По временам юноша впадал в тоску по семье, по своей общине, по родным местам, его мучила мысль, что мать считает его уже погибшим. Но он твердо верил, что в конце концов ему удастся вырваться из плена.

Порой же у него все-таки являлось сильное желание предпринять побег. Скакун был теперь при нем, старое отцовское ружье — также при нем. И как ни было это рискованно, он, вероятно, решился бы на побег. Но теперь ко всем прежним препятствиям присоединялось новое, непреодолимое. Октав считал, что ему необходимо как можно дольше оставаться при Сетевайо, чтобы влиять на вождя в нужном направлении, а побег Питера Марица без Октава был бы предательством по отношению к французу.

К концу года пребывания белых у Сетевайо страну зулусов постигло несчастье: страшная засуха поразила пастбища и поля. Скот бродил по выжженным степям, не находя корма, ручьи и источники иссякли, реки мелели. Население было в отчаянии. Многие приходили к Октаву, умоляя его вызвать заклинанием дождь, а когда он объяснял им бессмысленность их просьб, они с грустью уходили от него и обращались к своим черным заклинателям. Последние, чтобы не нанести ущерба своему званию, объявили, будто гнев неба так велик, что одними своими заклинаниями они не в силах исторгнуть влагу. Им требуется помощь со стороны знаменитого заклинателя, живущего в области свази. Хитрые обманщики таким образом оттягивали время в надежде, что дожди в конце концов должны начаться.

Обычно не слишком внимательный к голосу народа, Сетевайо на этот раз охотно согласился отправить гонцов за знаменитым заклинателем. Последнему были при этом обещаны весьма щедрые награды.

И вот в один прекрасный день по Улунди пронеслась весть, что заклинатель приближается к селению. Октав и Питер Мариц, дремавшие в полуденный зной в своей хижине, услышали громкий шум и ликование жителей и выскочили наружу. Они увидели, что густые толпы людей устремились к реке. Расспрашивая бегущих, они узнали, в чем дело: заклинатель потребовал, чтобы все жители столицы совершили омовение ног, прежде чем он вступит в Улунди.

— Важно мошенник начинает, — заметил с усмешкой француз, направляясь со своим другом навстречу заклинателю. — И смотри, как везет негодяю! — добавил он, указывая на небо.

В течение нескольких недель на нем не появлялось ни облачка: это был какой-то гигантский бледно-голубой очаг, непрерывно дышавший огнем. Теперь оно заволакивалось тучами, на которые с жадной надеждой поглядывали повеселевшие жители. И как раз в ту минуту, как заклинатель, сойдя с холма, вступил на землю столицы зулусов, среди туч блеснула молния, заворчал гром, и редкие тяжелые капли шлепнулись на иссохшую землю...

Черными овладела бурная радость, началось всеобщее ликование, клики веселья огласили воздух, многие пустились в пляс, невообразимая суматоха пошла по столице... Среди поднявшейся сумятицы невозмутимо спокойно, в сознании своей власти и торжества, медленно шествовал прославленный чародей.

Это был человек крупного сложения, в плаще из звериных шкур, весь в блестящих украшениях из золота, жемчуга и слоновой кости, с необычайно пышной прической, украшенной цветными перьями. Он милостиво принимал подобострастные приветствия жителей и тут же указал, что им следует отныне охранять свой скот в долинах, потому что они будут затоплены ливнями, которые он вскоре вызовет своими заклинаниями.

— Посмотрите на вашу бедную страну, — говорил он, обводя вокруг рукой. — Она суха, как огонь в очаге. Но пройдет день-другой — и вы не узнаете ее: люди не будут успевать убирать тучную жатву, скот будет утопать в сочной траве. Я всемогущ. Недавно бечуан постигло тяжкое горе: великий вождь хереро пошел на них войной. В страхе прислали за мной бечуаны, предлагая несметные сокровища, чтобы я спас их от гибели. Я внял их мольбе и отправился навстречу хереро. Приблизившись к их вождю, я бросил перед ним на землю свой жезл. И что же? Земля на этом месте расселась, из трещины забил поток и смыл до единого всех хереро вместе с их вождем...

Заметив среди толпы гигантскую фигуру и белое лицо Октава, прорицатель внезапно остановился в замешательстве. По-видимому, его слуха уже коснулись вести об этом человеке, о его влиянии среди зулусов и о его разоблачениях шарлатанства заклинателей. Но тотчас он овладел собой и обратился к белому со снисходительным приветствием:

— Я слыхал, что и тебе известны многие тайны, белый человек. Вместе с тобой мы теперь общими силами постараемся снять заклятие с разгневанного неба. Ты будешь помогать мне?

— На меня не надейся, — с мрачной усмешкой возразил Октав, пронизывая взглядом обманщика. — Я всё время доказываю этим людям, что их надувают, чтобы грабить, и что все заклинатели — лжецы.

— Так всегда говорят бессильные заклинатели, — пробормотал чародей, злобно взглянув на белого. — Но вот, смотри! — воскликнул он с торжеством, указывая рукою вверх.

Увлеченные спором зулусы подняли глаза к небу. Увы! Тучи медленно расходились, и пылающее солнце выступало из-за них... Но заклинатель был находчив и изворотлив.

— Смотри! — повторил он. — Одно мое появление покрыло небеса благодатными тучами. Пролились первые вестники обильного дождя. Но твои кощунственные слова снова замкнули небеса, и они окаменели.

Среди напряженно прислушивавшихся к спору жителей начал прокрадываться ропот, и сомнений не было, против кого он направлен. Неизвестно, чем бы могло окончиться это состязание ясной прямоты с корыстным и ловким обманом.

Население было так наэлектризовано долгим ожиданием прорицателя, а затем блеснувшей, но тотчас сорвавшейся надеждой на дождь, чародей так коварно сумел настроить суеверных людей против Октава, что положение мужественного француза сразу сделалось опасным. Однако прорицатель счел более благоразумным не доводить спора до вспышки: он знал, что влияние белого велико, и сомневался в том, как поступит Сетевайо, если распаленная толпа растерзает его противника. И он сказал, снова впадая в свой важный и снисходительный тон:

— Сейчас не время для спора, белый человек. Мы еще поговорим с тобой.

И он торжественно проследовал дальше, к жилищу зулусского прорицателя, который его к себе пригласил.

В течение ближайших нескольких дней чародей не раз делал попытки привлечь Октава на свою сторону. Беседуя с ним с глазу на глаз, он совершенно открыто говорил о приемах, к каким прибегал, чтобы дурачить народ, и соблазнял француза обещаниями делиться с ним богатыми подношениями, которые он получал.

— Ты только мне не мешай, — убеждал он. — Так мы оба будем богаты. А восстановить народ против меня тебе все равно не удастся: мне ты вреда не принесешь, а себя погубишь. Вспомни нашу первую встречу. Ведь жизнь твоя была в ту минуту в моей власти. Я тебе зла не желаю, и ты мне не делай зла.

Если во время их беседы появлялся кто-либо из зулусов, заклинатель тотчас же менял тон, откровенность его исчезала и он принимался доказывать Октаву, что его неверие в заклинание пугает дождевые тучи и они уходят прочь от зулусской земли.

Наконец, видя невозможность соблазнить француза, заклинатель оставил его в покое и прекратил свои посещения, объявив зулусам, что белый — безнадежный нечестивец.

А дождя между тем не было. Заклинатель всякий раз, как тучи проходили стороной, объяснял по-новому свои неудачи и снова принимался за колдовские приемы. То он приказывал жителям совершать в полночь какие-то таинственные шествия по полям; то всходил на холм и, воздевая руки к небу, подолгу шептал свои заклинания; то отдавал распоряжение принести ему особенные какие-то травы и сжигал их среди поля, сопровождая это дикими телодвижениями. Дождя, однако, не было. Наконец однажды рано утром хлынул обильный, но короткий дождь. Обрадованные зулусы кинулись к заклинателю, но тут их постигло разочарование: он спал как убитый и даже не знал о дожде.

— А мы думали, — недоумевали зулусы, — что дождь вызван тобою...

Но обманщик мигом нашелся. Указав на служанку, которая в это время сбивала масло, болтая молоко в кожаном мешке, он воскликнул с притворным гневом: