«Желанье, ужасу подобное…»

Желанье, ужасу подобное,

Меня опять влечет к стихам…

И снова, как на место лобное,

Вхожу в мой озаренный храм.

Покрыта грудь святыми ризами,

Чело под жреческим венцом,

И фимиам волнами сизыми

Клубится медленно кругом.

Входите! это — час служения,

Зажжен огонь, дверь отперта.

Мои заветные моления,

Не дрогнув, повторят уста.

Блаженны все, молчать умевшие,

Сокрывшие священный стих,

Сознаньем пламенным презревшие

Вопль современников своих!

Они в блаженном одиночестве

Проникли в таинства души;

Приняв великие пророчества,

Твердили их в глухой тиши;

Они глубины тайн изведали,

До дна испили свой восторг,

И вдохновенных грез не предали

На поруганье и на торг!

Но поздно! Жизнь моя расславлена,

Воздвигнут храм, дверь отперта…

Входите! Будет людям явлена

Моя запретная мечта.

5 — 6 октября 1909 — 6 декабря 1910

«Не так же ль годы, годы прежде…»

Не так же ль годы, годы прежде

Бродил я на закате дня,

Не так же ль ветер, слабый, нежный,

Предупреждал, шумя, меня.

Но той же радостной надежде

Душа, как прежде, предана,

И страстью буйной и мятежной,

Как прежде, все живет она!

Ловлю, как прежде, шорох каждый

Вечерних листьев, дум своих,

Ищу восторгов и печали,

Бесшумных грез певучий стих.

И жажды, ненасытной жажды

Еще мой дух не утолил,

И хочет он к безвестной дали

Стремиться до последних сил.

<1910>

ВЕСНА

С пестрым мешком за плечами татарин,

В чуйке облезлой веселый мужик,

С дымной сигарой задумчивый барин,

Барышня в синем — бессмысленный лик.

После гигантских домов — два забора,

«Фиалки, фиалки!» — «Шнурки, гуталин!»

Быстро отдернулась белая штора:

Девочка с кудрями в раме гардин…

Шумно вдоль мокрых бегут тротуаров,

Детям на радость, живые ручьи,

В думах, как зарево дальних пожаров,

Светят прошедшие весны мои.

21 февраля 1911

«Душа томится надеждой тщетной…»

Душа томится надеждой тщетной

Вернуть былую, святую мощь…

Как всё поблекло — так незаметно! —

Как бледно небо и зелень рощ!

Дрожит вершина родной березы,

Вот трясогузка трясет хвостом…

Я помню смутно живые грезы

И счастье жизни в глухом былом…

Бежал бы прежде я в это поле,

Я пил бы запах медвяных трав…

Но чую в теле, но чую в воле

Гнет беспощадный земных отрав.

Ах, слишком много я жаждал видеть,

Искал видений, волшебных снов,

Умел любить я, смел ненавидеть…

И стали страсти — как груз оков!

В листву березы бьет солнце ярко,

И птицы громко кричат «чьи-чьи»!

О, свод небесный! победы арка!

Войду ль в оковах в врата твои!

25 мая 1911

«Я видел много городов…»

Я видел много городов,

И малых и больших,

Я слышал сонмы голосов,

Гудящих в стенах их.

Я видел склоны грозных гор,

Ширь радостных морей,

Я знал восторг, я знал позор,

Все омуты страстей.

Что ж мне осталось в мире сем?

Он предо мной — как склеп.

Я песни пел, — и вот я нем,

Я видел огнь, — и слеп!.

Я помню: ненависть, любовь,

Молитвы, ужас, бред…

Ужели начинать мне вновь

Весь круг былых побед?

Где новый Дант? другой Шекспир?

Невиданный закат?

Я до конца прошел весь мир,

И нет путей назад!

1 августа 1911

ВОРОБУШЕК

Озими зеленые, оголенный лес,

Небо серо-синее, мертвые цветы,

Станции заброшенной сумрачный навес,

И в мечтах задумчивых — маленькая ты.

Милый мой воробушек! ты клюешь подсолнух,

Прыгаешь доверчиво, смело предо мной;

Оба мы купаемся в предосенних волнах:

Ты с своей заботою, я с своей мечтой.

Пусть, бросая в воздух бело-серый дым,

Мимо нас стремительно мчатся поезда,—

Мы живем мгновением, кратким и одним,

Мы мгновеньем счастливы, нынче, как всегда.

Осень пусть кончается; взвеют вихрем вьюги

Белый снег над яркостью поздних озимей,

Будут мертвы бороны, будут мертвы плуги.

Ты зиме доверишься, я — мечте моей.

Прыгает воробушек, облака ползут,

Лес стоит безжизненный над простором нив,

Хорошо довериться быстрым снам минут,

Чувствовать, что в вечность я влюблен и жив.

4 октября 1911

«Так повелел всесильный Демиург…»

Так повелел всесильный Демиург,

Чтоб были люди ремеслом различны.

Тот — плотник, тот — купец, тот — драматург,

Те — камни класть, те — суд вести привычны.

Но ты — ты выбрал жребий необычный:

Художник ты, и также ты хирург!

Ты лечишь люд, и сельский и столичный,

И пишешь нам блеск дня и темень пург.

Так ты творца провел лукаво за нос,

Нарушив, им назначенный, устав:

Ты — разен, как Протей, двулик, как Янус!

Прими же от меня, средь разных слав,

И мой сонет, что преломил, как в призме,

Недавний спор о материализме.

23 декабря 1911

«Двадцать лет назад ты умерла…»

Двадцать лет назад ты умерла.

Как же нынче снова ты пришла

В тихом сне, ко мне, — с лицом печальным,

С тихим голосом, как будто дальним,

Та же, та же, что была тогда!

Пред тобой я плакал без стыда

О годах, прожитых бесполезно.

Ты сказала тихо: «Ночью звездной,

Здесь, в каких-то четырех стенах,

Ты уснешь на белых простынях,

И в стране, где счастие безбрежней,

Встречу я тебя улыбкой прежней!»

Облелеян нежностью былой,

Снова был я мальчиком с тобой,

Целовал протянутые руки,

И, чрез годы медленной разлуки,

Душу скорбную ласкала вновь

Первая блаженная любовь.

Декабрь 1911

«Как ангел тьмы и ангел света…»

Как ангел тьмы и ангел света,

Две тени строгие со мной,

И властно требуют ответа

За каждый день и подвиг мой.

Один, «со взором серафима»,

Лелеет сон моей души,

Другой, смеясь, проходит мимо

И дерзко говорит: спеши!

Но лишь я вслед за ним дерзаю,

Бросаясь в гибельный хаос,—

Другой зовет к земному маю,

К блаженству думы, к счастью слез.

И каждый вечер — двое! двое!

Мне произносят приговор:

Тот — неземное, тот — земное,

Кляня, как ужас и позор.

Но неземное сходно с бездной,

В которую готов я пасть,

А над земным свой полог звездный

Волшебно распростерла страсть.

И я, теряя в жизни грани,

Не зная, душу где сберечь,

В порыве темных отрицаний

На ангелов взношу свой меч!

1907. 1911