— Согласен, — сказал Зенич.

— Вы допускаете, что этому человеку стало известно о намерениях Цырина?

— Да.

— И что поэтому пролилась кровь?

— Возможно. Они не были уверены, что Вул станет молчать. Оба думали об одном — о бегстве. Деньги хранились у Цырина. Тот, второй, подстерег его и стал требовать дележки. Они повздорили и…

— Вы видите слабость в вашей схеме? — прервал капитана Мытарев.

— Именно?

— Деньги. Почему деньги были у Цырина?

— Он вывез их из Южного — это естественно.

— Я веду речь не о логике тех или иных шагов преступников, а о некой моральной стороне дела, если можно применительно к ним говорить о морали. Деньги доверены человеку, роль которого в деле крайне незначительна. Его иерархический номер в операции третий, если их было трое, или четвертый, если четверо. И какие деньги! Обычно «шефы» никому не доверяют таких сумм.

— У них не было иного выхода.

— Почему же тогда убийца Цырина, «главный» — будем называть его так — не знал, где и как хранятся деньги? Для них это был вопрос первостепенной важности.

— Вы думаете, он не знал?

— Не забывайте, что половина денег осталась в лодке, в которой, как вы помните, он побывал.

— Признаю, — согласился капитан. — Действительно, какой-то странный «главный». Но вернемся к тридцать шестому километру.

— Не разбрасывайтесь этим «главным», — назидательно сказал Мытарев. — Он ваш козырной туз, берегите его. По поводу вашей версии… Вы серьезно считаете, что в настоящий момент «главный» действует за Цырина?

— Да.

— Какой смысл?

— Все тот же — побыстрее исчезнуть из поля зрения.

— Путь, который вы определили Цырину, — не самый быстрый. К тому же он опасен: Цырин убит и мы находим труп. Ну, а если быть предельно точным, то для «главного» он еще и бесполезен. Он волен выбрать любой вариант бегства — мы его не знаем.

— А если Вул начнет говорить?

— Вы же понимаете, что на время, которое прошло, это не распространяется.

— Это знаем мы. А «главный»? И потом, возможно, он еще в городе.

— Оповещение на вокзалы мы уже дали, — задумчиво сказал Мытарев. — Будьте уверены, «пограничника» там не пропустят. Хотя, повторяю, лично я в это не верю.

— Товарищ полковник! — ожил селектор. — Трубочку! Киреев.

— Да, — сказал Мытарев, взяв трубку. — Да я.

Больше он ничего не сказал и, слушая Киреева, очень выразительно смотрел на Зенича.

— Есть новая фамилия, — сказал он через минуту, прикрыв микрофон рукой. — Запомните: Бабура.

ДВАДЦАТЬ ОДИН ЧАС ДВАДЦАТЬ МИНУТ

Литвинову «вели» от самого дома. Шла она медленно, часто останавливалась, но никуда не заходила по дороге. Лейтенант, сопровождающий ее, так охарактеризовал эти остановки:

— Она на что-то решается.

Ему было проще: он ее видел. У Киреева же перед глазами был только план города, на котором он прикидывал местонахождение Литвиновой. Но все равно вывод, который сделал Киреев, опережал возглас старшего лейтенанта.

— Она идет к нам! — закричал лейтенант, и Кирееву захотелось на него цыкнуть.

— Я поднимусь к себе, — сказал он дежурному. — Как появится — проводите.

Литвинова вошла через несколько минут и робко спросила старшего лейтенанта.

— Пойдемте, — пригласил дежурный.

— Разве он на работе? — удивилась женщина. Казалось, ее больше устроило, если бы Киреева не оказалось на месте.

— На работе, — сказал дежурный и отвел ее наверх.

— Вы меня не ждали? — спросила Литвинова, входя.

— Я вас ждал, — ответил старший лейтенант. — Я знал, что вы придете, но не хотел торопить. Садитесь, пожалуйста.

Не сводя с него тревожных глаз, женщина села.

— Я хотела у вас спросить про одного человека, — начала она.

— Какого человека? Литвинова замялась.

— Вы помните наш уговор, Любовь Ивановна? Говорить обо всем честно и без утайки.

— Все, что знала, я уже рассказала. Это был ее стандартный ответ.

— Тогда что заставило прийти?

— Чтобы спросить про одного человека.

— Про какого? Назовите его. Иначе разговора у нас не получится.

Она подумала немного. Сказала:

— Бабура. Звать Виктором.

— Это какой Бабура? — поинтересовался Киреев. Где-то он уже слышал эту фамилию.

— Он на автобусе работает…

— На заводском?! — вспомнил старший лейтенант.

— Да.

— Почему вас интересует шофер автобуса Бабура?

— Виктор… мой друг. Я не видела его уже целую неделю. — Она дышала часто и тяжело. — Я… Я видела его. С тем человеком, которого… убили.

— Когда?

— Десять дней назад.

«За четыре дня, до кражи», — отметил старший лейтенант.

— Где?

— На автостанции.

— При каких обстоятельствах?

Она ничего не рассказывала сама. Она только отвечала на вопросы.

— Я в тот день отпросилась пораньше, чтобы зайти в детский сад. Я боялась…

— Чего?

— Я боялась за сына.

— Почему?

— За день до этого кто-то позвонил в бухгалтерию, сказал… что из детского сада… что мальчик заболел и чтобы я пришла.

«Стоп, — сказал себе Киреев. — Не спеши. За этим что-то кроется».

— В кассе есть телефон. Почему же звонили в бухгалтерию?

— Не знаю.

— Кто звонил?

— Какой-то мужчина.

— Среди персонала детского сада есть мужчины?

— Там директором мужчина.

— Что делали после звонка?

— Закрыла кассу и помчалась в детский сад.

— И выяснилось?..

— Что сын здоров.

— И что никто не звонил?

— Да.

«Странный звонок, — подумал Киреев. — В ее рассказе чего-то не хватает. Если Бабура действительно причастен к краже, то и тут не обошлось без него. Хотели убрать ее из кассы? Для чего?»

— Скажите, Любовь Ивановна, вы в тот день встречали Виктора?

— Да.

— Когда и где?

— Я встретила его в коридоре заводоуправления, когда бежала в садик. Он предложил меня подвезти.

— На автобусе?

— Да. Я согласилась.

Хотели убрать из кассы. И Бабура тут как тут. Только зачем ее убирать? До зарплаты четыре дня. Ключи, надо полагать, они уже имели. Ключи! Вот оно что! Конечно же, ключи…

После такого звонка она должна была забыть обо всем на свете — этого они добивались.

— Любовь Ивановна, с ваших слов я знаю, что, покидая завод, вы всегда сдаете ключи. Сдали вы их в тот раз?

Женщина молчала.

Старший лейтенант повторил вопрос.

— Нет, — растерянно сказала она. — Не сдавала.

— Вы положили их в сумку?

— Да.

— А сумку у вас взял Виктор.

Она сделала последнюю попытку оправдать его.

— Он сказал, что я сама не своя. Что выгляжу очень плохо… Взял у меня сумку и довел до автобуса.

— Он подвез вас к садику?

— Да.

— Вы выбежали?

— Да.

— Виктор пошел с вами?

— Он остался в автобусе?

— Вы были без сумки?

— Не помню.

Она помнила. Она это хорошо помнила.

— Я была в таком состоянии, что…

— Вы оставили сумку в автобусе, — заключил Киреев.

— Наверное…

— Вы оставили ее в автобусе — сумку, в которой были ключи.

Кажется, она поняла.

— Нет, — сказала она. — Нет… Нет!

Он не давал ей опомниться.

— Вы встретили их на следующий день, Виктора и человека с фотографии. Вы подошли к ним?

Она молчала.

— Вы подошли к ним?

— Да, — неожиданно спокойно ответила Литвинова.

Казалось, ей вдруг стали безразличны и то, что случилось, и их разговор.

— Виктор познакомил вас?

— Нет. Тот, второй, сразу распрощался и ушел, а Виктор заспешил куда-то и уехал.

— В последующие дни вы встречались?

— Нет.

— Но с работы вы уезжали на автобусе?

— Я ходила пешком.

— А пятнадцатого?

— Пятнадцатого он подошел сам… — Она снова заволновалась. — Просил прощения… Говорил всякие ласковые слова…

— И вы его простили?

— Я его простила,

— Он подошел к вам на втором этаже?