В мемуарах Горбатова есть короткие сведения о допросах. На Лубянке с ним обращались сначала мягко, но на пятый день начались угрозы и нажим. В камере с ним вместе сидело семеро других подследственных, и все они уже «признались». Затем Горбатова перевели в Лефортовскую тюрьму, где он сидел в камере-одиночке вместе с другими двумя заключенными. Там, на четвертом допросе, его начали пытать и потом пытали еще пять раз с интервалом в два-три дня. После пыток его, кровоточащего от избиений, бросали обратно в камеру. Затем ему дали двадцатидневную передышку, и снова пять долгих допросов с пытками. От Горбатова не добились никаких признаний, и 8 мая 1939 года суд, длившийся четыре или пять минут, приговорил его к пятнадцати годам заключения с последующим поражением в правах на пять лет.[931]

Имеются сведения еще об одном командире, не подписавшем никаких признаний. В прошлом он был революционным балтийским моряком, и после всевозможных допросов его оправдали, выпустили и дали гражданскую работу. Однако через шесть месяцев он был арестован вновь[932] и судьба его неизвестна.

Однако, как сообщил на XXII съезде партии Хрущев, «много замечательных командиров и политических работников Красной Армии» дали нужные показания: «Их „убеждали“, убеждали определенным способом в том, что они или немецкие, или английские, или какие-то другие шпионы, И некоторые из них признавались даже в тех случаях, когда таким людям объявляли, что с них снимается обвинение в шпионаже, они уже сами настаивали на своих прежних показаниях, так как считали, что лучше уж стоять на своих ложных показаниях, чтобы быстрее кончились истязания, чтобы быстрее прийти к смерти».[933]

Один командир дивизии, например, показал, что он «завербовал» всех командиров в своей дивизии до командиров рот включительно.[934] Подобных примеров можно привести множество,

Вполне естественно, что между НКВДиармией существовало соперничество во многих областях (то обстоятельство что НКВД располагал собственными крупными вооруженными силами, само по себе действовало на армию раздражающе). Но НКВД особенно нетерпимо относился к тому, что сеть советской военной разведки за рубежом работала в известной степени независимо от иностранного отдела НКВД и всячески старался забрать ее в свои руки. Когда Тухачевский был арестован, НКВД получил полный контроль над этой сетью. Почти все военные агенты были вызваны в Москву из-за границы и расстреляны.[935] С. П. Урицкий, с 1935 года занимавший пост начальника Разведупра РККА, был арестован в ночь на 1 ноября 1937 года и «вскоре погиб».[936]

Предшественником Урицкого на этом посту с 1920 по 1935 год был Я. К. Берзин. По происхождению латыш, Берзин в 1919 году кратковременно занимал пост в советском латвийском правительстве. После передачи дел Урицкому в 1935 году он был послан в Дальневосточную Армию. Оттуда Берзин попал в Испанию, став фактически командующим республиканской армией под псевдонимом Гришин, Берзин не ладил с сотрудниками НКВД и по возвращении из Испании был расстрелян (по-видимому, 29 августа 1938 года),[937]

Командир интернациональной бригады в Испании «генерал Клебер» (советский командир, замаскированный под канадца, чтобы соблюсти международный декорум) был арестован и, по-видимому, казнен прямо в Испании.

Комбриг Горев (Скоблевский) прославился в битве за Мадрид. По возвращении в СССР он был удостоен высоких почестей. «А полгода спустя героя Мадрида оклеветали и он погиб в Москве».[938] Есть сведения, что Скоблевского арестовали через два дня после вручения ему ордена Ленина.[939]

Среди советских военных, побывавших в Испании во время гражданской войны, дальнейшими жертвами были старший военный советник в Испании «Григорович» — Штерн, в дальнейшем получивший звание командарма на Дальнем Востоке, и вы дающийся советский летчик «Дуглас», впоследствии командовавший советскими военно-воздушными силами под именем генерал-лейтенанта Смушкевича.[940] Оба они были расстреляны в 1941 году.

Маршал Р. Я. Малиновский, тоже сражавшийся в Испании, рассказывает, как он не подчинился двум приказам возвратиться в Советский Союз. Третий приказ возвратиться пришел уже с угрозой, что Малиновского будут считать невозвращенцем.[941] После этого Малиновский вернулся в Москву — по счастью тогда, когда худший период террора был уже позади. Как известно, маршал Малиновский благополучно пережил террор и позже, до самой своей смерти, занимал пост Министра обороны.

Не очень везло и советским гражданским лицам, побывавшим в Испании. Антонов-Овсеенко, занимавший деликатный пост советского генерального консула в Барселоне, погиб так же, как и советский посол в республиканской Испании Розенберг. Преступление Розенберга состояло в попытке организовать обмен пленными с Франко. Сталин всегда рассматривал подобные попытки как подозрительные, и когда югославские партизаны начали аналогичные переговоры с германским командованием на Балканах, в Москве реагировали резко отрицательно.[942]

ШТОРМВОФЛОТЕ

Во флоте бушевал тот же шторм, что и в армии. Из восьми человек, носивших к началу террора высшее флотское звание флагмана 1-го ранга, не выжил ни один.[943] Первой жертвой пал тот, кого считали мозгом флота, — флагман Р. А. Муклевич. Приятный, крепкого вида человек, Муклевич был старым большевиком с совершенно исключительной биографией. Он родился в 1890 году, шестнадцати лет вступил в партию и в тяжелые годы после провала революции (1907–1909), все еще безусым юношей, руководил партийной организацией Белостока. В 1912 году Муклевича призвали в императорский флот, где он до самой революции вел военно-партийную работу. Во время гражданской войны он служил в штабах различных армий и фронтов, в 1921 году занимал пост заместителя начальника Военной академии, затем до 1925 года служил в военной авиации и, наконец, в 1926-27 годах фактически руководил флотом. Позже, в качестве руководителя советского судостроения, Муклевич играл ведущую роль в модернизации флота. Ясное понимание задач и скромная деловитость сделали Муклевича естественным и желанным сотрудником группы Тухачевского.

Муклевич был арестован в мае 1937 года.[944] Открытого суда над ним не было — не было ведь вообще объявлено ни о каких процессах над руководителями флота, Однако на XVIII съезде партии в 1939 году Муклевич и бывший командующий советским флотом флагман Орлов были названы пособниками Тухачевского. Нападки на них, в отличие от клеветы на армейских командиров, особо касались их стратегических концепций. В своем выступлении на XVIII съезде партии Нарком судостроения И. Т. Тевосян заявил, что «враги народа — агенты фашизма Тухачевский, Орлов и Муклевич и прочая фашистская мерзость — старались доказать, что нам не нужен мощный надводный флот», и что только их удаление с постов позволило начать его отстройку.[945] Стоит отметить, что эта химера отвлекла значительную часть советских усилий на безнадежные и бесполезные попытки создать военный флот, способный соперничать с флотами главных морских держав.