А потом, сколько они ни "лазали" по потолку грота, больше ничего не нашли, и она дала знак плыть к выходу.

Как раз когда они были уже у выхода из грота, Карл почувствовал, что воздух в его акваланге кончился. Сначала он не поверил, поскольку баллон был рассчитан на 30 атмосфер, которых должно было хватить еще на три такие прогулки. Но поскольку терять время было нельзя, он автоматически схватился за ручку резервного баллона.

Никакого эффекта.

Карл уже видел поверхность воды, а Шуламит плыла от него на расстоянии трех метров. В такой ситуации неопытного пловца охватила бы смертельная паника.

Ему предстояло выбрать одно из двух. Естественным было сбросить с себя акваланг и рвануться вверх, но это привело бы к новым проблемам. Он выпустил загубник и быстро поплыл к Шуламит. Она взяла его мягко за руку, обернулась и посмотрела на него. Но тут же оттолкнула его руку и ударила ластом, чтобы оторваться. Через пару метров она остановилась, глядя на него. Ему не удавалось ясно видеть ее глаза за стеклом маски. Он показал, что воздух кончился, лишь маленькие пузырьки поднимались к поверхности, и понял, что очень скоро должен будет либо заставить ее поделиться с ним воздухом из ее акваланга, либо сбросить свой и подняться на поверхность. Видит ли она его лицо, он не знал, но продолжал смотреть на нее, даже когда начал снимать баллоны и пояс. И тогда она подплыла к нему и дала ему загубник.

Карл вновь застегнул ремни акваланга. Они поднимались к поверхности, но на полпути она изменила свое намерение и показала, что они поплывут к берегу под водой. Он взял ее манометр и посмотрели на него. Стрелка показывала, что воздуха оставалось еще много. Он кивнул, и они поплыли к берегу, попеременно пользуясь одним аквалангом. На глубине полутора метров они вынырнули, сняли маски и посмотрели в сторону берега, оба одновременно.

– Каким образом мог кончиться воздух? – спросила она, задыхаясь.

– Не только в основном баллоне, что-то не то и с резервным. Кран работает нормально, вентиль вроде тоже, а воздуха нет.

На берегу они кратко обсудили положение. Шуламит была напугана, у нее появились самые различные предположения о том, что было бы, останься они там, в глубине, без воздуха. Посмотрев на пустой баллон, она подумала, что бы случилось, если бы он достался ей.

Работники пункта проката, а их было двое, сначала уговорили их взять подводное оснащение. Это они предлагали всем. Но они же преднамеренно дали Карлу наполовину пустой баллон, нет, даже на две трети. Может, потому что он был самым большим. Но по весу определить было невозможно, он так и оставался тяжелым, хотя и пустым.

– Что будем делать? – спросила она.

– Абсолютно ничего. Просто скажем, что мой баллон пустой, и отдадим им все. И еще скажем, что не работает вентиль резервного запаса воздуха. И больше ничего. Или позовем "Шин-Бет"?

– Ты думаешь, это было сделано преднамеренно?

– Да, ведь не было запаса воздуха. И к тому же вентиль.

– Значит, нас обнаружили.

– Давай попросим политического убежища у египетских властей.

– Нечего шутить.

– Извини. А твое предложение?

– Мы едем в гостиницу и предаемся любви по-настоящему. Чтобы нас слышали и записали на пленку.

Когда они сдавали свое снаряжение, в хижине был лишь один приемщик. Он разыграл возмущение несправедливыми, как он говорил, обвинениями в халтуре. Но они не стали спорить, просто уплатили и ушли на то же место на берегу. Лежали на солнце и пытались говорить о чем угодно, только не о непонятном инциденте, который в худшем случае мог окончиться несчастьем. Она спросила, женат он или помолвлен. Он ответил, что его "странная" работа всему препятствие. Теперь их разговор перешел на личные темы, словно они были обычной влюбленной парой. Когда по пути домой они целовались, это было уже по-настоящему, по крайней мере они хотели, чтобы это было так.

Когда они ехали в лифте, где играла все та же музыка, Карл вдруг начал все больше нервничать. Но это не имело ничего общего с тем фактом, что всего полтора часа назад его пытались убить. Его мучил страх заняться любовью перед "воображаемой публикой".

Она во многих отношениях была самой соблазнительной женщиной, какую он когда-либо встречал. Офицер в его же сфере деятельности и, кроме того, старше его по званию и уж явно более опытна, чем он сам. Она рисковала жизнью за свои убеждения: во второй раз предать тайную операцию, планируемую израильской военщиной! Все ее поведение говорило о мужестве и идеологической принципиальности, а в добавок ко всему она была очень красива.

Последний факт Карл решительно попытался отбросить; он постарался смотреть на нее как на офицера, союзника, как на "источник информации" или что угодно еще, только не как на безумно привлекательную женщину. Но именно такой она и была.

До сих пор Карлу было легко заниматься любовью с полузнакомыми женщинами. Он смотрел на них как на потребительский продукт, они были для него "десертом", времяпрепровождением, тренировкой или чем угодно, но он еще никогда не называл это любовью. Либо серьезные отношения с женщиной, которая тоже любит, либо секс с официанткой из кафе "Опера" перед его закрытием. Но Шуламит Ханегби – ни то, ни другое. Или и то и другое? Но он не любил ее, поскольку едва знал. Мысли эти добивали его, он испытывал какое-то неприятное ощущение, предчувствуя, что просто-напросто не сможет быть с ней мужчиной.

В гостиничном номере двухспальная кровать с розовым покрывалом занимала почти всю комнату. Кто-то уже побывал у них и разложил все вещи, очевидно, персонал или, во всяком случае, тот, кто явно хотел, чтобы они знали об этом. Шуламит бросила приклад автомата в сумку, где она хранила оружие (необходимая мера предосторожности, когда оставляешь его в гостинице), хотя Карлу все еще было трудно привыкнуть или считать естественным, что влюбленная пара таскает с собой автоматы или что в гостиницу поселяются люди с оружием, торчащим из багажа. Он так и не смог понять, почему она приехала вооруженной, а спросить ее об этом не успел.

Шуламит сбросила с себя одежду прямо на пол, безо всякого стеснения прошла голой мимо него в ванную и включила душ. Он же нерешительно остался стоять посреди комнаты, потом, все еще сомневаясь, разделся и последовал за ней. Она уже стояла под душем. Он проглотил застрявший в горле комок и подошел к ней. Она бросила хвосты лангуст в тазик с водой.

Спина горела от солнца, теплая вода, промывавшая волосы и лицо, была соленой. Сначала он стоял несколько поодаль от нее, потом придвинулся вплотную; она подняла голову навстречу струе и зажмурилась. Здесь, под душем, их никто не мог слышать или даже записать на пленку, и она сказала, что понимает его. Он наклонился и приложил губы к ее уху.

– Мне кажется, что я не смогу ничего, мне ты очень нравишься, но я слишком уважаю тебя, – прошептал он.

Она открыла глаза и ответила ему колючим, почти раздраженным взглядом.

– Ты справился с аквалангом, в котором не было воздуха, многие не смогли бы, – ответила она, не обращая внимания на его странное извинение.

– Я профессиональный боевой пловец, так что не так уж это и странно, – ответил он хмуро.

– Знаю, – шепнула она, внезапно вытянувшись и приложив свои губы к его уху, – ты никакой не офицер безопасности, ты разведчик, и наши дали тебе кодовую кличку, о которой ты ничего не знаешь, – Coq Rouge.

Он взял ее за плечи и чуть-чуть отодвинул. Но она осталась стоять лицом вверх под водяными струями с совершенно невозмутимым видом. Когда он пришел в себя от удивления, он опять наклонился к ее уху.

– Ты делала вид, будто и не подозревала, что я боевой пловец, когда мы брали оснащение? А как ты узнала об остальном?

– Мне дядя рассказывал, где-то в Европе была встреча, там наши встречались с вашими и рассказали им об "ожидаемом арабском терроризме" в Стокгольме. Ты был одной из тем разговора, хотя я ничего больше и не знаю об этом. А теперь поговорим о другом, милый.