Откинувшись навзничь, рядом с ее разгоряченным телом, он сказал:

– Доброе утро, милая.

– Доброе утро, Энтони, – отозвалась она, глядя в потолок.

Ему не хотелось уходить. Они лежали рядом, среди беспорядка и смятых простыней, смеясь и болтая. Генри заглянул Адели в глаза и спросил:

– Ты счастлива, милая?

Она не хотела говорить ни да, ни нет. С улыбкой она коснулась пальцами его голой груди и закрыла глаза. Поднялся сильный ветер, облака побежали быстрее, затрепетала больная листва. Он снова овладел Аделью, а потом, расслабленный, тихо лежал, зарывшись лицом в ее волосы.

Адель и предположить не могла, что здесь, в этом феодальном замке, судьба берегла для нее сокровище, ибо чувство – это тайна, магия. И, по большому счету, это неважно, что Джон Готфрид не аристократ. Кому это нужно в двадцатом веке?

Расхаживая взад и вперед по спальне, она поглядывала на себя в зеркало. Почему, смотря на свое отражение, она в то же время видела Джона, каким он был в ту ночь на террасе, когда пытался увещевать ее? В спальне еще пахло одеколоном Энтони – жаркими ветрами Африки и эвкалиптами. По одному только запаху Адель в воображении могла нарисовать целые картины. Это всегда нравилось ее мужу.

Адель подбежала к двери и заперла ее, потом с отчаянием бросилась на постель. Она провела рукой вдоль тела, и остановиться уже не могла, и получила-таки разрядку, дрожащая, настороженная, с привкусом крови во рту. Но вместе с этим пришла пустота. Адель приблизилась к окну и, прижавшись лбом к стеклу, стояла так долго, неподвижно, и молча плакала.

Это было три дня назад. Странный разговор, приведший ее в смятение. Все началось с прогулки с молодым графом в тенистых аллеях парка. Анри с увлечением рассказывал Адели об американских кабаре, Габриэль шла по левую руку от Анри, держа большой веер. Вдруг они увидели сидящего на скамье Готфрида, погруженного в книгу; Ричард крался по лужайке с сачком.

– Мама! – закричал он. – Ты только посмотри, какое чудовище я отловил! Держу пари, не каждый сумел бы так. Это везение, точно!

Он схватил банку, стоящую подле учителя и опрометью кинулся к матери. В банке отчаянно билось что-то большое, пестрое.

– Да, да, милый. Это чудесно. Ты ловкий охотник, – сказала Адель, рассеянно взглянув на сына, и устремляя взор на Джона, который, побледнев, смотрел на приближающуюся группу. Он поднялся, приветствуя дам, и вот теперь, взглянув на раздраженного Анри, Джон понял, что они уже не могут быть друзьями. Ричард с гордостью показывал свою добычу Габриэле, которая присела на корточки и поднесла банку к глазам. Бабочка расправила крылья и поползла по стеклу. Габриэль широко раскрыла глаза и прошептала:

– Если бы она села мне на руку, граф, я бы умерла от ужаса!

– Не бойтесь, мисс Габриэль, она не причинит вам вреда, – с достоинством отвечал Ричард. – Это настоящая охота! Присоединяйтесь, мисс Габриэль.

Шестнадцатилетняя Габриэль, сама еще дитя, весело убежала с Ричардом на лужайку.

– Надеюсь, Адель, вы позволите мне проводить вас в замок? – спросил, краснея, молодой граф.

– В замок? – переспросила Адель с некоторым удивлением. – Милый, что за странные фантазии! Мы останемся здесь.

На дорожке показался старый Клепх с охапкой роз. Они были высоко срезаны, и с тонких стеблей еще капала вода; жилистые руки садовника были мокры; на бутонах лежали мелкие капли.

– А! – воскликнула Адель. – Благодарю, Клепх. Прости старик, что тебе пришлось искать нас по всему саду. Розы великолепны!

– Знаете, леди Адель, – сказал глухой садовник, передавая ей розы. – Это платье вам к лицу. Оно подчеркивает достоинства вашей фигуры.

– Благодарю, Клепх, – сказала Адель.

– Вот так кавалер! – фыркнул Анри.

Клепх шел по дорожке, свободно размахивая руками.

Готфрид поклонился.

– Леди Адель, – сказал он. – Я вижу, что мое присутствие здесь нежелательно. Я не хочу мешать вашей беседе. Прошу простить меня.

– Останьтесь, господин Готфрид, – властно сказала Адель. – Если уж на то пошло, то это мы помешали вам. Будьте же благоразумны, джентльмены, – с этими словами она устремила на Анри взгляд, не терпящий возражений.

– Это моя воля, господа, – продолжала Адель. – Вот, надеюсь, вас это примирит.

Она взяла две розы на тонких стеблях.

– Это для вас, мой милый пасынок.

Адель коснулась бутона губами и вдела цветок в петлицу Анри.

– Мистер Готфрид, подойдите, – сказала она. – Этот цветок для вас.

Джон улыбнулся и его холодный взор устремился на лицо графини.

– Такая прекрасная женщина, леди Адель, может поднести яд самым изысканным способом, – сказал он.

– Что? О чем вы говорите, мистер Готфрид? – встрепенулась графиня.

– О ядах. Так вы хотите знать – как?

– Да.

– Скажем, в благоухании розы. Аромат цветка может быть смертельным ядом.

Он поклонился и пошел по аллее. Спустя минуту Адель услышала, как он зовет Ричарда.

Теперь стоя у окна, Адель вспоминала слова Джона. Он любит ее, в этом нет сомнений. Но что же делать? Не думать о нем, не быть с ним – это невыносимо больно…

ГЛАВА 11

Было около восьми часов, когда все спустились в холл. Готфрид и миссис Уиллис уже оделись по-дорожному, слуги стояли в стороне, готовые вынести и уложить в автомобиль багаж. Ричард прижимал руки матери к своему заплаканному лицу.

На улице – ни малейшего дуновения; все вокруг заполнено таким туманом, что, кажется, если войдешь в него – ослепнешь. К пелене смутно виднелись машины, стоявшие у подъезда. Анри завел мотор.

– Быстрее, друзья мои! – крикнул он. – У нас мало времени. Поезд ждать не будет.

Ричард первый сел в автомобиль, Джон помог миссис Уиллис, и она грузно опустилась на заднее сиденье. Отъезжая, Готфрид обернулся. В широко распахнутых дверях стояли лорд Генри, слуги и две женщины в черных платьях, отличающихся только длиной. Юная Габриэль махала платком. Когда проехали ворота, на Джона нахлынуло чувство одиночества и утраты. Он пытался с ним бороться, но все-таки не смог. Он все еще видел зеркальные глаза Адели, когда она окликнула его и подала забытые им на столике перчатки, слышал ее быстрый шепот:

– Мне будет непросто пережить две недели. Я хочу, чтобы вы это знали. Прощайте.

Готфриду предстояло провести полмесяца в Лондоне, дабы помочь миссис Уиллис и маленькому графу обжиться на новом месте, в квартире, заранее нанятой для них. Ричарду предстояло выдержать экзамены в училище. Джон Готфрид был уверен в знаниях своего ученика. Все шло хорошо, но в свободное время, часами просиживая с книгой на коленях, он убеждал себя не думать об Адели.

Для графини день, когда уехал Готфрид, прошел словно в сумерках. Они были вокруг. Они были в сердце. Туман долго не исчезал, графиня углубилась в парк, и, невидимая ни для кого, бродила в аллеях. Только когда взошло солнце, и от тумана осталась легкая, прозрачная дымка, женщина вышла на подъездную площадку и остановилась у фонтана. Прозрачные струи взлетали вверх и падали с шипением и брызгами. В задумчивости остановилась она над водой. Уже все было не так, как в день ее приезда сюда, пахло осенью и тлением, и на легкой ряби воды качались жухлые листья.

В одиннадцать она позавтракала с мужем и Габриэль. Была задумчива. Уронила вилку. Старик Уотсон положил другую на белоснежную салфетку. Она не сразу поняла, что граф окликает ее, и с удивлением подняла на него глаза.

– Никогда я не видел тебя такой задумчивой, дорогая, и хотел бы помочь тебе.

– В чем?

– Я вижу, ты печальна, Адель. Это из-за Ричарда, полагаю. Все будет в порядке, и ты сама это отлично знаешь. Мистер Готфрид – человек, которому можно доверить ребенка. Да, дорогая, это человек долга. И мне жаль, что отъезд Ричарда так беспокоит тебя.

– Меня? С какой стати? В благополучии сына я уверена. Меня тревожит собственное будущее.

– Адель, что это значит? – спросил граф, нахмурив брови.