ФАЗА ВТОРАЯ: ВЫЯСНЕНИЕ ОТНОШЕНИЙ

Со стороны, и я хорошо это видел по вылезшим на лоб глазам старичка, зрелище было явно комичное — молодой, прилично одетый в спортивный костюм и белые кроссовки мужчина после лихого акробатического номера пристает на полном серьезе с расспросами к своей собственной собаке — что еще кроме клоунады вы бы ожидали? Но мне было совершенно не до шуток. Я продолжал крепко держать упирающегося Лео и выжидательно смотрел ему в глаза.

— Давай, дружок, раскалывайся, так будет лучше для нас обоих, я больше не намерен терпеть все эти штучки.

Лео перестал трепыхаться, как мне показалось, вздохнул и внимательно посмотрел на меня. И тут в голове у меня словно что-то взорвалось: поплыли образы, отдельные слова. Я увидел перед собой знакомую серебристую корону, нападающих на меня лоботрясов, висящего себя в воздухе над мусороуборочной машиной, еще что-то, чего я не понял и никогда не видел; близкий космос, какие-то сполохи яркого белого, серого цвета, наступающий мрак и еще много всего — все это прокрутилось перед моими глазами с огромной скоростью так, что я не успевал отслеживать отдельные события — все смешалось, я совершенно не был готов к такому повороту событий. Потом из этого калейдоскопа выделились и замерцали перед моим мысленным взором отдельные слова:"Защита", "Оптимизирующий процессор", "Преждевременно", "Необходимость" и еще много всего, и я понял, что разговор у нас будет долгий и серьезный и надо, чтобы он происходил в спокойной обстановке, а не на глазах у этого ошеломленного старика.

Я приподнялся с колен, потрепал Лео по голове, грациозно, как мне показалось, поклонился нашему неожиданному зрителю и скомандовал Лео: "Вперед, домой".

И я даже не заметил, как мы добрались домой, раз пять по дороге чуть не попал под колеса проезжающих автомобилей, мысли мои витали очень далеко, и только лишь привычные запахи моей квартиры спустили меня на грешную землю.

Дома я не переоделся и не помыл, как это обычно делал, Лео лапы, а сразу потащил его в комнату на допрос. Зверь шел неохотно, упирался, норовил улизнуть в другую комнату, но я был тверд в своих намерениях, и ему пришлось с этим смириться.

В комнате я посадил его на ковер, сам устроился прямо перед ним, повернул к себе его отворачивающуюся морду и требовательно произнес:

— Так, рыжий черт, кончай притворяться и рассказывай все, абсолютно все, слышишь меня?

Он немного повырывался, но, почувствовав, что я настроен любой ценой узнать правду, понял, что ему не отвертеться, повернул ко мне узкую морду и внимательно стал смотреть мне в глаза.

Сначала я не почувствовал ничего, только какой-то неповоротливый сгусток заворочался у меня глубоко в мозгу, я даже, как мне кажется, на мгновение оглох, потом сгусток с гулом лопнул, и я прозрел: в голову хлынул целый калейдоскоп мыслей, образов, ощущений. Вся эта информация шла с огромной скоростью и, как я потом понял, в несколько уровней. Я видел образы, и тут же голос, звучавший в моем мозгу, их комментировал, параллельно с этим передавалась еще какая-то информация, а в фоновом режиме шло еще что-то, чего я уже не мог постичь, причем тоже в несколько слоев. Я все это ощущал, знал (откуда?), что все это я запросто могу понять и усвоить, но от неожиданности так растерялся, что завопил зверю:

— Постой, Лео, постой, что ты так все сразу вываливаешь на меня, я не успеваю, давай помедленней и о самом главном.

В ответ я мысленно увидел изображение улыбающейся собачьей морды, но скорость передачи замедлилась, пропала многослойность, и я четко услышал звонкую фразу у себя в голове:

— Здравствуй, сиp Олфин, я рад, что ты, наконец, "вылупился из яйца", и мы теперь можем с тобой общаться напрямую.

— Подожди, подожди, какой еще сиp Олфин, какое еще яйцо, о чем ты, черт побери, говоришь, давай, дружок, все по порядку. Сначала расскажи кто ты такой, а потом постепенно доберемся и до "сира Олфина. Давай!"

Со стороны наше общение смотрелось довольно дико: на ковре посередине комнаты сидели человек и собака и, не мигая, смотрели друг другу в глаза. А в комнате стояла тишина, а на улице слышались гудки автомобилей, и шла своим чередом жизнь большого города, а здесь в комнате шел удивительный разговор, начало которому было положено где-то в темных просторах Вселенной и от которого в этом мире зависело решительно все. А на улице шел теплый апрельский дождь, и спешили по своим делам многочисленные прохожие, доносились изредка далекие гудки проплывающих небольших буксиров, а в комнате все так же продолжался неслышный разговор.

— Я твой сопровождающий, сир Олфин, я тот, кто теперь всегда и при всех условиях будет с тобою рядом. Я твоя тень и твоя опора. Я хорошо знаю историю твоего мира — когда-то в древности рядом с каждым воином шел оруженосец. Вот так и я теперь твой оруженосец, твой помощник во всем, тот, кому ты можешь и должен доверять, я твоя тень, я твое второе «я».

— Господи, но почему собака? — Я был ошарашен. — И почему ты должен меня сопровождать куда-то? Я никуда не собираюсь, и если это ты на счет моего отпуска, так он еще не начался.

— Ты пока еще не посвящен, сир Олфин, но скоро, очень скоро мы уйдем с тобой, и на нас, а вернее, на тебя, на твои плечи опустится такая ноша, что по сравнению с ней все, что ты только себе можешь представить, любые возможные трудности, покажутся тебе детскими играми, и дай нам с тобой бог сил не согнуться под такой тяжестью и выстоять. — Шерсть на нем в этот момент взлохматилась и стояла дыбом, потом медленно-медленно опять улеглась ровными рыжими волнами. — А собака я потому, что это наиболее оптимальный образ, который подходит в твоем мире к тому, чтобы я мог постоянно находится рядом с тобой. Но пусть тебя это не смущает, сир Олфин, я могу трансформироваться в кого угодно, думаю, что это еще увидишь. — Опять пауза, а потом я вдруг почувствовал смущение с примесью легкого удивления. — А потом мне нравится этот образ и имя и, если только ты не возражаешь против такой формы, я бы предпочел находится в ней.

— Да, пожалуйста, я не против, хотя, если совсем честно, даже не знаю как к тебетеперь относится, то ли как к собаке, то ли как к ... — Я в затруднении замолчал, представив себе на секунду своего шефа или кого-нибудь еще из знакомых во время нашей с Лео беседы.

— А как тебе будет удобно, ведь ты все равно теперь знаешь, кто я и что, от собаки у меня только форма, а общаться мы будем продолжать с тобой мысленно.

Я почувствовал необходимость в маленькой передышке и отправился на кухню, открыл холодильник, взял две упаковки сока, вернулся в комнату, где терпеливо ждал меня Лео, опустился на ковер рядом с ним, одну упаковку машинально протянул Лео, а из второй с тяжким вздохом отпил сам.

Холодный напиток действовал отрезвляюще и освежающе.

— Вот видишь, ты уже воспринимаешь меня не как собаку, а как равного собеседника. — Лео указал лапой на упаковку с соком. — Ведь собаке ты бы не принес пить в таком виде, впрочем, спасибо, — и он своими когтями с неожиданной ловкостью вскрыл упаковку. — Правда пить из такой емкости мне неудобно: форма все-таки дает себя знать, не мог бы ты перелить мне это в другую более удобную емкость.

— Да, конечно, извини, я от всего этого еще не пришел в себя, — я принес Лео его миску, предварительно как следует ополоснув ее под водой.

— Лео, я хочу тебя еще много чего спросить, но сейчас ответь мне на вопрос, который мучает меня уже давно, почему мне снятся такие сны и что это за корона, — я машинально потрогал голову, — за которую я так жестоко поплатился?

— Твои сны — это не просто сны, это шла преднастройка твоего организма к возможности использовать Оптимизирующий Процессор, и в этом твой друг Этьен совершенно прав. Я не знаю, что ты видел на самом деле, но в момент сна, когда твой организм был максимально расслаблен и не сопротивлялся влиянию извне, происходила адаптация твоего организма к новым условиям. Вряд ли бы ты смог принять Оптимизатор без надлежащей перестройки и остаться при этом в живых.