Люблянская история
 


 

Осенью пещерный саламандр Мик и его друг художник Жозо любили гулять по улицам Любляны, столицы Словении. Блестели мокрые после дождя черепичные крыши, желтели листья деревьев и иссиня-черные горы возвышались над городом. А приятели шли и разговаривали.
 
- Жизнь прекрасна! - сказал маленький саламандр.
- Ну не скажи, - возразил мужчина. - Уже третий день я не могу написать ни одной картины. Что же в этом прекрасного?
- А вы посмотрите вокруг.
 
Жозо поднял голову и увидел затянутое тучами небо. Выл холодный северный ветер. Птицы летели на юг.
 
- Все такое серое и неинтересное... - посетовал художник. - Совсем нечего запечатлеть на холсте.
- Видите те горы? - спросил Мик. - Почему бы вам не нарисовать их заснеженные вершины?
- Они скрыты за облаками.
- А вы представьте, что никаких облаков нет.
- Я привык изображать только то, что вижу! В конце концов, я реалист и не могу рисовать вершины, видя лишь основания.
- Довольствуйтесь малым, господин художник, - саламандр улыбнулся. - Довольствуйтесь малым и мечтайте о великом.
 
Город медленно погружался в сумерки. Шелестели ивы и тополя. Тихо журчала река. Над темной водой белел зыбкий туман. Мик взглянул на друга и произнес:
 
- Прекрасно уже то, что мы живем.

Как перестать слушать и смотреть на повторе?
Какие они!!! Вах...  

Звезды были прекрасны тем вечером
Страница книги
 
Ярко раскрашенный звездолет совершил посадку на астероиде Pal-218. Из кабины вышел парень в старомодном скафандре оранжевого цвета. Его костюм украшали давно выцветшие рисунки, а на шлеме блестели серебристые цифры: 2120. Год производства.
 
Парня звали Йоп Ван Марс. Уроженец Красной планеты. Он зарабатывал на жизнь, летая по миру и развлекая людей незамысловатыми представлениями. У него не было ни новейших систем виртуальной реальности, ни карманных голограмм, и зрители каждый раз удивлялись, когда Йоп доставал из дорожной сумки маленьких заводных роботов.
 
Покачиваясь, роботы шагали по кукольной сцене, шевелили руками и разыгрывали трогательную историю о жизни марсианской деревни. Их предприимчивый хозяин всегда мечтал поставить настоящую пьесу и даже научил одного железного человечка говорить «Беги, Тристан!». Но дальше этого дело не пошло.
 
Представления никогда не приносили много денег, поэтому парень хватался за любую возможность заработать. Весь корпус его звездолета пестрел рекламными объявлениями. «2/3 of Mercury - лучший ресторан Вселенной», «Распечатай свою планету вместе с Tu Mundo!», «Royal Transport Company - межпланетные круизы высшего качества». Наверное, не было во всем обитаемом космосе компании, в рекламный отдел которой не стучался Йоп Ван Марс.
 
Он мог бы заняться чем-нибудь более прибыльным. Бурить астероиды в поисках золота и платины или продавать страховки, например. Но все это его мало интересовало. Йоп хотел рассказывать истории. Хотел с тех самых пор, как увидел в детстве выступление бродячего театра Старевича. Это было нечто! Механические жуки плясали канкан и двигались, будто живые.
 
Уже потом Ван Марс купил на распродаже «Pluto Entertainment Company» своих роботов. Вместе с ними он облетел всю Солнечную систему на старом дедушкином корабле. Менялись места, сюжеты, зрители. Посетители подпольных баров Нью-Детройта, шахтеры лунных морей, студенты Орбитального университета. Все с интересом смотрели на механических артистов.
 
Только что закончились гастроли на Церере - главном развлекательном центре системы. Не успеешь выйти из космопорта, как окажешься в виртуальном парке, театре голограмм или казино. Вот что такое Церера. Люди со всех обитаемых планет, станций и спутников слетались туда на выходных, пытаясь сбежать от скучной обыденной жизни.
 
Йоп почти ничего не помнил. Лишь детские глаза, завороженно смотревшие на спектакль. Потом - полупустой зал и хозяина, виновато протянувшего ему пять сотен. Мол, извини, что не больше. Всего лишь пять сотен. Шум, блеск, фальшивые улыбки крупье и официантов - все смешалось и тут же забылось. Космические мегаполисы легко могут свести с ума. Сразу после финального выступления Ван Марс покинул Цереру.
 
Теперь он сидел на необитаемом астероиде. Мимо неспешно летели круизные лайнеры, напоминавшие гигантские мыльные пузыри, беспорядочно носились скоростные ракеты. А вдалеке виднелась маленькая красная точка, горело солнце, и звезды были прекрасны тем вечером.

Вид ядерных взрывов из космоса завораживает. Ослепительно яркая вспышка, а затем разбухают,  растут  и расплющиваются, как шляпка шампиньона, злые облака.
Я смотрю на них через небольшое окно в пустынном багажном отсеке. Детям, включая подростков вроде меня, доступ на смотровую площадку запрещён. Психиатры считают, что наблюдение за гибелью нашей планеты повредит нашим хрупким умам.
Станция остановила вращение, чтобы взрослые могли непрерывно наблюдать как гибнет мир, а это означает, что искусственная гравитация отключена. Мой зад остается приклеенным к скамье только благодаря вшитым в одежду сильным магнитам, но голова до сих пор кружится. Я никогда не забиралась столь высоко – под словом «высота» я имею в виду расстояние до Земли, а не свой социальный статус. Я полагала, что со всеми лекарствами, которыми накачан мой организм, я должна ощущать хотя бы слабое чувство эйфории. Но я такая же бесстрастная как эта станция, парящая в двухстах милях над поверхностью планеты.
Я не слышу, как мальчик подходит ко мне, и не замечаю его, пока магниты не щёлкают по скамье рядом со мной. Я слишком подавлена, чтобы удивиться.
– Ребекка, – приветствует он меня.
– Ли Джан, – холодно отвечаю я.
Прежде я никогда с ним не разговаривала, мне это запретили. Но когда на космической станции, заполненной взрослыми и детьми, всего двое подростков, невозможно не замечать друг друга. Не слишком приятно видеть рядом врага, но для корпорации, финансировавшей эту станцию, не важно, кто мы и откуда – пока нам есть чем заплатить за билет. Поэтому здесь люди из разных стран – Америка, Китай, Россия; все мы делаем вид, что не ведём счёт и не болеем за свои стороны.
Ли Джан не похож на сына самого богатого магната Китая. Он долговязый, тихий, неприметный, со старомодной парой очков в круглой оправе, постоянно сползающих на кончик носа.
В темноте ночи Северную Америку можно различить только по группам огней, отмечающих самые крупные города. Нью-Йорк, округ Колумбия, Атланта. Один за другим они мигают, озаряясь вспышками взрывающихся бомб,  вздымающиеся вслед за тем подсвеченные алыми отсветами облака подобно искрам медленно тают во тьме.
Ещё один взрыв. Даллас исчезает в одну секунду. Взрывная волна, вероятно, достигла нефтяных месторождений моего отца. Наше ранчо превращается в груду щебня. Пламя пожирает поросшие полевыми цветами луга. Мои друзья испаряются прежде, чем слова прощания успевают сорваться с их губ. А мои лошади, Антерос и Аполлон? Они наверняка мчатся на запад, к горизонту. Ноздри расширяются, кровь закипает. Поворот головы, последний взгляд. Смертоносное облако отражается в их остекленевших глазах, а затем ...
Мне следовало прислушаться к папиному совету и отпустить их, прежде чем мы уехали. Но я надеялась, что вся эта всеобщая истерия закончится без последствий.
Благодаря успокоительным, я чувствую только странное разочарование, как при просмотре малобюджетного фильма. На протяжении последних нескольких дней врачи предписали давать антидепрессанты всем кто младше восемнадцати лет, поэтому мы не зацикливаемся на том факте, что все, кого мы знаем, сейчас умирают.
– Не стоит беспокоиться, – Ли Джан говорит по-английски безупречно, и это почему-то меня раздражает. – Всё скоро закончится.
Я усмехаюсь.
– Мой отец говорит, что мы выиграем войну.
– Мой отец говорит то же самое.
– У нас больше бомб.
– А наши намного мощнее.
Мы молчим, пока Северная Америка проплывает по нами, уступая место Азиатскому континету.
– Смотри! – указываю я на новую вспышку. – Думаю, это Пекин.
Он странно вздыхает и задыхается, глядя на полыхающий фейерверком Китай. А потом я понимаю, что он плачет. По крайней мере, мне так кажется. Слёзы космоса совсем не похожи на слёзы земли. Влага просто скапливается в углах его глаз, а потом маленькие пузырьки высвобождаются и  уплывают.
Я с изумлением и ужасом смотрю на него.
– Тебе не давали успокоительные?!
– Давали. Только я выплёвывал их, выходя из лазарета. Я хочу... хочу всё помнить.
Он прижимает колени к груди, снимает свои дурацкие очки и замирает в оцепенении. Внезапно нас окружают капли слёз, парящие в невесомости как маленькие капли дождя. Я заворожено смотрю, как они разлетаются по сторонам, подсвеченные световым шоу за окном.
– Моя собака, – всхлипывает он, уткнувшись лбом в колени. – Знаю, что все умирают, но продолжаю думать о своей собаке.
Его голос срывается в конце фразы, словно он злится на себя. Мир умирает, а он оплакивает глупое домашнее животное.
– Я тоже продолжаю думать о своих лошадях, – признаюсь я.
Он поднимает заплаканное лицо и морщит лоб, словно собирается задать мне какой-то вопрос. Но встречает мой отстранённый, скучающий взгляд, и его губы растягиваются в смущённой улыбке.
– Прости. Я пришёл сюда не для того, чтобы плакать.
Ну, вот и всё. Он понял, что мои эмоции лишь на мгновение вышли из под контроля. Я неспособна на сочувствие. Я почти что зомби. Но когда я касаюсь одного из его шариков-слёз, я кое-что ощущаю. Зависть.
– Я тоже хочу поплакать.
– Звучит немного забавно.
– Я не могу ждать, – категорически заявляю я.
– Потерпи. У тебя будет много времени на то, чтобы плакать.
Много времени. Да. Я тоже слышала, как шептались учёные. Их разговоры о ядерной зиме, которая может задержать возвращение на десятилетия. Достаточно надолго, чтобы понимать, что я не вернусь уже никогда. Они уже обсуждают, как будут манипулировать нашими генами, чтобы наши дети могли адаптироваться к жизни в космосе. Ходят разговоры о том, что подросткам  будут стирать воспоминания о Земле, чтобы мы не сходили с ума.
Стереть из памяти Антероса и Аполлона. Забыть мягкое прикосновение их носов. Выкинуть из головы воспоминания о том, как я мчусь галопом по равнине, и ветер развевает мне волосы…
Возможно, сказывается действие лекарств. Возможно, мне необходимо хоть что-то почувствовать. Прежде чем я успеваю сказать себе «нет», я поворачиваюсь к Ли Джану и обнимаю его. Он тянется навстречу мне, одной рукой обняв за плечи. Мой подбородок плотно прижимается к изгибу между его шеей и плечом.
Возможно, когда пройдёт действие лекарств, я пожалею об этом. Наверное, буду избегать встреч с Ли Джаном  несколько недель. Но сейчас мы стоим, прижавшись друг к другу, окруженные роем мерцающих капель, наблюдая, как сотни дымных грибов и сверхновых звезд расцветают над землёй, словно ожидая, когда на них прольются слёзы космоса.

Сейчас пересмотрел Заражение 2011 года
Фильм так себе, но как совпадает с текущими событиями вплоть до продажных блогеров распространяющих хорошо оплачиваемые фейки.

"Мы читаем фэнтези, чтобы вернуть утраченные краски, ощутить вкус пряностей и услышать песню сирен. Есть нечто древнее и истинное в фэнтези, затрагивающее глубокие струны в наших душах. Фэнтези обращается к спрятанному глубоко в нас ребёнку, который мечтает, что будет охотиться в лесах ночи, пировать у подножия гор, и найдёт любовь, которая будет длиться вечно где-то к югу от Оз и северу от Шангри-Ла. Пусть оставят себе свой рай. Когда я умру, то лучше отправлюсь в Средиземье." (с)Джордж Мартин.
 

Большие, жёлто-лиловые, фасетчатые.

– Выберите себе имя, – говорит парень, стоящий снаружи автобуса. Он преграждает ей путь, в руках у него блокнот и авторучка.