— Ошибаетесь, графиня, — с злобной улыбкой возразил Батьяни. — Если Лейхтвейса защищают ангелы-хранители, то я, в случае надобности, напущу на него дьяволов. Я догоню Лейхтвейса, как бы он хитро ни устроил свой побег. Старшина, будьте любезны немедленно обыскать все помещения замка вместе с моим слугой. Быть может, вы найдете какие-нибудь следы, по которым можно будет догадаться, в каких костюмах разбойники покинули замок.

Старшина вместе с Риго вышел из комнаты, чтобы исполнить приказание майора.

Батьяни остался один со стариком и его дочерью. Старик поднялся с кресла и обратился к Ядвиге со словами:

— Дочь моя, запри, пожалуйста, дверь, мне нужно поговорить с этим господином. Сама ты можешь остаться здесь.

Ядвига заперла дверь на ключ и спустила портьеры, так что в другой комнате ничего нельзя было слышать.

Старый граф, по-видимому, крайне взволнованный, подошел к Батьяни, взглянул на него с мольбою и произнес:

— Я никогда в жизни не пытался убедить кого бы то ни было отступить от исполнения своего долга, тем более, если этот долг вменен приказом самого герцога. Сегодня я в первый раз нарушу долг совести. Умоляю вас: откажитесь от преследования разбойника Лейхтвейса.

— Но позвольте, ваше сиятельство, — возразил Батьяни, которому доставляло удовольствие мучить старика и показывать ему свою власть, — как вы можете обращаться с такой просьбой ко мне, уполномоченному герцога? Мне приказано во что бы то ни стало задержать разбойника Лейхтвейса и передать его в руки правосудия. Со своим слугой я всю ночь был в дороге, мчался, как бешеный, рискуя жизнью, и в ту минуту, когда я напал на след разбойника, когда мне стоит только протянуть руку, чтобы схватить этого негодяя и раз и навсегда обезвредить его, — вы просите, чтобы я отказался от своего намерения. Нет, ваше сиятельство. Честный человек и верноподданный герцога не может требовать этого от меня.

Старый граф в смущении опустил голову на грудь. Он смотрел то на Батьяни, то на Ядвигу, сознавая, что поступает неправильно и противозаконно. Но в душе его взяло верх отеческое чувство любви и желание спасти сына от угрожавшей ему опасности.

— Господин майор, — наклонился он к Батьяни, — я богат. И даже очень богат. Если вам нужны деньги — я готов заплатить вам десять тысяч талеров, но при условии, что вы прекратите свое преследование. Вы вправе презирать меня за то, что я предлагаю вам подобное, но вы не знаете, какие причины принуждают меня к этому, вы не подозреваете, как я терзаюсь и мучаюсь в данную минуту.

Батьяни насторожился. Он не понимал, почему граф Шенейх принимал такое живое участие в судьбе разбойника. Но вместе с тем он начал догадываться, что между старым графом и Лейхтвейсом существует какая-то тайна.

Десять тысяч талеров! Эта сумма пришлась бы мнимому майору весьма кстати, особенно в данное время. Он почти решился принять предложение старика. Но ненависть к Лейхтвейсу превозмогла все: она оказалась сильнее его стремлений к деньгам. Ему припомнилась Лора. Мнимый майор представил себе ее, самую красивую женщину на всем побережье Рейна, вспомнил свою свадебную ночь. Он вспомнил все, что произошло в комнате прирейнского замка; вспомнил презрение, с которым Лора оттолкнула его, законного супруга; вспомнил, что она любит преступника, бывшего лакея, подлого холопа герцога; он вспомнил наконец, что эта женщина пожертвовала для этого разбойника всем, даже браком с графом Батьяни. При этих воспоминаниях он подумал о том, что настал, наконец, долгожданный час расплаты и что стоит только сделать одно усилие, и Лора будет принадлежать ему.

Батьяни решил отказаться от денег, предпочитая им удовлетворение своей жажды мести.

— Ваше сиятельство, — спокойно произнес он, — я не могу принять вашего бесчестного предложения. Я — слуга герцога и дворянин, и честь мою я запятнать не могу и не желаю.

— Я старик, — дрожащим голосом воскликнул граф Шенейх, — одной ногой я уже стою в могиле! Если вы задержите Лейхтвейса, выдадите его властям и предадите суду, то вы нарушите покой моих последних дней; я сойду в могилу с разбитым сердцем. Знайте же теперь, в чем дело. Быть может, мое признание заставит вас пожалеть меня. Генрих Антон Лейхтвейс, разбойник, опасный преступник, он…

— Он еще не в вашей власти, господин майор, — громким голосом прервала своего отца Ядвига, решительно выступив вперед, — вам еще не удалось задержать его, и я надеюсь, что Господь Бог не допустит этого. Не печалься, отец, что этот человек, у которого, по-видимому, сердце каменное, произносит одни только угрозы. Они должны еще оправдаться. Поймать Лейхтвейса не так-то легко, и вряд ли этому господину удастся задержать его. Я знаю, я чувствую, что Лейхтвейс скорей погибнет в борьбе, чем сдастся живым в руки своих врагов.

Батьяни хотел было сделать насмешливое замечание, хотя и восхищался отважной девушкой, которая стояла перед ним с сильно раскрасневшимися щеками, но в этот самый момент кто-то громко постучал снаружи в дверь.

— Кто там? — спросил граф Шенейх. — Я никого не принимаю.

— Отворите, ваше сиятельство, — послышалось в ответ, — прибыл герцогский курьер с письмом для вас.

Батьяни, услышав это, так испугался, что побледнел как полотно и должен был опереться на спинку кресла, чтобы не показать своего испуга.

«Курьер герцога, — подумал он, — несомненно, это погоня за мной. Черт возьми! Неужели я попал в западню? Неужели я погиб сам, пытаясь погубить Лейхтвейса?»

Глаза его полузакрылись. Перед ним встал вопрос, не лучше ли будет броситься самому в бегство и отказаться от преследования Лейхтвейса?

Ядвига подошла к двери и открыла ее.

На пороге показался какой-то человек, весь в пыли, он, видно, проехал верхом большое расстояние. Незнакомец был в форме герцогского курьера, через плечо у него висела кожаная сумка, в которой курьеры обыкновенно хранили письма. Однако, взглянув на курьера, Батьяни немного успокоился: он видел этого человека первый раз в жизни и потому надеялся, что и тот не знает его. Тем не менее он предусмотрительно отошел к окну, куда не доставал свет лампы, так что лицо его нельзя было рассмотреть.

— Имею ли я честь видеть его сиятельство графа Шенейха? — спросил курьер, обращаясь к старику.

Граф Шенейх поборол свое волнение и спокойно произнес:

— Да, я граф Шенейх.

— В таком случае имею честь вручить вам письмо его высочества с просьбой немедленно вскрыть его и принять к руководству.

Старый граф взял письмо с пятью сургучными печатями и спросил:

— Известно ли вам содержание письма?

— Никак нет, ваше сиятельство, — ответил курьер, — но я полагаю, оно находится в связи с розысками очень опасного преступника и что в нем содержится приказ собственной его высочества канцелярии принять меры к задержанию этого преступника, как только он появится в ваших владениях.

Старый граф вздрогнул. Он не сомневался, что письмо содержит приказ о задержании его сына, разбойника Лейхтвейса.

— Вы устали с дороги, — обратился он к курьеру, — и потому, вероятно, не откажетесь воспользоваться моим гостеприимством. Мой управляющий отведет вам комнату и позаботится об ужине для вас.

Герцогский курьер, низко поклонившись, ответил:

— Благодарю вас, ваше сиятельство, за любезное приглашение, но, к сожалению, я не могу им воспользоваться, так как немедленно должен ехать дальше. Мне приказано доставить подобные же письма другим соседним с вами владельцам поместий, так как его высочество, по-видимому, сильно озабочен поимкой преступника. Со стороны властей приняты решительные меры не пропускать беглеца через границу герцогства; следует полагать, что он в конце концов будет водворен в тюрьму, из которой бежал.

Курьер еще раз поклонился и вышел из комнаты.

— Боже милосердный, — простонал старый граф, держа письмо в руках, — неужели я должен собственными глазами читать о своем позоре? Нет, я не в силах открыть письма, Ядвига! Вскрой его и прочитай мне вслух.