Как мне защищаться против ваших нападений, когда нападенья невпопад? Вам показались ложью слова мои государю, напоминающие ему о святости его званья и его высоких обязанностей. Вы называете <их>лестью. Нет, каждому из нас следует напоминать, что званье его свято, и тем более госуд<арю>. Пусть вспомнит, как<ой>строгий ответ потре<буется>от него. Но если каждого из нас званье свято, [Но если каждому из нас не напоминать друг другу ежеминутно о святости нашего званья] то тем более званье того, кому достался трудный и страшный удел заботиться о мил<л>иона<х>. Зачем напоминать о святости званья? Да, мы должны даже друг другу напоминать о свя<тости на>ших обязанностей и званья. Без этого человек погрязнет в материальных чувствах. <Вы говорите?) кстати, будто я <спел>похвальную песнь нашему правительству. [<Вам>показалось, будто бы я а. правительство наше счи<таю>б. правительству нашему [обращаю] воздаю] Я нигде не пел. [а. Оттого ли, что я отдал б. Оттого ли, что я сказал] Я сказ<ал>только, что правительство состоит из нас же. Мы выслуживаемся и составляем правительство. Если же правительство огромная шайка воров, или, вы думаете, этого не знает никто из русских? Рассмотрим [Если правительство [стал<о>] сделалось, как вы говорите, огромной шайкой воров, что отчасти и справедливо а. то рассмотрим б. или вы думаете] пристально, отчего это? Не оттого ли эта сложность и чудовищное накопление прав, не оттого ли, что мы все кто в лес, кто по дрова? Один смотрит в Англию, другой в Пруссию, третий [Далее было: опять] во Францию. Тот выезжает на одних началах, другой на других. Один сует государю тот проект, другой <иной, третий?>опять иной. Что ни человек, <то разные проекты и раз>ные мысли, что ни <город?>, то разные мысли и <проекты… Как же не>образоваться посреди <такой разладицы вор>ам и всевозможным <плутням и несправедливостям, когда всякий <видит, что везде>завелись препятствия, всякий думает только о себе и о том, как бы себе запасти потеплей квартирку?.. Вы говорите, что спасенье России в европейской цивилизации. Но какое это беспредельное [беспредельное слово] и безграничное слово. [Далее было: Что] Хоть бы вы определили, что такое нужно разуметь под именем европейской цивили<зации>, которое бессмысленно повторяют все. [Далее было: а. Ком<м>унист ли, фалан<стерьен>б. Разве <?>ком<м>унист, фаланс<терьен>] Тут и фаланстерьен, и красный, и всякий, и все друг друга готовы съесть, и все носят такие разрушающие, такие уничтожающие начала, что уже даже трепещет в Европе всякая мыслящая голова и спрашивает невольно, где наша цивилизация? И стала европейская цивилизация призрак, который точно <никто>покуда не видел, и ежели <пытались ее>хватать руками, она рассы<пается>. И прогресс, он тоже был, пока о нем не дум<али, когда же?>стали ловить его, он и рассыпал<ся>.

Отчего вам показалось, что я спел тоже песнь нашему гнусному, как <вы>выражаетесь, духовенству? [Далее было: И отчего у вас такое против него] Неужели слово мое, что [Я сказал, что] проповедник восточной церкви [церкви восточной] должен жизнью и делами проповедать. И отчего у вас такой дух ненависти? Я очень много знал дурных попов и могу вам рассказать множество смешных про них анекдотов, может быть больше, нежели вы. Но встречал зато и таких, которых святости жизни [Далее было: я дивился] и подвигам я дивился, [Далее вписано: Хотя они и не знакомы вам, но в тишине сияла хри <стианская>] и видел, что они — созданье нашей восточной церкви, а не западной. [Далее вписано: Дивлюсь только тому, как вы могли так несправедливо <?>принять] Итак, я вовсе не думал воздавать песнь духовенству, [дурным попам, а по<пам>] опозорившему нашу церковь, но духовенству, возвысившему нашу церковь.

Как всё это странно! Как странно мое положение, что я должен [а. Мне кажется б. Еще странней мне самому, что я еще] защищаться против тех нападений, которые все направлены не против меня и не против моей книги! Вы говорите, что вы прочли будто сто раз мою книгу, тогда как ваши же слова говорят, что вы ее не читали ни разу. Гнев отуманил глаза ваши и ничего не дал вам увидеть в настоящем смысле. Блуждают кое-где блестки правды посреди огромной кучи софизмов и необдуманных юношес<ких>увлечений. Но какое невежество блещет на всякой стра<нице>! [Далее было: а. Нет, вы дум<аете>б. Неужели в. Не конч<ив>г. Вы думаете, что можно, только д. Как дерзнуть с таким малым запасом сведений толковать о таких великих <вещах>. Вы не кончили даже университетского <курса>.] Вы отделяете церковь от <Христа и>христианства, ту самую церковь, тех самых <…>пастырей, которые мученической <своей смертью>запечатлели истину всякого слова Христова, которые тысячами гибли под ножами и мечами убийц, молясь о них, и наконец утомили самих палачей, так что победители упали к ногам побежденных, и весь мир исповедал <это слово>. И этих самых пастырей, этих мучеников-епископов, вынесших на плечах святыню церкви, вы хотите отделить от Христа, называя их несправедливыми истолкователями Христа. Кто же, по-вашему, ближе и лучше может истолковать теперь Христа. Неужели нынешние [эти нынешние] ком<м>унисты и социалисты, [объясняющие, что Христос по]велел отнимать имущества и гра<бить>тех, [которые нажили себе состояние?] Опомнитесь! [Далее было: Куда вы зашли?] Волтера называ<ете>оказавшим услугу христианству и говорите, что это известно всякому ученику гимна<зии>. Да я, когда был еще в гимназии, [был еще молод] я и тогда не восхищался Волтером. У меня и тогда было настолько ума, чтоб видеть в Волтере ловкого остроумца, но далеко не глубокого человека. Волтером не могли восхищаться полные и зрелые умы, им восхищалась недоучившаяся молодежь. [не могли восхищаться ни Пушкин, ни Суворов, ни все сколько-нибудь полные умы. ] Волтер, несмотря на все блестящие замашки, остался тот же француз. [Далее было: который уверен, что можно говорить а. шутя обо всем б. о предметах высоких шутя и легко] О нем [О Волтере] можно сказать то, что Пушкин говорит вообще о французе: