– Ты же ни фига не волокешь. – Атилов медленно покачивался. – Не волокешь, и лезешь не в свои дела. Три года назад искал в центрах, кто убил Нуртаса. И не понимаешь, что если б нашел, тебя бы самого убили…

Что он мелет?

– Снимай пиджак. – повторил Ес. – Тебе же лучше будет. – И прибавил. – Я на лыжах.

Пиджак отдать нетрудно. Но о том, что меня раздел знакомый щенок, станет известно всем. Что ж…

– Забирай, – я снял с себя кожанку.

Опустив глаза я вернулся к своим. Они увидели меня в рубашке и все поняли. Бирлес правда, чтобы окончательно убедиться, спросил:

– Где пиджак?

– Снял этот…

Серик Касенов промолчал, Пельмень сказал:

– Правильно сделал, что отдал. Ес еб…й.

– Что будем делать? – спросил я. – Против Большого и этого… за меня никто не пойдет.

– Я попрошу Каната помочь. – сказал Бирлес.

Его близкий друг Канат каратист, преподает в МВД технику рукопашного боя.

– Ты думаешь, он впряжется?

– Вы же знакомы друг с другом. Скажу ему, что унизили моего старшего брата.

– Ладно. Винишка не осталось?

– Пока вы разговаривали… – начал Пельмень.

– Ясно, – прервал его я и пощупал рукой плащ Бирдеса. – Дашь до дома добраться?

Мама слушала, не перебивая и хмурилась.

Я закончил и она тяжело задышала. Набрала номер Шалгимбаевых:

– Света, Эдька дома? Что? Давно не живет с тобой? Хорошо… Да так…

Она положила трубку и объявила: "Все. Я их всех посажу!".

– Мама, не надо… – я не знал что делать, но и понимал, что оставлять без обратки нельзя. – Они…

– Не бойся. Я их всех посажу и никто тебя не тронет.

Она отыскала в своей записной книжке номер телефона свата

Шарбану. Свежий родич работал инспектором уголовного розыска МВД.

– Нургалым? Мен Шаку-апай… – она быстро рассказала свату про пиджак и попросила срочно арестовать Шалгимбаева с Атиловым.

Предупредила, что я перепуган и прошу обтяпать дело без заявления в милицию.

Она прошла на кухню. Спросила, буду ли ужинать. Какой ужин?

Я позвонил Кэт:

– Меня опустили.

– Как?

– Один знакомый щенок раздел меня.

– Вечно с тобой что-нибудь происходит.

Ну, падла! Кругом одно говно и сам я по уши в говне.

Главным виновником мама считала Шалгимбаева. Я – Атилова.

Век- через век…

Утром подошла Надя Копытова.

– Бектас, съезди с Николаем Тимофеевичем в суд.

– Для чего?

– Я сказала ему, что ты можешь выступит свидетелем.

Скандал в семье Сподыряка разгорелся вновь. Наде нельзя отказывать. Какое бы ни было у тебя настроение.

– Хорошо.

Сподыряк привез меня из Ленинского райсуда на работу ближе к обеду. Тереза Орловски уже была на месте. С ней пошли на чердак. Кэт пробовала увязаться за ней, я ее отправил назад: "Иди работай".

– Вот так-то, Наташа, – я рассказал ей о вчерашнем и ждал совета.

– Тетя Шаку правильно делает, – сказала Орловски. – Их надо посадить.

– Правильно-то правильно. – Кто же меня поймет, что творилось у меня внутри? – Кроме того, что, если по-честному, я бздю, дело еще и в том, что с этим шакалом в детстве мы жили по соседству. Своих сажать нельзя.

– Вот видишь, своих сажать нельзя, а грабить своих можно? -

Наташа не по годам рассудительна. – Они тебя не пожалели… А ты их жалеешь.

– Да не жалко мне их. Если хочешь знать, то на самом деле я их хочу навсегда запрятать в тюрьму. Дело еще вот в чем… В центрах еще живут пацаны, которые помнят меня. Как я буду выглядеть в их глазах?

– Плевать на них. Дай сигарету, – Тереза Орловски прикурила. -

Спасибо. Бяша, перестань бздеть и думать о том, что кто-то что-то может сказать, что-то подумать. Если ты отступишь, завтра они будут об тебя ноги вытирать. Слушайся тетю Шаку.

После работы позвонил Нургалым. Оперативник предложил встретиться на улице.

– Без твоего заявления никак нельзя, – сказал Нургалым. Шаку-апай сказала мне, что ты боишься их. Не бойся, они тебе ничего не сделают.

– Значит, без заявления нельзя?

– Нельзя.

– Хорошо, в понедельник я передам вам заявление.

– До понедельника еще два дня. – Нургалым взял меня за руку повыше локтя. – Ты давай вот что. – Он вытащил из кожаной папки лист бумаги. – Пиши сейчас. На имя начальника уголовного розыска республики полковника Федорова.

– Смотри, эти оба дети известных писателей. – Нургалым прочитал заявление и, не сворачивая, спрятал лист в папку. – Теперь все будет хорошо. Так и передай Шаку-апай.

Глава 8

Я вновь… Короче… сел в Поезд

Цюрих… – на Женеву…

Прошло восемь дней. От Нургалыма ни слуха, ни духа. Замолчал и

Бирлес про друга преподавателя рукопашного боя. Может это и хорошо.Понемногу я отходил от позапрошлого четверга.

Из большой комнаты вернулась Орловски.

– Бяша, тебя к городскому.

Я поднял трубку.

– Бектас Абдрашитович?

– Он самый.

– С вами говорит корреспондент "Казахстанской правды" Паутов.

Ваша статья вышла в сегодняшнем номере.

– Юрий Романович, спасибо, – У меня перехватило дыхание. – Я вам это обязательно припомню.

– Не стоит благодарности. Вы лучше поторопитесь в киоск, пока не расхватали газеты.

Я перезвонил домой.

– Мама, статья моя вышла.

– Поздравляю!

– Все, я побежал за газетой.

Газеты в киоск привезли с полчаса назад. Газет я взял на рубль – тридцать три экземпляра.

Из лабораторных мужиков поздравили меня Кул Аленов и Руфа.

– Скуадра адзурра, скапароне! – проревел прогнозист. – Братан, так держать!

Из женщин больше всех радовались за меня Надя Копытова, Тереза

Орловски.

Я зашел к Якову Залмановичу.

– Яша, в сегодняшнем номере "Казправды" напечатана моя статья.

– О! Поздравляю. Дашь почитать?

– Я специально принес тебе один экземпляр.

– Совсем хорошо. – Яша вытащил из кармана джинсов связку ключей и подошел к сейфу. – Созывай народ. – Он распахнул дверцу сейфа, достал деньги. – Событие надо отметить.

Пили с обеда до конца работы на ВЦ. Провожала домой меня Кэт. Она не артачилась и, попросив закрыть дверь моей комнаты на ключ, стала раздеваться.

"Мир ищет энергию…" (Б.Ахметов, младший научный сотрудник КазНИИэнергетики, "Вторичные ресурсы",

"Казахстанская правда", 15 апреля 1983) для чего?

Для тебя, для тебя,

Для тебя…

На субботнике Надя Копытова рассказала мне: "Вчера после обеда ты где-то праздновал… Жаркен появился после двух… Шкрет показал ему газету. Шеф прочитал и сказал: "В газету надо уметь писать". Еще он беспокоился: "Что скажет Чокин?".

Папа оценил статью как бывалый газетчик: "Вторая полоса, подвал… Тебе выделили хорошее место".

В субботу вечером позвонила тетя Рая Какимжанова:

– Бектас, мы в восторге. Ты занят большим делом.

В воскресенье, в обед пришли Есентугеловы. В руках тети Альмиры гвоздики.

Чокин ничем не обнаруживал, как его задело несанкционированное выступление в печати младшего научного сотрудника. За него отдувалась ученый секретарь. Зухра раскричалась на секции Ученого совета: "Кто такой этот Ахметов, чтобы писать от имени института?".

Писал я не от имени института. Ученый секретарь знала это не хуже меня. Но ее мнение – это позиция Чокина.

Плевать. Посмотрим, как вы у меня запоете, когда выйдет очерк в

"Просторе". В том, что его напечатают, после выхода материала в

"Казправде", я не сомневался.

Как немного надо, чтобы ты предъявил доказательства того, что ты существуешь. Еще я думал, какой мелочевкой заняты все у нас, от директора до лаборанта, если заметка в пять колонок вызвала любопытство к человеку, которого до минувшей пятницы в чем, в чем, но в наличии каких-либо амбиций заподозрить было никак нельзя. В приличном заведении не обратили бы внимания на писарчука. Пишет, ну и пусть себе пишет. "Институт наш не болото, – говорил я сам себе, – и даже не шарашкина контора, а овчарня, где друг к дружке тесно жмутся блеющие бараны, ждущие подачки".