Изменить стиль страницы

«Святость домашнего очага она блюла со старинной неукоснительностью, была приветливее, чем было принято для женщин в древности; была страстно любящей матерью, снисходительной супругой и хорошей помощницей в хитроумных замыслах мужу и в потворстве сыну» (Тацит).

Ливия была идеальной женой, и лишь одно обстоятельство омрачало семейную жизнь Августа — у них не было детей, «зачатый ею младенец родился преждевременно» (Светоний). Октавиан же непременно хотел, чтобы наследник был родным ему по крови. Он очень рано начал заботиться о преемнике, и на то были свои причины. Император отличался слабым здоровьем; его тщедушное тело собрало почти все известные болезни, за исключением присущих только женщинам.

«И здесь принцепса, — замечает В. Н. Парфенов, — удачливость которого вошла в поговорку (много позже новым императорам Рима традиционно желали быть „счастливее Августа и лучше Траяна“), постигает череда катастрофических неудач, постоянство которых заставляет видеть в них нечто большее, чем набор простых случайностей».

В плену страстей. Женщины в истории Рима pic_6.png
Ливия (Мрамор, конец I в. до и. э. — начало I в. н. э.)

Сначала Август «возвеличил Клавдия Марцелла, еще совсем юного сына своей сестры, сделав его верховным жрецом, а также курульным эдилом» (Тацит). Он женил племянника на своей единственной дочери от брака со Скрибонией и принялся ждать внуков. Вместо них Август в 23 году до н. э. получил известие о смерти Марцелла.

Следующий престолонаследный проект принцепс связал со своим ближайшим другом и сподвижником Марком Агриппой — человеком незнатного происхождения, но весьма талантливым военачальником. За него выдали Юлию — дочь Августа.

«Новый брак Юлии, — пишет В. Н. Парфенов, — оправдал возложенные на него Августом надежды: в 20 году до н. э. она родила сына, названного, как и дед, Гаем, а через три года появился на свет еще один мальчик, получивший имя Луция. После его рождения Август усыновил обоих внуков, приобретя путем этой процедуры сразу двух наследников. Таким образом, нельзя не признать, что если Ливия строила иные династические планы, то они потерпели сокрушительное поражение».

Октавиан Август нетерпеливо начал продвигать своих усыновленных внуков по ординаторской лестнице. По свидетельству Тацита, он «страстно желал, чтобы они, еще не снявшие отроческую претексту,[6] были провозглашены главами молодежи и наперед избраны консулами».

Пользуясь тем, что Август, наконец-то обретший наследников родной крови, находился в состоянии эйфории, Ливия начала продвигать собственных сыновей. После смерти родного отца они перебрались в дом отчима. Тацит пишет об Августе, что «своих пасынков Тиберия Нерона и Клавдия Друза он наделил императорским титулом, хотя все его дети были тогда еще живы».

Радость Августа начала омрачаться постепенно. В 13 году до н. э. умирает его зять Марк Агриппа. Тиберию, старшему сыну Ливии, было велено «немедленно вступить в брак с Юлией, дочерью Августа» (Светоний). Для Ливии это был хороший знак; как только Юлия становилась вдовой, ее всегда выдавали замуж за человека, от которого Август ждал престолонаследника. Хотя на этот раз было бы странно оценивать брак с такой позиции: ведь у Августа уже имелись два усыновленных мальчика от Агриппы, а третий, Агриппа Постум, родился после смерти отца. Впрочем, когда наследством является Римская империя, никто не застрахован от случайностей. Тиберий вынужден был развестись с прежней женой, Агриппиной, «хотя они жили в согласии, хотя она уже родила ему сына Друза и была беременна во второй раз» (Светоний).

Новый брак не принес счастья молодым. Тацит с сочувствием пишет о Тиберий:

«Для него это было безмерной душевной мукой: к Агриппине он питал глубокую сердечную привязанность, Юлия же своим нравом была ему противна — он помнил, что еще при первом муже она искала близости с ним, и об этом даже говорили повсюду. Об Агриппине он тосковал и после развода; и когда один только раз случилось ему ее встретить, он проводил ее таким взглядом, долгим и полным слез, что были приняты меры, чтобы она больше никогда не попадалась ему на глаза. С Юлией он поначалу жил в ладу и отвечал ей любовью, но потом стал все больше от нее отстраняться; а после того, как не стало сына, который был залогом их союза, он даже спал отдельно. Сын этот родился в Аквилее и умер еще младенцем».

И у Юлии не лежала душа к Тиберию. Она вспомнила о своем давнем любовнике Семпромии Гракхе, с которым сошлась, когда была замужем за Марком Агриппой. Это еще больше осложнило постылую для обоих семейную жизнь. «Упорный любовник разжигал в ней своенравие и ненависть к мужу; и считали, что письмо с нападками на Тиберия, которое Юлия написала своему отцу Августу, было сочинено Гракхом» (Тацит).

Тиберия не любил и Август (среди пасынков он предпочитал младшего — Друза). Вслед за императором и его дочерью Тиберия не любил весь Рим. Лишь один человек испытывал к нему противоположные чувства — именно материнская любовь и определила судьбу Тиберия.

Ливия продолжала вести сына по жизни, даже когда он сдался перед трудностями, оставил все свои мечты и решился покинуть Рим. Светоний сообщает, что Тиберий «просил отпустить его, ссылаясь лишь на усталость от государственных дел и необходимость отдохновения от трудов. Ни просьбы матери, умолявшей его остаться, ни жалобы отчима в сенате на то, что он его покидает, не поколебали его; а встретив еще более решительное сопротивление, он на четыре дня отказался от пищи».

К истинным причинам опрометчивого поступка Тиберия относят самое разное. Например, Тацит говорит, что Юлия, новая жена Тиберия, «пренебрегала им как неравным по происхождению; это и было главнейшей причиной его удаления на Родос». У Светония свои догадки: «Быть может, его толкнуло на это отвращение к жене, которую он не мог ни обвинить, ни отвергнуть, но не мог и больше терпеть; быть может — желание не возбуждать неприязни в Риме своей неотлучностью и удалением укрепить, а то и увеличить свое влияние к тому времени, когда государству могли бы понадобиться его услуги. А по мнению некоторых, он, видя подросших внуков Августа, добровольно уступил им место и положение второго человека в государстве, занимаемое им так долго».

Обстоятельство, неожиданно возникшее в пути, едва не изменило планов Тиберия. В Кампании его настигло известие о нездоровье Августа (который болел весьма часто и несколько раз был близок к смерти). Но желанного результата от недомогания отчима он не получил. Вместо этого пошли слухи, что Тиберий медлит, ожидая, «не сбудутся ли самые смелые его мечты». Пришлось сыну Ливии продолжить путешествие, причем, уточняет Светоний, «он пустился в море почти что в самую бурю и достиг наконец Родоса». Положению Тиберия на Родосе не позавидовал бы и простой смертный. Он понял собственную глупость и попытался добиться разрешения повидаться со своими родственниками, но «получил отказ: мало того, ему было объявлено, чтобы он оставил всякую заботу о родственниках, которых сам с такой охотой покинул». Однако Ливия не оставила непутевого сына: она добилась, «чтобы для сокрытия позора он хотя бы именовался посланником Августа».

Впрочем, формальная должность была слабой защитой Тиберию.

Послушаем дальше рассказ Светония.

«Теперь он жил не только как частный человек, но как человек гонимый и трепещущий… Он забросил обычные упражнения с конем и оружием, отказался от отеческой одежды, надел греческий плащ и сандалии и в таком виде прожил почти два года, с каждым днем все более презираемый и ненавидимый. Жители Немавса даже уничтожили его портреты и статуи, а в Риме, когда на дружеском обеде зашла о нем речь, один из гостей вскочил и поклялся Гаю, что если тот прикажет, он тотчас поедет на Родос и привезет оттуда голову ссыльного — вот как его называли. После этого уже не страх, а прямая опасность заставили Тиберия с помощью матери неотступными просьбами вымаливать себе возвращение».

вернуться

6

[vi] Не достигшие 16-летнего возраста