В Вене живет весьма много странного русского народа. Но я с русскими не общаюсь. Так получилось. Просто я специально не ищу с ними контактов. Мне хватает контактов, которые мне приходится иметь с русскими неизбежно. Так, в Академии в одном классе со мной учится омерзительный персонаж – Андрюша Мельников. Новый русский, утверждающий, что он двоюродный брат ельцинского премьера Егора

Гайдара и внук Аркашки Голикова – маньяка и садиста.

"Мне снятся люди, убитые мной в детстве" – навязчиво повторял

Аркашка во время психических срывов, будучи уже известным детским писателем. Ему не было еще и двенадцати, когда он стал выходить на ночные улицы провинциального городка, в котором жил, и убивать прохожих, нападая на них сзади. Годы были смутными, революционными, маньяка никто не ловил. Встревоженная необычным хобби своего сына, мать попросила служившего в Красной Армии брата забрать его с собой на фронт. На фронте юный монстр почувствовал себя рыбой в воде и через несколько месяцев Аркашка уже командовал гарнизоном. О кровавых забавах красного командира отлично знало начальство, посылая его отряд в карательные экспедиции, вырезать непокорные большевикам деревни. Однако война закончилась, а Аркашка хотел крови. Тогда его послали в Сибирь усмирять восставшую Хакассию.

В тот коротких момент после распада СССР, когда на несколько месяцев были открыты некоторые архивы КГБ, русский писатель Владимир

Соловьев собрал исчерпывающий компромат на знаменитого детского писателя, и написал книгу "Соленое озеро", где были представлены свидетельства бесчисленных зверств Аркашки Голикова, собственноручно расстреливавшего детей на глазах родителей и родителей на глазах детей. В то время в Саянах нашли семью, бежавшую от карательной экспедиции большевиков, и почти семьдесят лет прожившую без контактов с внешним миром.

Солоухина убили, подпустив ему, как в свое время Василию Шукшину инфарктного газу. Семью из тайги сначала не трогали, пока они молчали, когда же они заговорили, их постигла подобная участь. Книгу

"Соленое озеро" изъяли из продажи. Наследники Аркашки, один из которых стал премьер министром России, мстили.

Это были достойные наследники Гайдара. Россия погрузилась в очередной беспредел, так, например, в 1993 году по данным статистики в бандитских разборках и от рук преступников погибло около 100 тысяч людей. Некоторые говорят, ровно 93 тысячи. Еще сотни тысяч умерли от голода. Бытует расхожее мнение, утверждающее, что дети не должны отвечать за дела своих родителей. Но тогда они и не должны их продолжать!

Андрюша Мельников, правда, вряд ли кого-нибудь убивал, он был просто гнусным ублюдком, получавшим грязные бабки из Москвы, на которых была кровь Владимира Солоухина – одного из моих любимых писателей.

После концерта на банкете я познакомился с родителями Вальтрауд

Фрешль и с ее братьями, приехавшими из провинции, чтобы сходить на халявный концерт. Они не разделили моего мнения, концерт русских артистов им понравился.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Дом Архитектуры в Клягенфурте. Десять заповедей.

На клягенфуртском вокзале меня встретила Эвелина – худая высокая девушка с орлиным носом, похожая на молодую Анну Ахматову. Сгущались вечерние сумерки.

– Ты уже бывал в Клягенфурте? – спросила она.

– Ни разу, – ответил я.

– Жаль, что уже темно и ничего не видно. А когда ты уезжаешь?

– Сегодня, сразу же после мероприятия.

– Тогда тебе придется приехать в Клягенфурт в другой раз, чтобы посмотреть город, хотя здесь нет ничего особенно интересного, кроме

Наполеонштадля, а туда-то мы как раз и едем!

– Я приехал только из-за Хайдольфа. Как он там?

– Отлично, дает интервью телевиденью…

В маленьком автомобиле "Пежо" колени высокой худой Эвелиной нелепо торчали в стороны, как лапки кузнечика. На Клягенфуркт садилась плотная ночь.

В ставке Наполеона было полно народа. Протиснувшись сквозь толпу, мы попали в больной двухярусный зал. Внизу была выставка проектов

Хайдольфа, внизу прыгал и орал сам Хайдольф перед камерой телевизора. На огромный экран сзади проецировалась прямая трансляция с места события с логотипом ORF 2. Мы были на месте события. Мы стояли в толпе на широком балконе второго яруса и смотрели вниз. Там в национальных костюмах настраивал инструменты духовой оркестр австрийских троттелей. Хайдольф, выхватив откуда-то дирижерскую палочку, заставил их сыграть для ТВ несколько пробных аккордов, заявив в камеру, что настоящий концерт будет после.

– Пойдем, я покажу тебе, где можно оставить вещи, – шепнула мне в ухо Эвелина, слегка дотронувшись до уха губами.

Продравшись сквозь густую массу гостей, мы попали к двери ее офиса. Она была куратором выставки и сотрудницей Дома Архитектора.

– Тихо, – сказала Эвелина, прижимая указательный палец ко рту и вталкивая меня внутрь неосвещенной комнаты. – Можешь раздеться…

Я почему-то вдруг подумал, что она хочет меня изнасиловать. В темноте мне показалось, что она даже издает некий посасывающий звук.

Возможно, она решила у меня отсосать. Или же это девушка-вампир?

Свет она не включала. Я снял легкую вельветовую куртку и услышал на полу легкий настораживающий шорох. Комната с привидениями? По коже густо побежали мурашки. В следующий момент вспыхнул свет фонарика и в его сиянии я увидел Варана – одного из сына Хайдольфа, лежавшего на полу под одеялом. Узнав меня, он вылез из-под одеяла и протянул мне руку.

– Можете не бояться, ребенок не спит, вы его не разбудите, – сказал Варан, указывая лучом на одеяло, где лежала его подруга и ее ребенок-индус, вожделенно отсасывающий у нее грудь. Индус явно наслаждался моментом пососать грудь белой женщины, не взирая на то, что это его собственная мать и отлично понимая – таких моментов у него в жизни будет мало. Ведь пососать грудь белой женщины – заветная мечта любого индуса.

– Когда мой выход? – спросил я у Эвелина.

– Скоро, на самом деле, нам надо уже идти, – она подошла к своему письменному столу, открыла ключом ящик и достала деньги. – Вот твой гонорар!

Она протянула мне три тысячи шиллингов.

– Гран мерси, – сказал я, хотя Хайдольф обещал мне четыре. -

Наверное, это не совсем осмотрительно – выплачивать гонорар до выступления. Может быть, я выступлю плохо.

– Ничего, – ответила Эвелина. – Это все равно, как ты выступишь.

Самое главное, что ты уже здесь. Ведь потом будет банкет и придется общаться с публикой, а не выплачивать гонорары. Кстати, сегодня здесь мои родители, они пришли посмотреть, чем я здесь занимаюсь, ведь это мое первое мероприятие, я тебя с ними познакомлю.

– Значит, ты работаешь здесь недавно?

– На самом деле уже почти два месяца, но все это время я готовила этот проект. Хайдольф Гернгросс – очень важная фигура для

Клягенфурта. Мы гордимся тем, что он родился в Коринции.

Я снял с себя лишние шмотки, достал из сумки тувинский бубен, полученный мной от тувинского шамана после инициации, и последовал за нетерпеливо ждущей меня Эвелиной. Интересно, знает ли она, что сейчас будет? И что ей сказал Хайдольф?

Мы спустились вниз и оказались на сцене своеобразного амфитеатра, на котором, словно загнанный тигр, в леопардовом пиджаке уже бегал

Хайдольф, тыкая дирижерской палкой в макеты архитектурных комплексов, которые он планирует построить в будущем. Он объяснял публике – что к чему.

– Вон сидит мама Хайдольфа, – шепнула мне Эвелина, делая знак глазами. – Ей 92 года.

Проследив за взглядом, я увидел величественно восседающую вверху на стуле старую даму, благоговенно окруженную близкими и дальними членами семейного клана.

– Амичи, прего! – закричал Хайдольф, зчем-то по-итальянски, завидев мое появление. – Сейчас будет специальный перформанс!