Гертруда Стайн, как и следовало ожидать, вопросительный знак недолюбливала. Похоже, с ней самой было что-то не так, вам не кажется? Во всяком случае, Стайн заявляла, что вопросительный знак – самый неинтересный из всех:

Интересно, что Стайн уже в 1935 году (именно тогда она писала свои заметки) считала, что вопросительный знак доживает свой век. Мы, с детства усвоившие культуру вопросительного знака, приходим в ужас, видя прямой вопрос без него – например, название фильма Who Framed Roger Rabbit[290]. Из-за таких неприкаянных вопросов я то и дело ощущаю себя старорежимной классной дамой, ожидающей, когда ребенок вспомнит о хороших манерах. «И? – так и тянет меня спросить. – И что?» В окне той благотворительной организации по-прежнему висит плакат: Can you spare any old records. Только теперь уже не рукописный, а типографский. И по-прежнему сводит меня с ума. А между тем, как пишет Кингсли Эмис в «Классическом английском», многие начинают со слов наподобие «Будет ли мне позволено воспользоваться гостеприимством вашего раздела», а потом, увлекшись замысловатым продолжением, забывают, что формулировали вопрос, и ставят в конце точку.

Кстати, какая изящная ремарка: «буде таковой найдется»!

Из всех типографских обозначений, не имеющих конкретного значения, больше всего озадачивает курсив. Непонятно, в чем тут соль. Однако с XV века – а именно тогда был изобретен курсив – стало привычным, что некоторые слова таким образом выделяются из окружающего контекста и отличаются от других. Ни один из рассмотренных в этой главе знаков не связан с грамматикой. Все они призваны символически отображать музыку устной речи: постановку вопроса «?» и получение ответа «!» Функции курсива вопросов не вызывают. Когда вы в последний раз ломали голову: почему этот текст так перекосило? Всем известно, что курсив используется при печати вместо подчеркивания и применяется для выделения следующих фрагментов:

1) названий книг, газет, альбомов, фильмов, таких как злополучный Who Framed Roger Rabbit;

2) определенных важных слов;

3) иностранных слов и выражений;

4) примеров в текстах о языке.

Мы даже смирились с нелепой инверсией, когда во фразе, целиком написанной курсивом, ключевые слова выделяются прямым шрифтом. Некоторые британские газеты, в частности, «Гардиан», отказались от курсивного выделения названий, что, на мой взгляд, заметно усложняет жизнь читателю, не давая взамен никаких преимуществ. Однако в качестве средства выразительности курсив, как и восклицательный знак, лучше применять экономно: во-первых, прибегая к курсиву, автор расписывается в своем стилистическом бессилии; во-вторых, взглянув на текст, содержащий курсив, читатель непроизвольно пробегает глазами выделенный фрагмент, вместо того чтобы читать как положено – с верхнего левого угла. В опубликованной в 1983 году в «Обсервере» рецензии на роман Айрис Мёрдок «Ученик философа» Мартин Эмис критиковал рассказчика «N», который раздражал его по целому ряду причин. В частности, Эмис объяснял, чем чревато для писателя злоупотребление курсивом:

Форменное издевательство. Зато саму книгу теперь можно и не читать – большое облегчение, судя по всему.

Когда Эмис-сын[291] возмущается переизбытком кавычек в «Ученике философа», он не имеет в виду те, которыми отмечают настоящие цитаты. Утонченные писатели иногда используют перевернутые запятые (кавычки) как своего рода резиновые перчатки, позволяющие брезгливо дистанцироваться от избитых фраз или клише, употреблять которые им не позволяет изысканное воспитание. Пресловутый «N» у Айрис Мёрдок явно не может заставить себя сказать keep in touch[292], не поместив это выражение из гигиенических соображений внутрь одинарных кавычек, и нет никаких сомнений, что и в разговоре он подчеркивает свою иронию жестом, изображающим кавычки. В газетах подобные кавычки иногда называют «пугалками». Их используют в заголовках типа: BRITAIN BUYS ‘WRONG’ VACCINE[293], ROBERT MAXWELL ‘DEAD’[294], или DEAD MAN ‘EATEN’ IN GRUESOME CAT HORROR[295]. Такие перевернутые запятые (чаще одинарные, чем двойные) воспринимаются читателями как знак того, что у истории есть авторитетный источник, на который можно бы и сослаться, но газета не решается взять на себя ответственность. Очевидно, что такая уловка не дает никакой юридической защиты: обвинить кого-то в том, что он «лжет», – все равно что заявить, что он лжет. И все мы знаем, что эти ужасные кошки действительно съели мертвеца, иначе никто не стал бы затрагивать эту тему. Интересно, как это соотносится с рекламой ‘PIZZAS’ в супермаркетах? Привычка к газетным заголовкам наводит на мысль, что «пицца» в одинарных кавычках теоретически может, конечно, означать пиццу, но гарантий никто не давал, так что если это окажется картон, посыпанный сыром, нельзя будет сказать, что вас не предупреждали.

Пользоваться кавычками у нас вообще не умеют. В каталоге написано, что ломтерезка для ананасов работает, как «часы». Почему? Почему не написать просто, что она работает как часы? Мне кажется, тут кроется серьезная логическая проблема – непонимание сути письменной речи. Найджел Холл, преподаватель педагогики из университета города Манчестера, исследующий, как дети учатся ставить знаки препинания, рассказал мне о мальчике, который испещрял свои работы кавычками, даже если там не было никакой прямой речи. Почему он так делал? «Потому что это все я говорю», – объяснял ребенок, и я понимаю, что спорить с такой логикой трудно. Мне кажется, что именно ею руководствуются люди, которые выставляют в витринах таблички ‘NOW OPEN SUNDAYS’[296] или ‘THANK YOU FOR NOT SMOKING’[297]. Им кажется, что раз они делают такое объявление, его нужно заключить в кавычки – ведь это они говорят.