Приблизиться [Но чтобы мы] ближе к богу можем мы одними только благодеяньями ближнему. Они <в>жизни всё. Я уверен твердо, что <вы>чувствуете всю силу сих слов, и потому ничего не прибавляю больше. Уведомьте меня обо всем и не беспокойтесь, если иногда не вдруг я буду отвечать на ваши письма. Вспомните, что вы не одна пишете ко мне только, но многие, и что мне нужно обязательно отвечать многим моим московским приятелям. [Далее было: Потом еще спросите]

Прошу вас передать это маленькое письмо Ал<ександру>Сем<еновичу>и допросите лучше, если вы сами не знаете, от него, какие были причины, помешавшие ему отвечать на мои письма. Узнайте от него тут же заме<чания?> [Фраза не закончена в подлиннике. ]

Черновая редакция

Здравствуйте, [Перед этим было: Михал Семенович!] Михал <Семенович>. После надлежащего жадного лобзанья вот какую поведем речь. Вы уже имеете Женидьбу. Я думаю, что за один раз довольно сего. Мне хотелось, чтобы вам и на другой раз что-нибудь осталось. Но если вы слишком хотите, то пожалуй можете употребить которую-нибудь из сцен, [который-нибудь из отрывков] Утро делового человека или же Тяжбу. Вам все-таки останутся два-три отрывка к другому бенефису, потому что все пьесы, наполняющие четвертую часть, принадл<ежат> [Вырвано. ] вам, кроме Театрального разъезда, которому никак не <прилично> [Вырвано. ] быть поставлену на сцену. А между тем займитеся сурьезно постановкой Ревизора. Живокини за похвальное поведение придется уступить которую-нибудь из маленьких сцен, [который-нибудь из отрывков] об этом потолкуйте [посоветовавшись] с Сергеем Тимофеевичем и в этом только случае сделайте. [Далее было: а. В последней сцене Ревизора б. В моей сцене немой] Для лучшего произведения немой сцены в Ревизоре не позабудьте, что один из вас должен скомандовать незаметно. Именно жандарм после объявления должен произнести незаметно для зрителя тот же самы<й>звук, который произносят женщины. Он будет сигнал. Женидьбу вы, я думаю, уже знаете как повестú, потому что, слава богу, человек не холостой. [Далее было: Женить вас] Живокини, которому доводится женить вас, постарайтесь внушить что следует, тем более, что вы слышали меня читавшего эту роль. Да постарайтесь исправить одну вышедшую ошибку в монологе Кочкарева о плеваньи. Он говорит, как будто бы ему плевали. Это непростительная ошибка. Он говорит это о других. Монолог должен начаться вот как: Да что же за беда? Ведь иным несколько раз плевали, ей богу! Я знаю тоже одного, [Далее было: и довольно казистого на взгляд] прекраснейший собою мужчина, румянец во всю щеку. Он до того егозил и надоедал [Фраза не дописана Гоголем. ]

Первоначальная редакция начала письма.

Как только мне стало свободней, и с мыслей моих свалился [слетел] груз забот, которые я берусь обнять всё время, я принимаюсь писать к вам. Я вам хотел многое сказать, но то, что я бы сказал вам, принять бы вам было легко почти в шутку. [К тому же] слова получают право доверия, когда произносятся тем, которого уже мы не видим пред собою, [при] отдаленьи. Душа моя болела о вас во всё время нынешнего пребывания моего [в Москве. Я видел и читал] [Далее было: вечное] в чертах лица вечное страданье ваше [ваше глу<бокое>] и ропот. Я молчал. [Я молча глядел на них. И что бы значили слова мои?] Ибо чувства и слова вообще считаются в свете ничтожными.