смотрел на них, когда они выходили. У забора росла высокая трава, по углам стояли деревянные вышки. Прямо впереди посетителей ждали открытые ворота, которые не закрывались вот уже семь лет. Издевательская надпись все еще сохранилась над входом и почему-то наполнила ее сердце трепетом. «Они читали ее, – подумала она, входя в ворота. – Наверное, они видели все то, что вижу сейчас я».
Это было единственное место, где ощущалась связь с ними.
Она зашла внутрь и вместе с остальными ходила по территории, но все это не вызывало в ней никаких чувств. Даже душевые комнаты и печи. Ничего особенного. Здесь не осталось о них памяти. Даже положить цветы было негде, и Ханни вернулась к входу, чтобы оставить их там. Когда она оглянулась, то увидела, что за ней наблюдает водитель. Он не сводил с нее глаз, пока она не села в автобус. Его лицо ничего не выражало, когда он посторонился, пропуская ее. За ней шли две американки.
– Невозможно поверить, – говорила одна из них. – Я просто не могу это представить себе.
Ханне нужно было верить или пытаться представить себе. Она видела, как это происходило. Она вместе с другими стояла в строю во время переклички на рассвете холодного зимнего дня и слышала их голоса, откликавшиеся на свои фамилии. Женщина в форме шла вдоль строя, считая ряды. Она была худой и изможденной, и на первый взгляд могло показаться, что ей тоже приходится голодать, как и остальным. Ее глаза на мгновение встретились с глазами Ханни. Суровое и волевое лицо излучало ненависть и презрение. В переднем ряду одну женщину с двух сторон поддерживали другие. Надзирательница подошла к ней, молча постояла, а потом внезапно ударила палкой, которую носила с собой. Женщина упала на промерзшую землю. Надзирательница пошла дальше, а женщина так и осталась лежать там. Она была мертва, а ее невидящие глаза смотрели в темное небо.
За этим последовало новое построение и завтрак – горячая похлебка и маленький кусочек серого хлеба. Короткая передышка перед работой. Ханни попыталась найти лица, которые помнила с детства, – тетя Мириам, тетя Сара, тетя Ева, Ивчин и Рут, Софи и Эстер. Они, конечно, изменились – кожа плотно обтягивает кости, как я у всех вокруг, но она была уверена, что узнает их.