Пожилая женщина, с болью в голосе, обратилась к парню, прижавшему её к стойке:

– Мальчик, подвинься чуть-чуть.

Тот обиделся:

– Усатых мальчиков не бывает, – и попытался отдвинуться от неё.

– Мужчина! – послышалось рядом, – что вы легли на меня?

– На вас? Только под наркозом.

– Ха, ха раздался смех.

– Чего ты ха-хакаешь?

– Закрой своё хлебало, нажрался с утра, водярой и перегаром всех травишь.

– Я за свои пью, и не твоё дело, понял? А хочешь получить, по сусалам – получишь.

– Ладно, выйдем, разберёмся.

Наум Цезаревич вышел на воздух, с облегчением вздохнул и подумал, что надоели эти автобусно-троллейбусные концерты. И вспомнил, что один из мужчин говорил о постановлении правительства об увеличении услуг населению.

– Надо разузнать, что за постановление, – решил он про себя.

Дело в том, что Польский раньше работал в системе бытового обслуживания населения, но ушёл из-за конфликта с начальством, хотя по своему характеру старался не конфликтовать.

На следующий день он пошёл в Областное управления бытового обслуживания населения и узнал, что в постановлении правительства говорилось о том, чтобы "для удовлетворения нужд населения" Госплан выделил значительное количество стройматериалов, а министерства, ведомства, Республики, руководство краёв и областей приняли меры для их реализации посредством оказания строительных услуг.

Наум Цезаревич в своём тресте начал "работать" со своим руководством и через три месяца организовал "Участок по заказам населения" при облремстройтресте, который и возглавил.

Услуги населению выполнялись в незначительном количестве, в зависимости от наличия рабочей силы и стройматериалов. Это кирпичная кладка, устройство крыш и отопления, некоторые отделочные работы, кроме штукатурки, которая была очень трудоёмкой. План участок выполнял и Польский числился на хорошем счету у начальства.

Утром на разнарядке Польский распорядился звену Николая Дзюбы в составе трёх человек, поехать на ремонт стропильной системы и по устройству кровли из шифера в район Ново-Николаевки, по указанному адресу на ул. Варшавской.

– Большая там работа? – спросил Дзюба.

– Не очень. В одном месте нужно заменить подгнивший мауэрлат: Там подтекала кровля и он сгнил, и посмотреть стропила. Естественно, сорвать старую кровлю и настелить шифер. Наряд получите у Симы

Израилевны и грузите материалы. Я постараюсь к вам в течении дня подъехать.

В то утро не знал Польский и никто из его окружения, что эта незначительная, рядовая работа сыграет с ним и другими людьми такую шутку, что она останется в их памяти и памяти многих людей навсегда, а кое-кому и изменит жизнь.

В звене, кроме сорокадвухлетнего, плотного, или, как говорят на

Украине, "крэмэзного" Дзюбы, работал худой, высокий, вертлявый как ртуть, балагур Пётр Алисов и молодой, чернявый, ещё не служивший в армии, Федька Чернов, сосед Алисова. Федькина мать попросила Петра взять его в ученики.

– Возьми, Петя, его к себе в бригаду, может человеком станет. А то, знаешь, учиться не хочет, целый день на улице. Уже несколько раз возвращался домой выпивши. Где деньги на водку берёт – не знаю.

Дружки его до тюрьмы доведут.

– Хорошо, Глаша, я потолкую с бригадиром, он мужик деловой, поговорит с начальством и всё устроим. С тебя магарыч.

– За мной дело не станет. С первой Федькиной получки поставлю.

Петрова жена Екатерина работала на чулочной фабрике, её фото постоянно украшало Доску почёта, и недавно её выдвинули", а затем избрали депутатом городского Совета. Петя по этому поводу с гордостью говорил, опуская плечи и вытягивая вверх голову, своим коллегам по работе, а вернее, собутыльникам

– У меня жинка депутат Горсовета! Я теперь не просто Петя Алисов, а муж депутатки.

Мужики смеялись и прозвали Алисова "Муж депутатки". Сначала Петро обижался, а потом привык и даже отзывался на это прозвище с комментарием:

– Хоть она и депутат Горсовета, но я же её е amp;у.

– Рассказывай басни. Каждый вечер шатаешься как маятник, в ворота не попадёшь.

– Я как маятник, а он у меня стоит, как солдат на посту у

Мавзолея, и попадает, куда ему положено. Ты бы так попадал. Наливай, давай, только не мимо рюмки.

– А я стар стал, попадать не стал, больше туда, чем мимо. Дёрнули!

Екатерина, узнав, что Федька стал работать вместе с Петром, выговаривала его матери:

– Ты бы, Глашка, со мной посоветовалась, когда Федьку ему поручила. Ничему хорошему в этой шарашке он не научится.

– Почему это? Петро же работает, и говорит, что неплохо зарабатывает.

– Ага, неплохо. Там левые гроши, и он не просыхает. Я последнее время его и близко к себе не подпускаю. Спит на кушетке, воняет от него за версту. Куда ихнее начальство только смотрит? Устроила бы сына на завод, там левых денег нет, и пьют только в получку и аванс.

– Что ж теперь, Катя, сделаешь? Пусть работает, а там видно будет. Всё таки свой человек рядом.

– Ну да! За водкой его гонять будут и пить научат.

– Он и без них уже прикладывается.

Члены маленького рабочего коллектива для солидности называли себя бригадой, а Николая Дзюбу бригадиром. Петру разрешалось его называть бугром, чем тот, отсидевший уже два срока – четыре и шесть лет за кражу государственного имущества и разбой, был доволен. Федька вначале обратился к нему по имени-отчеству, которое узнал от

Алисова, но Дзюба посмотрел на него тяжёлым взглядом, и у Федьки

ёкнуло под сердцем.

– Зови меня просто -дядя Коля, ты мне в сыновья годишься.

У Дзюбы был ребёнок от первого брака, но после первой судимости, жена сбежала от него, а куда он не знал. Боясь его преследований, она и на алименты не подавала. После освобождения из колонии он женился вторично, но и эта жена быстро от него ушла из-за постоянной пьянки и рукоприкладства А так как пьянки случались часто, то на её лице, почти ежедневно под слоем дешёвой пудры цвели синяки.

Николай жил один в отцовском доме, и почти каждый день на квартире у него собиралась компания, состоящая из бывших и потенциальных уголовников. Иногда в компании бывали и женщины, которыми мужики пользовались по очереди, устанавливаемой хозяином квартиры.