Изменить стиль страницы

Счастливый брак Октавии и Марцелла длился до 40 года до н. э. — результатом его стали две девочки и мальчик. Для Рима эти же годы были временем великих потрясений. Интриги Цезаря посеяли смуту во всех римских владениях, и сограждане, мечтавшие возродить республику, в 44 году до н. э. уложили на погребальный костер и самого смутьяна.

Неожиданно наследником Цезаря был объявлен любимый племянник (брат Октавии) — Октавиан, который кроме имущества влиятельного родственника получил еще и Римскую державу. (В завещании Цезарь объявил об усыновлении Октавиана, и последний взял имя приемного отца — Гай Юлий Цезарь. В 27 году до н. э. сенат удостоил нового Цезаря почетного титула Август — «возвеличенный» в переводе с латыни. Но мы с вами, читатель, чтобы не вносить путаницу, будем и дальше именовать его более привычным именем — Октавиан.)

Вместе с властью Октавиан получил и сопутствующие ей проблемы; главной из которых был военачальник Марк Антоний. И наследник Цезаря, бывший к тому же способным учеником, вспомнил о попытке приемного отца уладить неприятности с Помпеем в 54 году до н. э. Увы! Женщины часто являлись разменной монетой в мужских отношениях.

В плену страстей. Женщины в истории Рима pic_5.png
Октавия (Мрамор. Около 40 г. до н. э.), справа — Октавиан (Мрамор. Между 35–29 гг. до н. э.)

Идею Октавиана поддержали все римляне, которых приводило в ужас противостояние Антония и Октавиана. Как утопающие хватаются хоть за соломинку, так и они, римляне, уцепились за эту идею. Прошел слух, что между Антонием и Октавианом достигнуто мирное соглашение. Римляне, по свидетельству Диона, «впустили этих двух правителей в город на лошадях, как будто в триумфе, предоставили им триумфальное платье — такое же, как у тех, кто праздновал триумфы, — разрешили им наблюдать за представлениями, сидя на государственных скамьях, и предложили Антонию жениться на овдовевшей сестре Цезаря, Октавии, хотя она и была беременна…»

Задержка в исполнении надежд римлян сразу изменила их поведение. Дион пишет: «Сначала, встречаясь на сходках или собираясь на представлениях, они торопили Антония и Цезаря заключить мир и при этом подымали громкий ропот; и так как эти лидеры не слушали их, они все более отдалялись от них и поддерживали Секста» (третья враждующая сторона — Секст Помпеи).

Вынужденное появление на политической арене благочестивой, добродетельной Октавии описано Плутархом.

«Цезарь горячо любил сестру, которая была, как говорится, настоящим чудом среди женщин. Гай Марцелл, ее супруг, незадолго до этого умер, и она вдовела. После кончины Фульвии вдовел, по-видимому, и Антоний, который сожительство с Клеопатрой не отрицал, но признать свою связь браком отказывался — разум его еще боролся с любовью к египтянке. Итак, все хлопотали о браке Антония и Октавии в надежде, что эта женщина, сочетавшись с Антонием и приобретя ту любовь, какой не могла не вызвать ее замечательная красота, соединявшаяся с достоинством и умом, принесет государству благоденствие и сплочение. Когда обе стороны изъявили свое согласие, все съехались в Риме и отпраздновали свадьбу, хотя закон и запрещал вдове вступать в новый брак раньше, чем по истечении десяти месяцев со дня смерти прежнего мужа; однако сенат особым постановлением сократил для Октавии этот срок».

Кстати, и Антоний не долго скорбел о Фульвии — он женился в год ее смерти. Этот дамский угодник, идя в четвертый раз под венец, гораздо больше переживал о живой и здоровой (но находившейся в далеком Египте) Клеопатре. Тотчас после заключения брака «Антоний приказал убить Мания зато, что он возбуждал Фульвию, наклеветав на Клеопатру, и таким образом оказался виновником стольких зол» (Аппиан).

Клеопатра, самая большая любовь Антония, даже из Египта оказывала влияние на его мысли и поступки. Царица понимала, что, пока между Октавианом и Антонием царит мир, она не сможет вести свою игру. «В свите Антония был один египетский прорицатель, составлявший гороскопы… он прямо, не стесняясь, говорил Антонию, что его счастье, как бы велико и блистательно оно ни было, Цезарем затмевается, и советовал держаться как можно дальше от этого юноши… И, сколько можно судить, происходившее подтверждало слова египтянина. В самом деле, передают, что когда они в шутку метали о чем-нибудь жребий или играли в кости, в проигрыше всегда оставался Антоний. Всякий раз, как они стравливали петухов или боевых перепелов, победа доставалась Цезарю, Антоний втайне об этом сокрушался; все чаще и чаще прислушивался он к словам египтянина и, наконец, покинул Италию, домашние свои заботы передав Цезарю. Октавия, которая тем временем родила дочку, проводила его до самой Греции» (Плутарх).

Две женщины, Октавия и Клеопатра, вступили в незримую борьбу: первая видела свое призвание в том, чтобы сохранить мир между римлянами, а вторая стремилась во что бы то ни стало разрушить его.

Предварительно два самых влиятельных римлянина разделили между собой государство: Октавиану досталась западная часть, Антонию — восточная, начиная от иллирийского города Скодра. Так что Антонию надлежало удалиться в собственные владения. Аппиан пишет, что «Антоний провел зиму в Афинах с Октавией, как перед тем в Александрии с Клеопатрой, имея сведения из лагерей только на основании присылаемых сообщений».

Пожалуй, эта зима была единственным временем, когда Октавия чувствовала себя женой Антония, а не пешкой в политических играх. «Он сменил жизнь вождя, — отмечает Аппиан, — на скромную жизнь частного человека, носил четырехугольную греческую одежду и аттическую обувь, не имел привратников, ходил без несения перед ним знаков его достоинства, а лишь с двумя друзьями и двумя рабами, беседовал с жителями, слушал лекции. И обед у Антония был греческий; с греками же он занимался гимнастическими упражнениями; празднества и развлечения он делил с Октавией. Сильна была в это время его страсть к Октавии, так как он вообще быстро увлекался любовью к женщинам. Но как только миновала зима, Антоний сделался как бы другим человеком, вновь изменилась его одежда, а вместе с тем и весь его образ жизни».

Плутарх добавляет, что Антоний «между тем, из-за каких-то наветов, проникся к Цезарю новой враждой и отплыл в Италию с флотом из трехсот судов. Брундизий отказался его принять, и он пристал в Таренте».

Жена, родившая дочь и снова беременная, без раздумий заняла место на корабле рядом с Антонием. Октавия терпеливо сносила все выходки грубого пьяницы и бабника, каким и был Антоний, назначенный ей в мужья Октавианом и римлянами. Верная своей исторической миссии, она из последних сил пыталась сохранить мир между братом и мужем.

Из Тарента Октавия отправилась в качестве посла Антония к брату.

Плутарх рассказывает:

«Она встретилась с Цезарем в пути и, заручившись поддержкой двоих из его друзей — Агриппы и Мецената, умоляла и заклинала не допустить, чтобы из самой счастливой женщины она сделалась самою несчастною. Теперь, говорила Октавия, все взоры с надеждою обращены на нее — сестру одного императора и супругу другого.

— Но если зло восторжествует и дело дойдет до войны, кому из вас двоих суждено победить, а кому остаться побежденным, — еще неизвестно, я же буду несчастна в любом случае.

Растроганный ее речами, Цезарь вступил в Тарент вполне миролюбиво, и все, кто был тогда в городе, увидели несравненной красоты зрелище — огромное войско, спокойно расположившееся на суше, огромный флот, неподвижно стоящий у берега, дружеские приветствия властителей и их приближенных. Антоний первым принимал у себя Цезаря, который ради сестры пошел и на эту уступку. Уже после того, как была достигнута договоренность, что Цезарь даст Антонию для войны с Парфией два легиона, а Антоний Цезарю — сто кораблей с медными таранами, Октавия выпросила у брата для мужа еще тысячу воинов, а у мужа для брата — двадцать легких судов, на каких обыкновенно ходят пираты».