– Зачем ты притворялась, что ничего не знаешь, и зачем ты в таком случае рассказываешь мне об этом сейчас? – упрямился он.
– Я решила совсем не лгать тебе, даже в мелочах. Я ведь слишком уважаю тебя.
Последнее она сказала громко и со смехом и, перекрывая шум воды, так же громко добавила, что в постели у них не будет никаких проблем. Она взяла шампунь и стала медленно растирать его по телу Карла. Когда Карл растер шампунь по ее загорелому телу и когда вода полностью смыла с них пену, они продолжали стоять под струёй и целоваться. Карл обеими руками обнял ее маленькое, ловкое тело и сказал себе, что под магнитофон или без него он отдаст службе безопасности то, что этой службе принадлежит, а любви отдаст то, что принадлежит любви.
Ее волосы все еще были мокрыми, когда они вышли из ванной, и каждый со своей стороны отбросил розовое покрывало. И она не торопясь повела его к вершине блаженства.
Два дня спустя в Тринадцатом отделении стокгольмского суда проходило обсуждение правомочности задержания подозреваемых. Оно проводилось в большом, так называемом террористском зале. В тот же день четыре палестинца, подозреваемые в совершении преступления, были выдворены из страны: трое – в Ливан и один – в Ливию.
Оказалось, что один из них был без гражданства, последним его адресом был Рамаллах на оккупированном или аннексированном Израилем левом берегу Иордана. Возник юридический казус, а именно: если палестинца объявить террористом, прикрепить наручниками к руке шведского полицейского и выдворить в Израиль, то еще неизвестно, каковы будут для него последствия в Израиле. С одной стороны, разрешат ли израильтяне "меченому" палестинскому террористу оставаться на свободе? С другой – не смогут ли они отдать его под суд без предъявления какого-либо обвинения? Ведь по израильскому закону требовалось наличие такого обвинения для ареста, даже по очень широко практикуемым израильским чрезвычайным законам для палестинских террористов – вот почему израильское посольство скромно отказалось от подобной "поставки".
Сам же подозреваемый не знал этого, ведь разъяснение Израиля шведским властям было засекречено со ссылкой на интересы иностранной державы. А подозреваемый в терроризме, защищаясь, наоборот, пытался убедить всех, будто выдворение в Израиль означало бы для него пожизненное заключение и пытки, что противоречило бы шведскому закону о его высылке из Швеции.
Однако, согласно шведскому закону, он все же террорист. То есть шведский закон не требует, чтобы террорист действительно являлся террористом. Чтобы быть террористом, достаточно быть подозреваемым в терроризме. Дефиниция "подозреваемый" – свидетельство того, что человека подозревают, следовательно, он террорист.
По сравнению с любым другим шведское законодательство, если можно так сказать, в этом отношении гораздо строже. Чтобы осудить кого-либо как террориста, требуются обычно доказательства. Даже в Израиле.
В Швеции же подозреваемый уже террорист, так как его подозревает в этом шведская служба безопасности. А это значит, что его надлежит выдворить. Кроме того, это требование "справедливо" еще и потому, что его товарищи ужевыдворены. И в его распоряжении остается лишь право выбрать, куда, в какую страну он будет отправлен. Он предпочел Англию, уверенный, что свободен в выборе. Однако выбирать он мог лишь такую страну, откуда его не выдворили бы обратно в Швецию или в Израиль, что и случилось бы, если бы его, прикованного наручниками к полицейскому, доставили в аэропорт Хитроу.
Практически ему оставалось выбирать между двумя, возможно, тремя странами. Он выбрал Ливию, и поэтому в паре с полицейским улетел в Триполи (а там под свое крылышко его, вероятно, возьмет ливийская служба безопасности Мухабарат и сделает из него настоящего террориста).
Намерение осуществить выдворение палестинцев одновременно с получением права на арест учителя средней школы Хедлюнда, окрещенного газетами "Экспрессен" и "Свенска дагбладет" "шведским главой лиги", состояло в том, чтобы вызвать волну самых положительных публикаций об успехах борьбы с терроризмом и тем самым утопить неудачный исход переговоров – ведь подозреваемый Хедлюнд был отпущен на свободу из-за полного отсутствия каких-либо доказательств в причастности к убийству, – в море фотографий закованных в наручники палестинских террористов, а также оцепления на случай уличных беспорядков, служебных собак, пуленепробиваемых жилетов и тому подобного с мотивировкой уменьшения риска попыток к бегству; неясно лишь было, кто стал бы их предпринимать, хотя, по заявлению Карла Альфреда – "рупора" службы безопасности, прессе об этом сообщили сторонники осужденных.
Таким образом, результаты судебного заседания по поводу получения права на арест были неясными. К явному негодованию прокурора и служб безопасности, у адвоката тоже не было сложностей с публикациями в средствах массовой информации. Он назвал ситуацию скандальной и заявил, что, когда в службе безопасности правят "конспираторы", безопасность равна нулю и что, будь его клиент иностранцем, он, без сомнений, был бы заклеймен как "террорист", но что сейчас суду предстоит убедиться, увидев доказательства, записанные черным по белому, что для подозрений нет ни малейших оснований.
Главный прокурор К. Г. Йонссон, конечно же, потребовал провести заседание за закрытыми дверями. Но защита решительно возразила, ведь это означало бы нежелание суда раскрывать перед общественностью всю правду.
Как и ожидалось, суд со ссылкой на государственную безопасность действительно потребовал закрытого обсуждения.
Само обсуждение дела оказалось длительным. А после его окончания прошло еще целых три часа, прежде чем были объявлены результаты: Хедлюнда арестовать по подозрению в незаконном хранении оружия и в покушении или в содействии (альтернативно) в убийстве.
Адвокат разозлился, но ему тут же заткнули рот. И все же он сообщил прессе об этом беспрецедентном скандале в его тридцатипятилетней практике. И немедленно передал дело в Королевский суд, попросив вызвать нового свидетеля, а именно комиссара полиции Эрика Аппельтофта.
Ко всеобщему удивлению, Королевский суд пошел навстречу защите по многим пунктам еще до решения дела. Во-первых, согласился на немедленное рассмотрение дела с учетом того, что слишком уж надолго задержанный был лишен свободы.
Монарший суд, кроме того, согласился большую часть слушаний сделать открытыми. Уже это сбивало с толку, поскольку такое решение шло вразрез со всякими ожиданиями, но объясняло причину подобного поведения самого Королевского суда, а именно его недоверие ко всему, что утверждалось Тринадцатым отделением городского суда и так называемым "шпионским прокурором", однако об этом общественность так никогда и не узнала. В своем же кругу юристы говорили, что довольно хорошо представляли себе слабую сторону доказательств в проходившем деле о терроризме. Вдобавок при рассмотрении вопроса о задержании председательствовала сама председатель Королевского суда. Юридически это означало, что Верховный суд должен был вынести демонстративно суровый приговор.
Этот день был, таким образом, триумфальным для "звезды"-адвоката и печальным для главного прокурора, то есть для "шпионского прокурора" К. Г. Йонссона.
Зал был набит журналистами до отказа. А когда председатель суда дала слово чрезвычайно озабоченному и красному как рак Йонссону, зал закипел от разного рода предположений и радостного ожидания сенсаций.
Представление дела Йонссоном было удивительно коротким. Вначале он согласился с тем, что хранение охотничьего ружья марки "Хюскварна", калибра 12 мм, старой модели с "наружными курками", из которых к тому же один не работал, едва ли дает существенное основание для задержания, хотя его хранение бесспорно должно рассматриваться как преступление и, естественно, в связи с остальными уликами. А вот хранение патронов к оружию убийства – отягчающее обстоятельство, и оно является достаточным основанием для подозрений в содействии убийству. Такие патроны чрезвычайно редки, и приобрести их в Швеции трудно. Но именно этот тип патронов подходит к оружию убийства, а оно тоже очень редкое. Вероятность того, что Хедлюнд хранил их без связи с убийством, а лишь по чистой случайности, очень мала. К этому следует добавить, что Хедлюнд по вине своего адвоката отказывался помочь следствию, что, в свою очередь, учитывая бесспорную серьезность дела, должно считаться отягчающим обстоятельством.