Он вспомнил, как при первой встрече настоятель показался нему не просто старым – дряхлым. Как его вывели под руки почтительные послушники, усадили, трясущегося, в кресло. Ох и умеет старик прикинуться немощным! Сейчас он стоял прямо, узкие зелено-коричневые глаза смотрят, кажется, прямо, в душу. А сам на этом изрытом глубокими морщинами лице что-то прочесть – и не думай! Скорее, можно прочесть что-то на гранитном утесе, что веками открыт всем ветрам.

– Я действительно думал сегодня о тебе, – Юэ решил не отпираться, – Размышлял, не пора ли снова проведать тебя. Беседы с тобой, почтенный монлам (так обычно уважительно обращались к населяющим Ургах жрецам высокого ранга), приносят мне большую радость и наполняют разум светом.

Старик усмехнулся:

– Вы, куаньлины, одному хорошо научились – льстить. Похоже, именно этот товар нынче в наибольшей чести у нашего князя.

– У нас это называется выказывать уважение, – смутился Юэ, и уловил по легкому движению седых бровей, по спрятанной в бороду улыбке: старику нравится его поддразнивать.

Юэ тоже улыбнулся.

– Могу ли я угостить тебя? – он было двинулся к двери, но был остановлен нетерпеливым жестом: значит, монлам все же посетил его по делу. Да еще таким странным способом. Плечи Юэ под темно-синим халатом хайбэ слегка напряглись.

– Я ненадолго. Слышал, выступать собираетесь. Вот и заглянул попрощаться.

Он с нажимом произнес последнее слово. Юэ почувствовал, что волоски на затылке пошевелились, словно дохнуло холодом.

– Откуда ты знаешь? – прямо спросил. Просто удивительно, как тщательно охраняемые военные планы просочились в отдаленный горный монастырь – и так быстро. Впрочем, если подумать…

– Знаю, – отмахнулся старик, – А еще знаю, что твои командиры, хайбэ Юэ, совсем ничего не смыслят в военном деле.

У Юэ против воли вырвалось нечто вроде утвердительного " ха!", но он тут же спохватился и напустил на себя суровый вид.

– В наших традициях также беспрекословно подчиняться командирам. Дисциплина без этого немыслима!

Настоятель какое-то время с каким-то даже сочувствием посмотрел на него. Юэ показалось – или его фигура все время чуть-чуть колеблется, словно между ними течет слой горячего воздуха, как бывает, когда смотришь на раскаленные солнцем камни?

– Умный смерть обходит стороной, а дурак сам идет ей навстречу, -пожал плечами настоятель, отступил на шаг, – Вот и пришел черед проверить, умный ты или дурак. Дурак, оказалось.

Юэ не обиделся – он уже привык получать от едкого монаха подобные " плюхи". И говорил он, кстати, всегда туманно.

– Ты думаешь, уважаемый монлам, что северные варвары нападут? У нас большое и обученное войско!

Старик уставился на него как-то по-совиному.

– Разве я что-то об этом говорил? Подумай лучше о другом:все вещи рано или поздно, – в строго определенное или неожиданное время, – изменяют свое качество. Легкое становится тяжелым, а все тяжелые вещи рано или поздно устремляются вниз. В этом – суть. Познаешь эту истину -останешься жив и сохранишь мудрость, не познаешь – выходит, мои старые глаза меня подвели. Прощай.

С этими словами он так же бесшумно отошел к окну…и исчез.

" Все тяжелые вещи устремляются вниз". Юэ провел половину ночи, ворочаясь от беспокойных мыслей. Тяжелые вещи… Идущая вниз по склону конница, боевые колесницы. Камни. Вода. Снег. Обвал в горах, который может их настигнуть? Вряд ли вершины сейчас укрыты толстой пушистой шубой из снега, который нестерпимо блестит на солнце. Внизу, в долинах, снег уже стаял, и линия ледников медленно поползла вверх. Иногда подтаявшие глыбы голубого льда обрывались с вершин прямо у него на глазах, исчезая в бездонных пропастях между хребтами.

Снег подтаивает. Вещи меняют свое качество. Легкое становится тяжелым и устремляется вниз! Осенью, во время этого злосчастного перехода, навечно врезавшегося в память Юэ, проводник говорил, озабоченно оглядывая склоны: осенью самая страшная опасность – холод, весной – тепло. Снег подтаивает, и становится мокрым и тяжелым: жди лавины… Юэ не доводилось видать лавин, но ургаши боялись их больше чего бы то ни было. Даже имя этого северного варвара, сына опальной княжны, означает в переводе " Князь Лавин"…

Означает ли сказанное старым настоятелем предупреждение? Мысли Юэ заработали на полных оборотах: да, в равнинах снег стаял, но высоко в горах он, – огромные пласты слежавшегося снега, – скорее всего, может стронуться с места от любого звука. А если в горы поедет конница… От этой мысли становилось неуютно. Должен ли он доложить?

Юэ доложил. Фу Йи выслушал его, потом посмотрел, как на умалишенного:

– Снег? Где вы видите здесь снег, хайэ Юэ? Уже зацвел миндаль! Похоже, вы находите оправдания собственной трусости! Если мы будем ждать до лета, варвары, того и гляди, сами окажутся у нас на пороге!

Юэ покраснел, но промолчал, выслушивая приказание о том, что к завтрашнему утру людей необходимо построить для похода. Наутро они выехали из Йоднапанасат. Маленький домик О-Лэи, лепившийся вместе с тысячами столь же неприметных строений, ярусами лепившихся к боку величественной горы Джамцо, – северной границы Йоднапанасат, – отсюда разглядеть было невозможно, но Юэ все равно вытягивал шею: кто знает, доведется ли еще увидеться…

Воины ехали весело: надоело за зиму томиться в душном и довольно-таки вонючем городе, а здесь, на приволье, можно было вовсю наслаждаться лучами яркого солнца, бьющего из-за горных кряжей, любоваться стремительно распускающимися листьями и первыми весенними цветами, – анемонами и хохлаткой, – усыпавшими долины белыми и желтыми пятнами. Небо в этих горах вместо привычного голубого в такие дни становилось удивительного лавандового цвета, и мир казался свежим, умытым, точно только что созданным по затейливой прихоти богов. Запах влажной земли, в которую вот-вот упадут зерна проса и ячменя, щекотал ноздри. Вместо привычных в это время в Нижнем Утуне обильных дождей здесь почти всегда было ясно и сухо, только поутру над долинами висели густые влажные туманы, покрывающие сверкающей пылью одежду, упряжь и снаряжение. Впрочем, все это тут же просыхало на солнце и, хотя ночи были все еще холодными, иногда с инеем, днем путешествие казалось почти прогулкой.

Фу Йи не стал рисковать, взяв с собой пятитысячный отряд. Этого должно быть вполне достаточно, чтобы потрепать не ожидающих нападения варваров, чьи воины наверняка сражаются на куаньлинских равнинах. Теперь Фу Йи ехал впереди в окружении своих тысяцких, а Юэ, издевательски ухмыляясь, поставил в хвост колонны:назначение явно оскорбительное, намек на его трусость. Воины Юэ были обижены, и не раз хватались за мечи в ответ на зубоскальство соплеменников. Юэ терпел, и внимательно осматривал близлежащие горы.

Их хорошо приняли в крепости…,, на западной границе. Правда, начальник гарнизона явно порывался что-то сказать (и Юэ уловил в его глаза тревогу), но потом быстро одернул себя и продолжил невозмутимо улыбаться. Однако опасения Юэ от этого только возросли. Фу Йи вел свой отряд беспечно, словно на церемониальный парад по случаю праздника. В городе… воины два дня развлекались, соря полученным вперед жалованьем и пробуя прелести местных шлюх. Юэ прелести местных женщин не особенно привлекали: их попытки завлечь казались ему слишком откровенными и странными. К примеру, некоторые задирали подолы своих одежд, завидев проходящих мимо их окон воинов. Разве это сравнится с обычаями куаньлинов, где даже любая уважающая себя шлюха не будет совокупляться голой, как животное, а предоставит своему клиенту увлекательную игру, скрывающую, помимо всего прочего, природные недостатки?

Наутро у командующего и его приближенных, до утра развлекавшимися так, что их было слышно в казармах, морщась и охая, собрали свой отряд. Возможно, они провели бы здесь и куда больше времени – если бы начальник крепости не выставил их в самых, впрочем, вежливых выражениях: несколько солдат, перепив, изнасиловали какую-то девушку и пытались поджечь конюшню.