Альберт Иванов
Лилипут — сын Великана
Повесть-сказка
ЧАСТЬ I
ОЧЕНЬ БОЛЬШОЕ ЗДРАВСТВУЙТЕ
В этом приморском городе его знали, наверно, все местные жители. И разве только новая молочница не знала его. Когда она впервые заголосила рано утром во дворе: «Молоко-о-о!», он вышел из подъезда, везя за собой бидончик на тележке. Молочница застыла с открытым ртом, похожим на безмолвное «О», которое перед этим так зычно тянула. И её можно простить за это. Мальчик с тележкой был удивительно маленьким, пожалуй, ненамного выше своего бидона. Зато одет, как взрослый франт: высокая фетровая шляпа, клетчатый костюмчик-тройка, галстук «бабочка», модные красноватые туфли на высоких каблуках. Мальчик подошёл ближе, и потрясённая молочница узрела на его жилете ещё и цепочку карманных часов.
И тут из-за угла дома выскочила огромная собака с красной пастью. Собака бросилась к мальчику, молочница зажмурилась. Стояла тишина…
Молочница осторожно приоткрыла один глаз. Собака сидела, возвышаясь над мальчиком, а он дружески тряс её тяжелую лапу обеими руками. Ей это нравилось, она улыбалась и мела пыль хвостом. Усатый мужчина с пустым поводком в руке, очевидно, её хозяин, весело помахал кепкой маленькому франту, а тот с достоинством приподнял шляпу. Собака умчалась на свист хозяина, и мальчик подкатил тележку с бидончиком к молочнице.
— Очень-преочень здравствуйте! — поклонился он ей. — Большая хорошая погода, не правда ли?
— Хорошая… Большая… — запинаясь, ответила она. — Здравствуйте очень…
У мальчика были синие глаза. Из-под шляпы торчали тёмно-рыжие и жёсткие, как у эрдельтерьера, волосы.
— Вы меня поняли, — доверчиво сказал он.
— Что… поняла? — пробормотала молочница.
— А что я сказал: «Очень здравствуйте». И сами мне так же ответили. Почему вот говорят: «Я очень хочу, я очень рад»? Значит, можно сказать и «очень здравствуйте»? Да?
— Да… — выдохнула она.
— А ещё лучше… — на секунду задумался мальчик, — очень большое здравствуйте!
— Очень большое… здравствуйте, — повторила молочница, машинально наливая ему молоко в бидончик.
— Нижайшее спасибо и высочайший поклон, — сказал он, рассчитываясь. — Маленькое до свидания.
— М-маленькое?.. — голова у неё пошла кругом.
— Ну не большое же, не огромное? — удивился мальчик. — Мы же завтра увидимся?
— А вы… кто? Кто ты такой? — выпалила молочница, набравшись храбрости.
— Мальчик с пальчик, — важно произнес маленький незнакомец. Молочница растерянно взглянула на свой палец, словно сравнивая.
— Нет-нет. Вы обычный взрослый человек. А я ростом с палец… ну, пусть великана, если в этом великане — хотя бы метров пять. — Он подумал, сомневаясь, и добавил: — С половиной.
— С половиной… Таких не бывает, — поджала губы молочница. — Вы меня разыгрываете.
— Правильно! Правильно! Разыгрываю! — обрадовался мальчик, подпрыгивая и хлопая в ладоши и, собственно, становясь тем самым мальчиком, каковым он и был, несмотря на своё взрослое обличье.
Он вдруг спохватился и вновь принял серьёзный вид.
— Разрешите представиться, — и так молодцевато щёлкнул каблуками, что ей нестерпимо захотелось отбить перед ним что-то вроде чечётки. — Иван Сергеев. Сын великана. У моего папы рост — один метр восемьдесят три сантиметра! Моё второе имя — Пальчик. Так меня все прозвали, — доверительно сообщил он. Шляпа на его голове сама собой приподнялась вместе с волосами, вставшими дыбом. Хлюп — и опустилась.
— Разыгрываете, — вяло махнула рукой молочница, улыбаясь.
— Но чуть-чуть, — строго заметил мальчик. Он далеко оттянул свою «бабочку», и галстук со свистом возвратился на место.
— А ты… А вы случайно не взрослый клоун? А то есть такие…
— Таких нет, — шмыгнул носом мальчик. — Я ещё не взрослый и, увы, — он так и сказал «увы», — ещё не клоун. Понимаете, все лилипуты — или акробаты, или гимнасты, или жонглёры. А я не хочу. Я смешной, а? — с надеждой спросил он и шевельнул чёрными мохнатыми бровями.
Молочница даже не заметила, откуда они взялись, и хихикнула.
— Спасибо, — повеселел он. — Вы знаете, я так и хочу назвать свой будущий номер: «Сын великана». Представляете, на арене цирка шпрехшталмейстер объявляет: «Сын великана!» — звонко провозгласил мальчик и тихо закончил:
— И выхожу я.
Молочница с рокочущим смешком схватилась за живот.
— Ты?
— Я, — широко улыбнулся он.
— Сын великана?.. — задыхаясь, сказала она.
— Сын, — подмигнул он.
— Ой, не могу, — она села прямо на траву. Из глаз у неё катились слезы, в горле булькало. Она хлопала себя по бокам, безуспешно пыталась вымолвить хоть слово.
— Ха-ха-ха! — вдруг захохотала она таким басом, что на гулкой железной крыше с треском поднялись голуби.
Пальчик изящно откланялся и покатил домой свою тележку. А из подъездов заспешили к молочнице наконец-то проснувшиеся, вероятно, от её столь жизнерадостного смеха, сони жильцы.
МАЛЕНЬКОЕ ДО СВИДАНИЯ
Квартира Пальчика была на первом этаже. Дверь её могла бы показаться странной непосвящённому человеку, потому что ручка и замочная скважина находились невысоко от пола. Но ведь любому, даже высокому человеку, ничего не стоило нагнуться, в то время как Пальчик не мог же вечно носить с собой табуретку.
Итак, Пальчик вытащил за цепочку ключ из жилетного кармана — как видите, там были не часы — и открыл замок. Затем надавил обеими руками на ручку, толкнул дверь плечом, и она отворилась.
— Молоко-о! — прокричал он.
И родители вышли навстречу. Они были очень высокие. Иногда Пальчик думал, что им здорово повезло. Так он думал, когда маленький рост не позволял ему играть в футбол с мальчишками во дворе — мяч сбивал бы его с ног. Но зато никто не мог, как Мюнхгаузен на пушечном ядре, взлететь, вцепившись в шнуровку, на том же мяче, посланном мощным ударом в небо, а затем под восторженные крики спуститься во двор на самодельном, заранее приготовленном парашюте! Да мало ли какие большие преимущества давал Пальчику его небольшой рост! Кто мог бродить в густом бурьяне обычного пустыря, как в таинственных джунглях тропического леса? Кто мог на рыбалке мужественно помериться силами с глупой озёрной щукой, попавшейся на крючок, будто с какой-нибудь океанской меч-рыбой? Кто мог спрятаться во время игры в прятки так, что никто не смог бы найти его и за целый год? Кого почтительно пропускали на любой фильм, когда он с билетом в первый ряд, важно поглаживая приклеенные рыжие усы, шёл среди расступившихся зрителей? И, наконец, кто ходил в цирк каждый день, собираясь стать самым маленьким в мире клоуном?!
— Здравствуй, старик, — сказала мама. — Ты уже встал?
— Здорово, старик, — вторил ей папа. — Он уже встал.
— Привет, старики, — ответил Пальчик. — Я ещё не ложился. Обращение друг к другу «старик» принято среди людей искусства. А родители Пальчика были цирковыми артистами. Когда-то они очень переживали, что их сын такой маленький. Но потом привыкли. Главное, он был всегда здоровым и никогда не унывал. Для любых родителей их дети — самые лучшие на свете, хотя бы до тех пор, пока они ещё не выросли. Самые умные, самые красивые и даже самые высокие. Родители Пальчика настолько привыкли к нему, что удивлялись, что у других такие неестественно крупные, толстые и неуклюжие дети. И, кроме того, какой физик, врач или даже токарь-многостаночник сумеет похвастаться тем, что может во всём советоваться со своим маленьким сыном, раскрывая все тайны профессии, вместе ломать голову над ещё недостижимым, с волнением ждать совета, одобрения или критики?.. Пальчик перешёл лишь в третий класс, но вот уже лет шесть постигал секреты циркового искусства!
— Понимаете, старики, — сказал Пальчик, — я не спал всю ночь. Всё думал над своим коронным номером. И… не придумал. — Он растерянно вздохнул, потому что был не таким уж взрослым, каким хотел казаться. — Я умею жонглировать, ходить по проволоке и играть на трубе. Знаю всякие фокусы… Но я не хочу просто смешить, как обычные клоуны. Я хочу такое большое разноцветное представление, чтобы… чтобы люди смеялись и плакали.