Появилась разнарядка на главный конвейер в автосборочный корпус, и я пошел вместе с другими ребятами. Моя годовая норма уже выработана, месяц отработал, все равно: лишние деньги, да и после армии трудно привыкнуть к сидячей работе. Платят на конвейере по четыре рубля в день, а в отделе при этом сохраняется полный оклад. У нас не самое сложное место – сборка платформ. Вообще-то это кузов, но называется почему-то платформой. Мы устанавливаем борта, наживляем болты с шайбами и гайками и гайковертом закручиваем их. В конце конвейера аппарат с бесплатной газировкой. Сильно шипучая, покалывает на языке, хороша. На нашем конвейере много БНС-ников, на соседних – среднеазиатских и вьетнамских рабочих.

Обедаем мы в столовой в подвале бытового корпуса. В нее нужно идти длинными подземными коридорами.

Обед стоит шестьдесят пять копеек. Рабочие приходят за несколько минут до открытия, заранее платят в кассу и получают жетоны. Потом двери открываются. В зале все столы накрыты. Стоят стаканы с компотами, тарелки с хлебом тем и другим, тарелки со вторым и пустые миски для первого. Первое в котелках, чтобы не остыло в тарелках.

Посуда вся металлическая, как в армии, вилок и ножей нет, только большие ложки. На входе в зал стоит громила в заляпанном белом халате и фартуке, с бочонком. Рабочие проходят и бросают в бочонок жетоны и шайбы. Таким образом, экономится время. В любой другой заводской столовой нужно выстоять в кассу и столько же на раздаче. А здесь весь обед занимает пятнадцать минут. И пятнадцать минут остаются в запасе.

Позднее мне случилось работать в одном механосборочном цеху, кажется втором, у первой проходной. На конвейере, где собирают коробку передач. Сначала меня поставили на какую-то маленькую штуковину вроде фланца. Нужно наживить болтики с простыми и гроверными шайбами, обмакнуть каждый болтик в масло, поставить картонную прокладку и закрутить все разом гайковертом, свисающим сверху. Конвейер идет медленно, минут через десять останавливается по какой-либо причине. На полминуты. Это дает мне время подготовить следующую партию болтиков. Не отстаю и не тяжело, но времени покурить, совсем нет. Постоянно руки заняты. Курить удается только в обед. Через пару дней попросился у начальника участка перевести меня на другое место. Поставили в начало конвейера. Это место БНС-ника.

Оно считается тяжелым, а мне как раз. Раз в минуту кладу на конвейер новую коробку передач. Сначала на станок ее. Он проламывает пленку, закрывающую отверстие в коробке. Пленка образуется после литья. Из каждой минуты двадцать секунд я свободен.

В МСК-10 собирают какие-то небольшие коробки, красят их в серебряный цвет и сушат. Я работаю на вертикальном протяжном станке.

Он с грохотом строгает мелкую штуковину. Из шлангов льется молочного цвета охлаждающая жидкость, автоматически, конечно. В конце дня ладони усыпаны черными точками – это маленькие металлические занозы.

Они слегка пощипывают, но не мешают. Избавиться от них невозможно, только со временем, когда кожа поменяется. А в рукавицах работать нельзя по технике безопасности – может затянуть. В конце смены нужно вытирать станок и выметать опилки. На конвейере убирать рабочее место не нужно.

На следующий год, летом мы с Ларисой поехали в Юрмалу. Нашелся то ли знакомый то ли Ларисин родственник, работает в Юрмале торговым юрисконсультом. Он забронировал нам домик в кемпинге в Вайвари. Это местечко на западной окраине Юрмалы. Автобус останавливается. За остановкой в лес убегает тропинка. Через минуту перед нами кемпинг.

Случайно разбросанные летние домики, столовая, несколько туалетов с холодной водой. Банные кабинки, размером с телефонные, работают во вторник и пятницу. В эти дни к ним тянется очередь в сто человек.

Столовая с открытыми выходами на все стороны света. Ешь, когда удобно, заказывай, сколько хочешь.

Жилой домик поделен на две половины. Внутри две койки, розетка, стул, тумбочка, лампа. Соседи за стенкой тяжело сопят и скрипят пружинами. Всюду жизнь. Рижский залив в ста метрах. Шум его приглушен высокой дюной, тянущейся вдоль берега. Она обросла соснами, под ногами черника. По утрам бегаю по берегу. Полоска песка вдоль берега шириной до ста метров. Песок плотный у самой воды, именно тут все и бегают. Стоят столбики с указателем километров. А через каждые триста метров – урны. Бегу на восток два, три километра. Хорошо бы добежать, пока Солнце спрятано за большим кучным облаком. А когда развернусь, в спину будет не жарко. Слева вдалеке проплывает белый теплоход. Рано, на песке еще нет отдыхающих. Велосипедисты у воды сгребают водоросли в кучки.

Возвращаюсь – кучки убирает колесный трактор. Сейчас бы туда. До

Лиелупы пробежался бы с удовольствием.

В Риге мы обошли музеи и башни. Ходили на певческое поле, на могилу Райниса среди сосен. Ездили в Сигулду, обошли три замка. У двух уцелело лишь основание из больших валунов. Третий восстанавливается эстонскими школьниками. Кирпичи старой и новой кладки чуть отличаются по цвету. С замковой башни виды окрестные холмы. Леса вокруг лиственные липа, клен, дуб. Кроны густые и потому под деревьями почти нет травы, лишь коричневые прошлогодние листья.

Латвийская Швейцария.

С экскурсией ездили в Пярну. Дорога бежит вдоль побережья. Пярну – красивый малоэтажный городок. Много деревянных домов. Пярнусский залив мельче, и на два градуса теплее, чем Рижский. В городе нет мужчин в длинных брюках, все в шортах, кроме нас, приезжих.

Пешеходная улица Калев обрывается в голубое небо.

Мне хочется найти янтарь. Своими руками найти. Раз янтарь – это бывшая сосновая смола, когда-то попавшая в морскую воду, значит искать в Юрмале бесполезно. Слишком широкий пляж отделяет сосны от воды. Когда едем на электричке из Риги в Юрмалу, пересекаем мост через реку Лиелупу. Берега хорошо просматриваются, они высоки и обрывисты, все в соснах. Может быть здесь? Вышел на ближайшей остановке. Нашел устье. Побродил. Янтаря нет. Рыбный колхоз и большое кладбище чаек. Песок белый от сотен трупиков. Большие стаи прохаживаются и кружат в небе. Про чаек. Когда мы лежим на пляже, где-нибудь в Дубулты, Дзинтари видно, как чайки патрулируют вдоль берега. Даже если их нет, стоит подбросить вверх кусочек хлеба, раз, другой. Вот и они. Ловят хлеб на лету. А в Таллинне чайки берут кусочек хлеба из поднятой вверх руки.

Красивое название станции в сторону Юрмалы: Золитуде.

В поисках янтаря мы ездили на запад от Юрмалы. Деревни, отмеченные на карте, в реальности представляют собой шесть домов. Дома добротные, вокруг лес. За грибами или черникой ходят как за водой – между прочим. Пляж такой же широкий, но безлюдный. В песке нет окурков, следов ног, он плотный и ровный. Когда по песку быстро проводишь кроссовкой, он издает звук, как шина при резком торможении. Песок почти белый и самый мелкий, что мне приходилось видеть. Янтаря и здесь нет. В широкой полосе леса между берегом и шоссе растет крупная черника, почти такая же, как под Плесецком.

Однажды утром поехал сюда специально за черникой. Много комаров.

Тянут свои тоскливые песенки. Куртку не оденешь – жарко. Комары атакуют с полчаса, потом улетают по более важным делам.

А что же с янтарем? Стоит поискать на морском побережье, а не у

Рижского залива, возможно там сосна ближе к берегу.

Решили съездить в Лиепаю. Лариса немного простудилась и осталась.

Я купил банку шпрот в дорогу (чтобы не умереть с голоду) и поехал.

Поехал ночным поездом из Риги и был в Лиепае на рассвете. Вернуться предполагал следующим вечером. Мне известно расписание поездов и время в пути.

Вышел на мощеную рыночную площадь. Ряды деревянных прилавков под навесами, пока еще пустые. Два дворника вяло метут булыжник. По периметру двух – трехэтажные дома с облупившейся штукатуркой. Пошел по тропинке в парк – нужно найти скамейку, позавтракать. Тропинка поднимается на пригорок, а обзор закрывают ветви больших лип.