Изменить стиль страницы

– Ты!

– Нет, ты! Любишь кататься, люби и саночки возить!

Пока я отвозил телегу, Ив уже растопил печь.

– Я хочу здесь ночевать, – сообщил он.

– Ночуй.

– Здесь охуительно!

– Даже не хочется уезжать во Францию! Теперь, когда у нас появилось такое отличное место!

– Но мы вернемся! Мы обязательно вернемся!

– Кстати, мне надо поехать в Мюнхен, чтобы забрать ключ.

– А что, за виллой никто не присматривает?

– Конечно, присматривает. Один старый француз по имени Балдакино, но он обычно получает проценты, когда дом сдается туристам, за то, что он там все убирает и стирает белье, а мы все уберем за собой сами и он ни хуя не получит, поэтому мы не будем его лишний раз дергать, я просто позвоню ему и скажу, что в доме живем мы.

Утром Ив приперся ко мне принимать душ.

– Ну, как спалось в "Арт-Фабрик"? – полюбопытствовал я.

– Невъебенно! – сказал он. – Я видел там такие странные сны. Вот только была проблема с посрать.

– И как ты с ней справился?

– Я вытащил говно из унитаза и разбросал его по двору, потому что смыть его невозможно.

– Да ты что? Теперь там повсюду валяется говно?

– Нет, идет густой снег. Оно уже давно замерзло и покрылось снегом.

– Но весной все это растает, и говно станет вонять!

– Хорошо, в следующий раз я буду ходить срать к тебе.

Мне не совсем не хотелось, чтобы Ив ходил ко мне срать, но я промолчал.

Он собирался ехать в Мюнхен. Я проводил его на вокзал и пошел на работу. Приближались рождественские каникулы. Целых три недели выходных. Через Юру на меня вышла какая-то студентка из института славястики по имени

Гудрон. Странное совпадение, это была уже вторая девушка в моей жизни с таким странным именем в течение довольно короткого промежутка времени.

Но эта Гудрон была совершенно не похожа на первую. Она писала диплом о русских в Вене, и ей нужно было взять десять интервью у представителей различных сословий. Одно интервью ей дал Юра. Я тоже согласился ей дать. Но ей было мало. Она хотела еще. Я предложил ей

Преподобного. Она обрадовалась.

Взамен она предложила устроить мне вечер в институте славястики в последний день перед каникулами. Почитать стихи. Она была председателем студенческого совета и у них имелся доступ к бюджету для приглашенных писателей, который никогда не использовался до конца, поскольку в славястике никто этим особенно не занимался.

– Иначе деньги пропадут, – сказала она. – Уже конец бюджетного года. Можно взять кого-то еще, хватит на всех.

– Давай возьмем Ольгу! Это – русская певичка, она поет вокзальные песни. Деньги ей тоже нужны.

– Давай! Может еще кого-то?

– Я подумаю, но, предупреждаю, я буду выступать голым!

– Это хорошо! Студентам понравится! У нас на славястике такая скука!

О славистической скуке я знал. Это было болото. В довершение ко всему профессором русской литературы туда взяли живой труп некого

Аверинцева – советского академика-аппаратчика, совершенно не умевшего преподавать и смертельно больного. Он всю свою жизнь прорылся в книгах, издавая бесчисленные наукообразные, но абсолютно безсистемные труды по русскому эпосу и влиянию на него Византии.

У него не было своей концепции и своей школы. Студентов он боялся. Лекции читал невыносимо. Это был антипод академика Лихачева, действительно серьезного и глубокого ученого, занимавшегося тем же, но по-другому. Подобных кадавров, душивших все живое, на славястике было немеряно. Поэтому мне представлялось делом чести положить на них свой хуй.

ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ

Лобковый герпес. Чудесное исцеление. Триумф моего хуя.

– Владимир, я вылечился! – заорал Ив, соскакивая с подножки мюнхенского поезда.

– Не пизди, – сказал я. – Чудес не бывает! Как это ты вылечился?

Лечился-лечился, вылечиться не мог, почти два месяца, а тут за неделю он вылечился! Хуйня на постном масле! Я тебе не верю!

– Нет, правда! Хочешь посмотреть?

– Не хочу.

– Но я вылечился! Вылечился!

– Как?

– Пошел в Мюнхене к врачу. Причем к обычному терапевту, а не к венерологу. Говорю – "дайте мне направление к хорошему специалисту", а он взглянул и отвечает – "это у вас лобковый герпес, надо выписать мазь и все пройдет".

– И выписал?

– Выписал. Я помазал первый раз и сразу все эти язвочки присохли.

Помазал второй – еще лучше. Уже почти ничего нет! Скоро смогу ебаться!

– А что же здесь тебя так странно лечили?

– В Вене просто хуйовые врачи!

– Да, я об этом уже много раз слышал. Здесь нет закона, защищающего права пациентов, если ты чем-нибудь заболел, то из тебя делают большую дойную корову и лечат не от того, только чтобы срубить побольше капусты. Несколько лет назад одному мужику по ошибке отрезали яйца! И врачей даже не наказали! Все газеты об этом полгода писали, смаковали подробности.

– Да ты что?!

– Да, это было в AKH – большом госпитале на Гюртеле. Там у них просто конвейер. Мужику должны были вырезать пупочную грыжу. Cделали короткий наркоз. Он очнулся, а грыжа на месте, зато в другом месте ничего нет, он стал кричать, звать на помощь. Но тут уж – зови-не-зови!

– Пиздец!

– Да, такова Австрия! Здесь многие законы еще со времен Франца

Иосифа и Гитлера до сих пор действуют. Например, здесь в юриспруденции есть такое понятие как "Doppelbeschtraffung", то есть человека за один и тот же проступок можно наказывать два раза.

Причем за какие-то совершенно абсурдные вещи. Например, за неуплату церковного налога. Этот налог ввел Гитлер для католиков, поскольку

Ватикан поддерживал его политику уничтожения евреев. Надо платить процент с дохода католической церкви. Многие студенты на это забивают хуй. Тогда к ним приходит экзекутор и забирает компьютер, плеер, мебель и другие ценные вещи. А потом приходит еще один экзекутор, поскольку оказывается, что дело по неуплате церковного налога рассматривается сразу в двух судах. А если какой-то крупный предприниматель или политик налоги не платит, то ему нихуя не бывает. Или если врач тебе яйца отрезал, то врачу тоже нихуя.

– Но это же полный беспредел!

– Да, эта страна живет по законам Франца Кафки!

– В Англии тоже хуйовая медицина, там тебя даже не лечат.

– А здесь лечат, но не от того.

– И это в конце второго тысячелетия!

– Увы, человечество не становится добрей и гуманней!

– А как же эволюция?

– На эволюцию всегда есть революция. Когда становится слишком хорошо жить, начинаются войны и государственные перевороты, чтобы компенсировать непомерное добро непомерным злом.

– Значит, я даже не могу пожаловаться на доктора Рауха?

– Пожаловаться ты, наверное, можешь, но это совершенно ничего не даст. Практики его не лишат, компенсацию тебе не заплатят.

Расслабься, дорогой, тебя просто отъимели по полной. Представляешь – ведь они кассировали с твоей страховки за каждый укол и еще количество прижиганий, наверное, тоже считали.

– Суки! Мне хочется пойти и их всех отпиздить!

– Успокойся!

– В мире так много несправедливости!

– Неправда, мир справедлив, но только к тем, у кого есть деньги и власть, а к тем, у кого их нет, нет, так всегда было и это логично.

Ив привез из Мюнхена ключ от дома на берегу Средиземного моря, где светило солнце и росли зеленые пальмы. По пути во Францию мы решили заехать в Венецию, чтобы встретиться и пообщаться с Анной

Итальянской, с которой я познакомился в Питере на съемках фильма. Мы планировали сделать остановку в Италии на несколько дней. Оставшиеся до отъезда дни Ив жил в "Арт-Фабрик", а срать ходил в паб "Кенгуру".

Если же его подпирало ночью, он срал на газету и выбрасывал говно в мусорный бачок на улице. Мыться он заходил ко мне.

– В Вене у меня есть троюродный дядя, – сказал он мне вскоре после возвращения из Германии. – Его надо найти!