Глава 57

НЕУДАВШАЯСЯ ПОПЫТКА

По дороге мародеры взаимно упрекали друг друга и бранились между собой.

— Чтоб черт тебя побрал! — шипел Веслав цыгану. — Ты соблазнил меня и мою жену пойти на грабеж убитых и раненых. Да будет проклят тот час, когда мы впустили тебя в нашу хижину, когда ты, раненный, спасаясь от преследования, постучался к нам!

— Молчи, дурак, — отозвался Риго, — ты не младенец и можешь отдавать себе отчет в своих поступках. Тебе хотелось поживиться вещами убитых и раненых, и ты должен был сообразить, что это может окончиться неудачей.

— Но я не знал, что это карается так строго, — возразил Веслав. — Черт возьми! Разве это преступление, если я отбираю у мертвеца то, что ему уже более не нужно?

— Потолкуй об этом с судьей, перед которым мы еще сегодня предстанем, — с насмешливым хохотом отозвался цыган. — Он ответит на твой вопрос. А у меня шея зачесалась, точно на нее уже накинули петлю.

— Неужели нас в самом деле повесят?

— Болван ты, больше ничего. Еще хорошо, если нас предварительно не подвергнут пытке. Я слышал, что пруссаки, прежде чем отправить на тот свет таких вот, как мы с тобой, пытают их в течение нескольких часов.

— Боже милосердный, — завопил Веслав, — сохрани и спаси меня от этого ужаса! Я поставлю две толстые свечи перед иконой и денно и нощно буду молиться.

— Не реви, трус, — буркнул цыган, — на это у тебя хватит времени потом, перед кончиной. Мне бы только послать весточку графу Батьяни. Он, наверное, спас бы своего верного слугу от беды. Он мастер надувать пруссаков.

Зигрист, ехавший с Рорбеком позади повозки, ясно расслышал эти слова. Он повернул коня к цыгану и прикоснулся дулом своего ружья к плечу негодяя. Риго вздрогнул: ему показалось, что Зигрист хочет его пристрелить, и он очень удивился, когда Зигрист наклонился к нему и вполголоса спросил:

— Ты в самом деле слуга графа Батьяни?

— Да, — ответил Риго, — спросите Лейхтвейса, он подтвердит это.

— И ты думаешь, что граф Батьяни пожелал бы спасти тебя?

— Еще бы! — воскликнул Риго, в душе которого зашевелилась надежда. — Мой господин будет рад спасти меня, так как я однажды тоже спас его от смертельной опасности. Долг платежом красен.

— Хорошо, — сказал Зигрист, — я подумаю об этом. Быть может, ты отделаешься менее суровым наказанием, если только твой господин на самом деле согласится принести жертву, чтобы спасти тебя.

— Что ты хочешь этим сказать? — вполголоса спросил Рорбек своего товарища.

— У меня появилась великолепная мысль, — ответил Зигрист, — и если удастся ее осуществить, этим можно будет помочь Лейхтвейсу. Тебе известно, что Батьяни увез Лору в крепость и она находится теперь всецело во власти этого негодяя. Мне бы хотелось предложить графу Батьяни выдать Лору в обмен на цыгана. Если он пойдет на такой обмен, то мы освободим Лору из плена и тем самым вернем нашему дорогому начальнику душевное спокойствие и счастье его жизни.

— Великолепная идея, — согласился Рорбек, — ты умница! Я никогда не додумался бы до этого. Да, надо испытать все средства к спасению Лоры. В сущности, ведь казнь цыгана нас не интересует. Ему не миновать виселицы, и рано или поздно его все равно повесят.

— Я тоже так думаю, — ответил Зигрист, — и надеюсь, что Батьяни согласится на обмен.

— Но я вспомнил о большом препятствии, — заметил Рорбек, — ведь мы находимся вне крепости, а Батьяни — внутри ее. Каким же образом мы свяжемся с ним?

— Видишь ли, мой друг, — сказал Зигрист, — тут-то и пригодились мои познания в истории. Для подобных переговоров древние греки и римляне пользовались очень простым средством: они привязывали послание к стреле и пускали ее за стены осажденного города. Там кто-нибудь находил стрелу, послание читали и принимали то или иное решение.

— И ты думаешь, что мы сумеем так устроить? — спросил Рорбек. — Ведь у нас нет ни лука, ни стрел, да и стрела может остаться незамеченной.

— Она будет замечена! — уверенно воскликнул Зигрист. — Именно потому, что она вещь редкая, на нее и обратят внимание. А сделать лук и стрелы не так уж трудно.

Цыган Риго слышал всю эту беседу и возликовал. Он уже не сомневался, что будет спасен, что его не казнят, что он вернется к своему господину и что товарища его — чешского крестьянина Веслава — повесят.

«Так этому дураку и нужно, — думал Риго. — Недаром же я обзавелся такими связями, которые могут спасти меня от петли».

Уверенность в благополучном исходе дела придала Риго спокойствие, он уже не трепетал за свою судьбу и дышал много свободнее.

После часовой езды санитарная повозка с обоими ранеными добралась до прусского лагеря. Лейхтвейса и Гунду немедленно поместили в деревянном бараке, и искусные врачи занялись их лечением.

Связанных грабителей уложили на земле, приставив к ним часового, заявив негодяям, что при первой же попытке к бегству они будут убиты. Цыган Риго вовсе не помышлял о бегстве, будучи вполне уверен в своем освобождении. Веслав же, которого Риго уговорил принять участие в грабежах и убийствах, катался по земле, проклиная себя и того, кого он считал виновным во всем.

С мародерами не церемонились. Генерал не созвал даже полевого суда, а собственной властью приказал повесить грабителей на первом попавшемся дереве. Но когда ему доложили о жестокостях, совершенных негодяями и показали отрезанные пальцы, он решил увеличить наказание, приказав отрубить Веславу обе руки и выжечь Риго оба глаза еще до казни.

Жестокости этого приговора не следует удивляться. Не говоря уже о том, что негодяи совершили гнуснейшее из преступлений, на которое вообще способен человек, дело происходило в такое время, когда общеупотребительные пытки только недавно были упразднены Фридрихом Великим, да и то только в Пруссии. Генерал считал себя вправе применить к мародерам жесточайшее наказание, чтобы отбить у других охоту к подобным злодеяниям.

После произнесения приговора Курт фон Редвиц, побеседовав с Зигристом, спросил разрешения поговорить с генералом. Он сообщил ему, что цыган Риго может быть обменен на несчастную женщину, находящуюся в позорном плену в крепости, и указал на то, что лучше отпустить цыгана, чем предоставить ужасной участи ни в чем не повинную женщину.

Сначала генерал не соглашался на этот обмен, основываясь на том, что нельзя отпускать одного грабителя, казнив другого, но Редвиц сумел его убедить, что лучше спасти жизнь женщины, чем настаивать на казни преступника. В конце концов генерал разрешил связаться с Батьяни.

В то же время обоим грабителям был объявлен приговор. Генерал, перед которым они предстали, в нескольких словах доказал им всю гнусность их злодеяния и затем торжественно произнес:

— Оба вы приговорены к смертной казни через повешение, причем тебе, Веслав, предварительно отсекут обе руки, а тебе, Риго, выжгут глаза. Поступая так, мы исполняем библейский завет: око за око, зуб за зуб! То, что вы причинили раненым, вы испытаете на себе самих, и я полагаю, что ваши мучения и пытки послужат устрашающим примером для других.

Веслав от страха заревел и бросился к ногам генерала.

— Сжальтесь, — визжал он, — меня совратил этот цыган! Он уговорил меня идти с ним. Даруйте мне жизнь! Если уж без этого нельзя, то отсеките мне руки, но не вешайте меня! Сжальтесь! Христа ради, сжальтесь!

Цыган Риго насмешливо улыбался. Он не пытался просить генерала, полагая, что граф Батьяни и без того освободит его.

— Убирайтесь вон! — крикнул генерал. — Трусливая мольба о пощаде одного столь же омерзительна, как наглое поведение другого. Ступайте и готовьтесь к смерти. Вас казнят с восходом солнца.

Солдаты вытолкали грабителей из палатки генерала и уложили их на земле на прежнем месте.

Тем временем Зигрист и Рорбек лихорадочно работали. В близлежащем лесу Зигрист вырубил крепкую ветку орехового дерева и смастерил из нее лук, а Рорбек из соснового сука выстрогал стрелу. Покончив с этим, Зигрист, воспользовавшись вместо стола большим барабаном, при свете лучины написал на толстой бумаге следующее: