— Сэр, я никогда не оскорблял и не запугивал...

— Лейтенант, вы никогда не прекращали запугивать их! — рявкнул Лэйсон. — Вот, например, термин “салага”, хотя и принят повсеместно в качестве сленгового названия гардемарина в учебном рейсе, но не предназначен быть эпитетом, с которым к ним презрительно обращается офицер-воспитатель! Вы оскорбляли и травили их с самого начала, и я серьезно подозреваю, делали это потому, что вы не только идиот, но и трус. Действительно, кто ожидает, что простой гардемарин выступит против старшего офицера? Особенно, если она знает, что этот старший офицер, может спустить ее карьеру в шлюз плохим докладом о пригодности?

Сжав челюсти, Сантино напряженно стоял, а Лэйсон разглядывал его с ледяным презрением.

— Начинания с этого момента, вы освобождены от должности ответственного за обучение кандидатов в офицеры, лейтенант Сантино. Я доложу об этом капитану и он, конечно, выберет другого офицера на эту должность. Тем временем, вы подготовите все записи о гардемаринах, бывших под вашим руководством, для немедленной передачи этому офицеру. Далее, по отношению к гардемарину Харрингтон, любому другому гардемарину на борту, главстаршине Шелтону и любому члену рабочей команды миз Харрингтон вы не будете делать ничего, что капитан или я могли бы расценить как месть. Если вы пойдете на это, то, уверяю вас, пожалеете. Все ясно?

Сантино судорожно кивнул, и Лэйсон одарил его ледяной улыбкой.

— Боюсь, я не расслышал вас, мистер Сантино. Я спросил, понятно ли вам.

— Да, сэр. — Ответ вышел полузадушенным, и Лэйсон опять улыбнулся.

— Отлично, лейтенант, — тихо ответил он. — Свободны.

* * *

Хонор так и не узнала, что именно коммандер Лэйсон высказал Сантино в тот день, но злобная ненависть, пялившаяся на нее из глаз Сантино поведала ей, что это было не очень приятно. Они с гардемаринами постарались — в основном успешно — сдержать свою радость, когда коммандер Лэйсон объявил, что лейтенант Сондерс заменит его, но было невозможно обмануть всех в таком замкнутом мирке, как одинокий космический корабль.

Условия в Салажьем уголке улучшились сразу и резко. Жизнерадостный Сондерс был строгим, профессионально настроенным офицером, но издевательски насмешливые манеры Сантино были абсолютно чужды астрогатору. Только идиот — а среди гардемаринов “Воительницы” их не было — не стал бы относится к нему серьезно, но Сондерс явно не испытывал искушения доводить подопечных просто потому, что мог, и одного этого вполне хватило, чтобы он им полюбился.

К сожалению, полностью избегать Сантино было невозможно даже после того, как Сондерс заменил его. Тактика была одним из тех предметов, где их обучение было наиболее интенсивным, поэтому помощник главы этой службы традиционно становился воспитателем кандидатов в офицеры. То, что Сантино отстранили от этой должности — и явно заслуженно — серьезно подпортит его послужной список. Это также частично объясняло столь явно сжигавшую его ненависть. Но из-за этого изменение обязанностей оказалось неудобным для всех. Хотя Сантино освободили от должности их наставника, но, что бы старпом с капитаном ни высказали ему лично, его не освободили ни от каких других обязанностей. Хонор быстро заметила, что лейтенант-коммандер Хираке взяла на себя в процентном соотношении гораздо больше обучающих задач, чем раньше, но доложить Хираке, не оказавшись поблизости от Сантино, было просто невозможно. По меньшей мере в половине случаев Сантино еще оставался офицером-тактиком, наблюдавшим за их тренировочными симуляциями, и никому из гардемаринов это не доставляло удовольствия. Впрочем, и Сантино тоже. Из осторожности он ограничивался формальностями, но пламя в его глазах служило достаточным доказательством того, как это нелегко ему дается. В каком-то смысле было даже сложно почти не симпатизировать ему. Учитывая обстоятельства его отставки, контакт с ними просто в качестве еще одного помощника главы службы гарантировано тыкал его носом в собственный позор. Однако хотя Хонор и понимала то, что он должен чувствовать, уж она-то ни в малейшей степени не испытывала искушения пожалеть его. Кроме того, Элвис Сантино оставался Элвисом Сантино: ему даже не приходило в голову винить в том, что случилось с ним, кого-то еще, кроме Хонор Харрингтон, и несмотря на все, что ему сообщил старпом, он от природы не был способен прятать ненависть к ней. Так как его чувства ни изменились бы ни на йоту чтобы она ни делала, Хонор отказывалась надрываться, пытаясь найти сочувствие к тому, кто полностью заслужил свой позор.

Теперь, когда его убрали, в каком-то смысле стало едва ли не хуже. Не только он был вынужден сдерживать свою ярость в тех случаях, когда служба сводила их вместе, но и от Хонор требовалось вести себя так, как будто ничего не случилось. Хонор знала, что Лэйсон не мог сделать почти ничего, чтобы уменьшить их контакты при отсутствии еще большей официальной провокации, чем та, что предоставил Сантино. Не освобождая его полностью от обязанностей, не существовало никакого способа убрать его с горизонта — во всяком случае, не завершая публичное унижение лейтенанта, полностью подтверждая причину, по которой он в первую очередь был освобожден от обязанности офицера-воспитателя . А иногда Хонор задавалась вопросом: а не была ли у Лэйсона еще одна причина оставить Сантино? Это, конечно, был один из способов определить, как она и ее товарищи гардемарины будут реагировать в обстановке социальной напряженности.

Однако в остальном она чувствовала, что расцветает и растет, получив наконец свободу погрузиться в обучающий опыт, которым и должен быть рейс гардемаринов. То, что “Воительница” прибыла в пространство Силезии вскоре после избавления от Сантино, стало еще одним поводом для ее счастья, хотя она допускала, что кому-то было бы трудно это понять. Ведь Силезская Конфедерация представляла собой гремучий клубок противоборствующих фракций, революционных правительств и коррумпированных системных губернаторов, чье центральное правительство сохраняло слабую претензию на правление только при молчаливом согласии и благодаря тому, что многочисленным непокорным группировкам удавалось эффективно объединиться против правительства не лучше, чем против друг друга. Случайного наблюдателя — особенно случайного гражданского наблюдателя — можно было понять, если бы он нашел такую обстановку весьма нежелательной. Но Хонор смотрела на это с другой точки зрения, потому что именно непрекращающиеся беспорядки привели сюда ее корабль, и она с нетерпением ждала возможности испытать себя в реальном мире.

В некоем извращенном смысле как раз нестабильностью Силезии объяснялись огромные возможности, которые Конфедерация предоставляла мантикорским торговцам. Для удовлетворения нужд большинства граждан Конфедерации не имелось ни одного надежного местного поставщика, что открывало широчайшие возможности для внешних поставщиков. К сожалению, эта же самая нестабильность порождала все мыслимые виды убежищ и спонсоров для каперов и пиратов, для которых коммерческие суда Звездного королевства являлись соблазнительными целями. За много лет королевский флот Мантикоры сделал драконовские правила в отношении пиратов (исполнение которых стало задачей “Воительницы”) бескомпромиссно ясными. Демонстрация этих правил привела не к одной потере среди джентльменов удачи, но захват даже одного купеческого судна в семь-восемь миллионов тонн мог принести пиратской команде миллионы и миллионы долларов, а алчность — мощная мотивация. Особенно когда даже наиглупейший пират знал, что флот Звездного королевства никак не сможет полностью охватить торговые пути и что никто еще — кроме, возможно, андерманцев — даже и не попытается предпринять что-либо подобное.

Из этой подоплеки было ясно, почему Силезская конфедерация десятилетиями являлась тренировочной зоной для КФМ. Это было лучшее место, чтобы выковать экипаж и командиров кораблей, получить тактический опыт в небольших сражениях и ознакомить флотский персонал с реальностью лабиринта теневой политики, в то же самое время занимаясь чем-то самим по себе полезным — защитой коммерции Звездного королевства.