Эта мысль окончательно добила его. Наступило время убираться с этого ранчо, подальше от Серебряной Долины, порвать невидимые нити, которые столько времени привязывали его к этим местам. Какое это могло иметь значение, за кого она выйдет замуж? Никакого. Совсем никакого. Он шагнул к дому. Ему было больно. Рената выбежала из двери, словно ждала, пока он сделает шаг.

– Не смейте приближаться к этому дому, Джейк Вулф. – Он заметил настоящий гнев в ее глазах, устремленных на него. – Отныне вы будете спать в сарае.

– А в чем дело? Боитесь, что все это может стать неприличным?

– Вы все разрушили. Вы это понимаете. И вы специально так сделали. – Она топнула ногой, и он увидел даже с того места, где стоял, что глаза ее наполнились слезами. Давно забытая жалость пронзила Джейка.

– Я не хотел…

– Нет, именно хотели. Вы намеренно заставили мистера Бойля подумать… ну вы понимаете. Еще до захода солнца все в Серебряной Долине будут думать то же. Я пропала. Мне, наверное, придется ехать в Техас, чтобы искать там фермера, а в Техасе летом так жарко.

– Вы все еще зациклены на муже-фермере? – холодно спросил Джейк.

– Да, – с вызовом ответила Рената. – Возможно, вы могли бы представить меня вашему отцу.

Джейк не двигался и сохранял бесстрастный вид, хотя она задела его за живое.

– Мой отец уже женат. Шайеннцы часто берут в жены более одной жены, однако большинство фермеров позволяют лишь одной суке вести хозяйство. – Джейк не дал ей возможности ответить. Потрясение, отразившееся на ее лице, вполне его удовлетворило. Она заслужила это. Она, конечно же, знала. Наверняка Мел рассказала ей все – или, по крайней мере, то, что знала сама. Никто не знал. Никто не знал, кроме Джейка, его отца и нескольких духов. Духов, которых он тщетно пытался похоронить.

Но Рената Мария Паркхерст, разумеется, понимала, что он избегает говорить о своем отце. Он не делал этого уже в течение четырнадцати лет. Он направился к сараю и услышал, как хлопнула парадная дверь дома. Он машинально коснулся большим пальцем шрама под подбородком. Джейк несколько раз потер его, не думая, что делает. Сейчас шрам уменьшился, стал тонким, белым. Вулф часто ловил себя на том, что трет большим пальцем огрубевшую кожу, когда о чем-то глубоко задумывается. Это был старый шрам. Если быть точным, ему уже четырнадцать лет.

Джейк медленно опустился на телегу и стал мысленно пробегать прошлое. Самые ранние воспоминания его были связаны с матерью, ее звали Снежный Цветок. Она была дочерью великого шайеннского воина, его звали Шесть Медведей, и белой пленницы, решившей остаться с их племенем. Он помнил, что мать его была очень красива, с черными прямыми волосами и сверкающими карими глазами. Его дедушка. Шесть Медведей, рассказал Джейку, что Снежный Цветок всегда была своевольным ребенком, и когда она встретила Харрисона Саммерса, она не захотела брать себе в мужья никого другого.

Конечно же, Харрисон Саммерс и Снежный Цветок никогда по-настоящему не были женаты, по крайней мере не сочетались браком, как принято у белых людей. И даже когда родился Джейк.

Мать называла его Волчонком, а отец – Джейком Саммерсом. Он помнил утро, когда мать разбудила его и вытащила из постели, прижимая палец к губам, чтобы он молчал. Они убежали с ранчо Саммерса еще до восхода солнца, до того, как пришли рабочие. Она сказала, что его отцу пора обзаводиться новой женой, а для них – настало время возвращаться в деревню, где она выросла. Джейк понял, что отец вышвырнул их, чтобы жениться на белой женщине.

В течение нескольких лет Джейка на лето привозили на ранчо Саммерсов. Мать никогда не сопровождала его в этих доездках, с ним был только родственник, который оставлял Джейка с отцом. После того как Снежный Цветок рано утром убежала с ранчо, она никогда больше не видела Харрисона Саммерса.

Когда наступали холода, за Джейком-Волчонком заезжала его шайеннская кузина, и они вместе возвращались в индейскую деревню до того, как им надо было перебираться в их здешний Лагерь. Отец всегда просил его остаться. И всегда Джейк угрюмо отказывался.

Однажды летом она была там… белая женщина, новая жена его отца. Она ненавидела Джейка. Он понимал это, даже когда она улыбалась ему: в глазах и в сердце у нее была ненависть. Она сказала, что он может называть ее мисс Коринной, и он молча кивнул. Он старался никогда не говорить с ней или о ней, и не мог припомнить, чтобы хоть раз назвал ее по имени.

Когда Джейку было девять лет, он видел, как его мать убили во время резни на Сэнд-Крик. Он сам едва не умер в тот день, но старшая кузина оттащила его от тела матери. Он выжил, и его дед тоже.

На следующее лето Джейка опять, как обычно, привезли на ранчо к его отцу, и он рассказал Харрисону Саммерсу о смерти матери – без слез и эмоций. Саммерс был крепким, жестоким человеком, но в его глазах появились слезы. Джейк подумал, что это слезы вины, поскольку отец выгнал Снежный Цветок.

В тот год, когда за ним приехал его шайеннский дядя, чтобы увезти в деревню, Харрисон Саммерс умолял сына остаться. Джейк отказался, по своему обыкновению; в какой-то момент он подумал, что отец пытается оставить его силой. И только намного позже он осознал, что Харрисон ужасно боялся за своего единственного сына. В жизни индейцев в те времена наступили перемены. Пищи не хватало, так как буйволы были перебиты, чтобы уморить голодом еще оставшихся в живых независимых индейцев. Армейские офицеры, убивавшие их, пришли на запад, чтобы прославиться.

Спустя четыре года после гибели матери Джейк увидел, как его деда застрелили и оскальпировали на реке Уошито. Джейк снова сумел убежать, но в этот раз уже не было деревни, куда можно было вернуться… и не было родственников, кроме его отца и мисс Коринны.

Итак, Джейк вернулся на ранчо к отцу, на этот раз, чтобы остаться. Он нашел мисс Коринну беременной – она ожидала первого ребенка и была, как всегда, исполнена ненависти. Ей совсем не улыбалось принять полукровку-сына, для своего возраста он был высоким. Он носил кожаные штаны с бахромой и мокасины и никогда никуда не ходил, не засунув за пояс хотя бы один нож. В глазах его всегда были Вызов и злость. Своим видом он вызывал страх.

Харрисон Саммерс был в восторге от того, что сын его был с ним на ранчо. Прошло некоторое время, пока Джейка удалось постричь и переодеть в джинсы, хлопчатобумажные рубашки и кожаные ботинки. Ему было неуютно в этой одежде, однако постепенно она начала ему нравиться так же, как и почтение, которое ему оказывали рабочие с ранчо. Джейк сам умел трудиться и много работал, но все равно он был сыном хозяина – и подростком, стоявшим на пороге возмужания.

Он стал даже получать удовольствие от крыши над головой, разнообразной пищи – таким количеством еды можно было кормить небольшое племя целую неделю, и он больше не считал себя Волчонком. Он был Джейком Саммерсом, и у него был настоящий дом.

Это идиллическое существование продолжалось два года… а потом все пришло к разрушительному концу.

Джейк перевернулся, не обращая внимания на боль в боку. Его выдворили из отчего дома, но он получил ценный урок: женщины сделают все, что угодно, чтобы получить то, что хотят, они будут лгать, мошенничать, обманывать. И всем им нужно одно и то же: деньги, власть, муж-фермер…

Он почти забыл этот урок, когда встретил Верил Гаррет, но больше он его не забудет.