«Мы все стараемся сегодня, — думал капитан, глядя на проплывающую внизу дорогу. — Мы все очень стараемся и идем в хорошем темпе. Истины пока нет. Она закрыта домыслами, как небо тучами. Но мы найдем то, что ищем, — после самого долгого дождя обязательно бывает хорошая погода». Все это нравилось Зеничу. «Все это по мне, — сказал он себе. — Так точнее. И ночь без сна, и свистопляска под облаками, то, что счет километрам ведешь на сотни, а времени — на минуты, и встречи, и помощь людей, о которых вчера еще не имел никакого представления, и сознание собственной значимости, а порой такой же остроты чувство собственного бессилия. Плох только повод, вызвавший к жизни все это стремительное нагромождение впечатлений и поступков…»

— Степное, — прерывая раздумья капитана, прокричал пилот.

Зенич посмотрел вниз — село было маленьким, несколько десятков одинаковых аккуратных домиков вдоль дороги.

— Садимся, — крикнул он и для убедительности ткнул вниз рукой.

— Понял, — кивнул пилот.

Сели в том месте, где прерывалась посадка, отделяющая дома от дороги, — здесь был въезд в село. Это было шумное зрелище, но никто не вышел на него поглядеть. Убаюканное мерным шумом дождя, лежало перед ними село Степное, и где-то здесь, если верить документам рейса, жила одна из пассажиров. Симпатичная блондинка. Четвертая.

«С чего начать? — прикидывал капитан. — Зайти в один из домов и спросить? Когда ближайшие соседи — всего лишь несколько десятков семейств, должны же они знать, кто, куда и зачем отсюда уезжает».

Распахнув дверку кабины, он спрыгнул и обнаружил, что стоит на асфальте. Въезд в село был асфальтирован и дорожка вдоль домов тоже. Зенич пересек дорожку и открыл калитку ближайшего дома: Метрах в пяти от аллеи, соединяющей калитку с домом, стояла большая будка. Пес, если он был в будке, наверное, дремал, и капитан беспрепятственно прошел к дому. Постучал.

Появилась сумрачная баба. Спросила:

— Чего?

— Извините, это Степное?

— Степное, — сказала баба, с подозрением глядя на Зенича.

— Я ищу женщину, которая уезжала в Южное и сегодня ночью вернулась, — изложил капитан свое дело.

— А фамилия как?

— Не знаю.

— Тогда и я не знаю, — сказала она, всем своим видом давая понять, что не намерена продолжать разговор.

«Безнадежно, — решил Зенич. — Интересно, они тут всегда такие или только по дождливым субботам?»

— Ну, а власть у вас есть? — спросил он.

— Какая власть?

— Сельсовет.

— Второй дом налево.

Возвращаясь к калитке, он чувствовал на себе ее взгляд. «Крутая женщина, — думал он. — А вдруг собаку спустит?»

На фасаде второго дома слева не было никакой вывески, и капитан решил, что ошибся. Но вывески не было ни на соседнем доме, ни на доме рядом, и он вернулся к тому, на который указала женщина. Дверь дома неожиданно распахнулась, навстречу шагнул невысокий, плотного сложения мужчина с висячими в пол-лица усами, в дождевике и спросил в точности как баба:

— Чего?

— Здесь сельсовет?

— Здесь, — сказал мужчина. — А вы кто будете? Зенич назвался.

— Извините, товарищ капитан, — сразу подобрел мужчина. — Не ждали мы гостей. Ваш вертолет?

— Наш.

— Отлично стала милиция работать! Председатель здешнего сельсовета Марыганов, — наконец догадался представиться мужчина. — Прошу в дом.

— Я спешу, товарищ Марыганов, — сказал капитан. — Поговорим здесь. Меня интересует молодая симпатичная женщина. Блондинка.

— Блондинка? — хитро улыбнувшись, переспросил председатель. — Так бы сразу и говорили. Симпатичных блондинок в наличии имеется три. Учительница, жена агронома, тоже агроном, и заведующая магазином, она же продавец. Заведующая как с утра укатила продукты получать, так еще не вернулась. Учительница в школе, агрономша в поле…

«Что ты мелешь?» — подумал капитан, а вслух спросил:

— Какое поле?

— Это я так, для рифмы, — пояснил председатель. — Грешен. Люблю другой раз в разговор рифму вставить. Вообще-то агрономша теперь дома. И учительница тоже.

— Женщина, о которой идет речь, приехала сегодня ночью на автобусе из Южного, часа в три. Мог ее кто-нибудь видеть?

— В такое время вряд ли. Вот разве что сторож…

— Какой сторож?

— Дед Марк. Магазин сторожит. Магазин — вон он… — Председатель показал. — А напротив как раз остановка автобуса.

— Где сейчас сторож?

— В магазине, где ж ему быть. Он там и живет, при магазине.

— Проводите, пожалуйста.

Магазин находился метрах в двухстах от сельсовета — традиционный сельский магазин, где продавалось все. На двери висел большой замок.

— Нам не сюда, — сказал председатель. — Нам с другой стороны.

Они обошли дом и, перешагивая через разбитые деревянные ящики, валявшиеся повсюду, приблизились к обитой железом двери, которую пересекал по диагонали массивный железный брус.

— Закрыто, — констатировал Зенич.

— Это для виду, — успокоил председатель. — И для продавщицыного спокойствия, чтоб дед не сбежал. Он изнутри дверь открыть никак не может.

— Ну, а замок?

— Днем это бутафория, — пояснил Марыганов. И добавил весело: — Кому надо, тот знает. — Он открыл замок, выдернул нижний конец бруса из паза, отвел брус в сторону, распахнул дверь и пригласил: — Прошу!

Они вошли и попали в затхло-темный мир. Прямоугольник двери был единственным источником света в помещении, служившим, по-видимому, складом.

— Где же ваш дед? — спросил капитан.

— Здесь, — ответил председатель. — Никуда не делся.

В дальнем углу кто-то зашевелился, и сиплый голос спросил:

— Тебе чего, Ермолаич, бутылку?

— Брось свои шутки, дед, — мрачно сказал председатель. — А ну выдь-ка, дело есть.

В углу еще долго кряхтели, потом, осторожно ступая, из темноты возник и приблизился ветхий безбородый старичок лет восьмидесяти, в фуфайке, в валенках, но без шапки.

— Ружье где? — пугнул его председатель. — Почему без ружья?

— Есть ружье, — сказал дед. — Есть. Возьму, если потребуется. Что-то тебя, сынок, не признаю, — сказал он Зеничу. — Ты наш, степновский?

— Я из милиции, дедушка, — сказал капитан. — Я к вам по делу.

— Зачем из милиции? — не понял дед. — Службу несем исправно. Никогда ничего не пропадало.

— Товарищ тебя, дед, не проверять приехал, — объяснил председатель. — Он тебя кое о чем порасспросить хочет.

— Пусть спрашивает, — разрешил сторож.

— Спрашивайте, пока он в настроении, — шепнул председатель Зеничу. — Старик крутой. Сдвинется винтик — слова из него не вытяните.

— Вы сегодня ночью дежурили? — спросил капитан.

— Дежурил. Я, сынок, всегда по ночам дежурю.

— Где вы находитесь ночью?

— В магазине. У двери ящик пристрою и сижу до утра.

— Можно взглянуть?

— Чего ж нельзя? Можно.

Дед отошел к стене, нашарил и распахнул дверь в магазин. Капитан с председателем шли следом.

Из двух больших окон магазина отлично просматривались и посадка, и дорога, и то место, где стоял вертолет.

— Ух ты, ветрогон! — увидев его, сказал дед.

— Не ветрогон, а вертолет, — поправил председатель.

— Ну, вертолет. Твой, сынок, ветрогон?

— Мой, дедушка, — сказал Зенич.

— Да ты, я вижу, большой начальник! — удивился дед. — Ты давай спрашивай, я тебе все расскажу.

— Вы всю ночь здесь сидите?

— Дежурю, — уточнил дед.

— Дежурите. Если кто под окнами ходит, видите?

— Вижу. Только редко кто теперь ходит. В такую погоду по домам все больше сидят. А если и ходят куда, так это к нам, в магазин.

— По ночам улица освещается?

— Освещается, — сказал председатель.

— Когда освещается, когда нет, — уточнил дед. — На столбе, что у магазина, лампочка не всегда горит.

— Вчера горела?

— Горела.

— И вы видите все, что происходит на улице?

— Все! — с гордостью сказал дед.

— Он у нас на спор пять пустых консервных банок с пятидесяти метров из дробовика сшибает, — вставил председатель. — Все с первого выстрела. Есть такие, которые не верят. Так потом им это дорого обходится.