Вот, допустим, осенившая вас в ранней юности догадка, нашедшая со временем свое закономерное подтверждение благодаря вашей недюжинной наблюдательности либо вследствие овладения вами комплексом соответствующих научных знаний, — так вот, догадка о том, что человек — смертен. Она же не испортила вам жизнь? Не испортила! А ведь могла? Запросто! Ну в самом деле, вы со свойственной вам пытливостью постигли тайну закона недолговечности всего живого. Ну что ж, честь вам и хвала за это. Но от того, что вы умрете с почестями дотошного натуралиста, — вам же легче не становится! Не помогают даже откровенные разговоры с самим собой. Ну, допустим: «На основе накопленного мною опыта и знаний я уже почти теоретически усвоил, что человек — увы! — не вечен. Это неприятно. Но что самое неприятное — вот уж никак не ожидал такой подлянки! — оказывается, даже Я смертен!! Это уже просто нонсенс. Это вообще в голове не укладывается. Конечно, по мере накопления знаний я уже начал догадываться, что здесь что-то неладно, что как-то не сходятся концы с концами. Но чтобы настолько!.. И мысли, и плоть, а может быть, и душа… Как же дальше жить с таким неимоверным грузом познаний?» И тем не менее, вы живете. А почему? А потому, что закон — объективен, а вот следствия — субъективны! И каждый из нас этим успешно пользуется, правда, каждый по-своему. Можно до конца дней своих отравить себе жизнь этим подавляющим волю знанием, которое, повторяю, само по себе нейтрально, а можно им умело распорядиться, — всё зависит от вас. Одни — кто попроще, догадавшись, что не знание неминуемого конца отравляет им жизнь, а неотступные мысли о нем, — гонят их прочь и худо-бедно справляются со своей напастью. Другие, как граф Л. Н. Толстой, вознамерившийся было наложить на себя руки ввиду постигшего его внезапно осознания бессмысленности жизни из-за ее неизбежного предела, — по молодости лет и еще довольно долго потом, в связи с чрезвычайной литературной занятостью, эта мудреная мысль его как-то не посещала, — мучительно ищут и находят более сложные, а потому более надежные и универсальные следствия из непреложного закона конечного существования человека как личности, пользуясь которыми они прокладывают нетрадиционные пути к Богу и проникаются внецерковной верой в жизнь.

Обобщая бисером рассыпанные обрывки мыслей, хочу еще раз подчеркнуть и одновременно вас успокоить: само по себе знание бесперспективности нашего будущего не несет в себе ничего страшного, точно так же, как и знание того, что человек смертен. Всё дело в том — что из этого следует. А следует из этого вот что: если каждый из нас нашел для себя противоядие от кажущейся бессмысленности жизни по причине ее недолговечности — кто в вере, кто в чем другом, то против бесперспективности нашего общего будущего и искать-то ничего не надо, потому что оно нас просто не волнует. Точнее сказать, волнует, но не настолько, чтобы ломать из-за этого привычный распорядок дня, отлаженный образ жизни, отказываться от никогда неутихающего, а потому всегда злободневного противоборства с государственным и местным чиновничеством, схватка с которым требует от нас полной самоотдачи и громадного напряжения всех духовных и физических сил. Поэтому в нашей с вами жизни ничего не изменится. Как выращивали у себя на дачных грядках укроп с картошкой, так и будем выращивать, несмотря на происки колорадского жука, паршивые погодные условия и обещания каждого нового правительства обеспечить бурный рост сельского хозяйства; как колесили на «Жигулях» по ухабистым дорогам России, так и будем колесить, молча проклиная политику протекционизма отечественному автопроизводителю и чванство международных чиновников, в упор нежелающих видеть нас в своей Всемирной торговой организации; как ездили по обмену демократическим опытом в Северную Корею, так и будем ездить. Хотя не исключено, что вскоре Северная Корея переметнется к Южной. Ну ничего, у нас и без Северной Кореи будет с кем делиться опытом. Слава богу, есть еще Куба, Ирак, Ливия, Белоруссия… Как отключали в летний сезон на месяц горячую воду, так и будут отключать. Но разве могут эти мелкие неурядицы поколебать нашу веру в сложившийся порядок мироустройства! Прелесть нашей жизни как раз в том и состоит, что длительную полосу невезения рано или поздно сменяют лучезарные мгновения счастья. А много ли нам для этого надо? И если нам хотя бы на день раньше положенного срока подключат горячую воду, то считай — день этот прожит не зря. Единственное, что может омрачить такой светлый и радостный праздник, наполненный чувством высшего удовлетворения, так это закрадывающиеся в душу сомнения: «А навсегда ли? Не было ли это пробной топкой?»

Так вот, если вы не видите груды поверженных в борьбе с чиновничеством бездыханных тел, то это вовсе не означает, что между воюющими сторонами заключено перемирие. Как тонко подметил поэт, бросивший однажды в толпы враждующих армий фразу: «И вечный бой, покой нам только снится», — он уже тогда предвидел всю абсурдность и абсолютную невозможность полюбовного замирения сторон. Государство в лице своего законодательно-исполнительного шалмана для нас — враг, к тому же куда более коварный и изощренный, чем полчища доселе посягавших на нашу свободу и независимость татаро-польско-шведско-франко-немецких угнетателей. Само собой, в его отношении к нам я тоже не склонен усматривать особо нежную симпатию. И хотя эта баталия сопряжена с многочисленными жертвами и ведется уже не первое столетие, противоборствующие стороны, тем не менее, не питают друг к другу классового антагонизма, прекрасно понимая, что именно в таком противопоставлении взаимоисключающих интересов и заключена мистическая сущность России. При желании в этом противостоянии можно даже обнаружить кое-какие правила, бытовавшие еще во времена сражений доблестных и благородных рыцарей.

К числу таких правил я в первую очередь отношу особый характер ведения боевых действий, когда противники не ставят себе целью полностью истребить друг друга, или, иначе говоря, враждебность сторон затрагивает лишь общие, клановые интересы и не распространяется на личные, внеслужебные отношения, подобно тому, как не простирается дальше ведомства Госавтоинспекции гневная неприязнь чеченских боевиков, вызванная неуместными придирками личного состава блокпостов по части несвоевременной регистрации угнанных иномарок.

Главный предмет конфликта лежит в сфере налогового законодательства. Они нам говорят: «Неразумные! Мы ведь для вашей же пользы бесчинствуем. Неужели вы не понимаете, что если не будете платить налоги, мы не сможем обеспечить вам сносную жизнь?! В конце концов, есть же закон, право!..» Мы же им отвечаем: «От таких же и слышим! Только потому что мы не платим налоги, мы еще живы. Жизнь „по понятиям“ — выше жизни по закону, мораль — выше права!» А теперь попробуйте возразить мне — разве это не правильно почерпнутое нами следствие из их порядка налогообложения! Поэтому на каждый их закон у нас найдется свое следствие. И оно будет таким же многоплановым, как восторженный отклик слесаря-интеллигента Полесова на каверзный вопрос великого комбинатора: «Ваше политическое кредо?» — «Всегда!» Да, именно таков будет наш ответ презренному мытарю, — всегда!

И чтобы уж окончательно закрепить пройденный нами урок, я хочу обратиться к вам с контрольным заданием, и вы, как юные пионэры, — нет-нет, это не опечатка, это условный знак, с помощью которого я помечаю для себя данное место в тексте, дабы успеть обхватить чугунную батарею парового отопления, когда звуковая волна вашего единодушного отклика покатится по стране, без разбору сметая всех, кто не успел за что-нибудь надежно ухватиться, — так вот, и вы, как юные пионэры, не сомневаюсь, должным образом откликнитесь на мой к вам призыв: «Пионэры! К борьбе за дело уклонения от уплаты налогов — будьте готовы!» — «Всегда готовы!» У-ух! — только и пронеслась громогласная волна, обдав меня жаром вашего дыхания и едва не оторвав от батареи.

Защищая себя и свои семьи от порабощения властью, мы отстаиваем свое право на жизнь, данное нам то ли от Бога, то ли от кого другого, но уж точно — не от чиновника. Стратегия наших боевых действий носит сугубо оборонительный, партизанский характер: мы лишь защищаемся от наседающего неприятеля, не помышляя о контрнаступательных операциях. Из этого вытекает следующее: для нас эта война является народной, священной и отечественной, наше дело — правое, но мы не победим, поскольку к этому и не стремимся, а в силу того, что нам их не победить, хотя бы из-за лени, а им нас и подавно, просто по определению, — в этой долгой и кровопролитной войне не будет ни победителей, ни побежденных.