– Так ты, должно быть, знаешь всех, кто приезжает на виллу? Друзей мистера Мартильини.

– Конечно. Они все важные люди. Со всего мира. Говорят на разных языках. Мы всех их знаем.

– Правда? А ты знаешь, – Пол назвал первую пришедшую ему в голову фамилию, – мистера Эпплгейта из Англии?

Мальчик покачал головой. Затем, видно, что-то вспомнив, нахмурился.

– Мне нельзя разговаривать с незнакомыми.

Но Пол не собирался сдаваться. Сердце его учащенно билось. Лебеди. Лицо на фотографии в газете. Смуглое лицо с сардоническим выражением. Он достал из кармана монетку.

– Возьми, купишь себе конфет. А теперь скажи мне, ты знаешь мистера Пауэрса? Тима? Тимоти?

– О да, это хороший друг мистера Мартильини, такой с желтыми волосами. Он подолгу здесь гостит, один раз пробыл две недели на Рождество. В прошлом году он подарил мне собаку, настоящую охотничью собаку. – Мальчик замолчал, прижав к губам ладонь. Глаза его расширились от испуга. – О, я назвал фамилию!

Пол положил руку ему на плечо.

– Считай, что я не слышал. Я уже забыл ее. Беги домой и не думай об этом. Никто ничего не узнает.

Они медленно пошли назад к машине. От белого огня, вспыхнувшего у него в мозгу, когда он вспомнил то, что хотел вспомнить, остался серый пепел. Сердце успокоилось и лежало в груди холодным камнем.

– Ну что, Ильза, – угрюмо проговорил он, – что ты теперь скажешь?

– Я вспоминаю тот ужин в Иерусалиме. Твой молодой кузен далеко продвинулся с тех пор.

Казалось, сведения, которые они только что получили, давят на них как тяжелый груз, который едва можно выдержать. Они проехали в молчании несколько миль, прежде чем Пол заговорил снова.

– Я могу понять все это наше движение протеста против войны во Вьетнаме. Я даже могу понять, когда люди, подобные Тиму, присоединяются к этому движению и прибегают к насильственным методам борьбы. Но такой ужас выше моего понимания.

– Все просто, – ответила Ильза: – Это революция. Ты разрушаешь то, что возможно. В любом месте, где возникают беспорядки, а сейчас они возникли в Соединенных Штатах, ты подливаешь масла в огонь. Цель этих людей в том и состоит, чтобы дестабилизировать правительства, расшатать их до такой степени, что они падут. Мы в Израиле давно это знаем. Остальному миру еще предстоит это уяснить. Не хотелось бы мне пророчить несчастье, но попомни мои слова: в семидесятые годы террористы преподнесут нам всем парочку сюрпризов.

– Ну ладно, картина мне ясна. Что меня занимает – почему сын Мег? Почему Тим?

Ильза пожала плечами.

– Кто знает? А почему этот богатый баловень судьбы, этот Мартильини?

– Известный также как Джордан и Бог знает под какими еще именами. Ну, а молодежь, чьи бунты потрясли всю Европу, а теперь набрали силу и в Америке, что ты о ней скажешь?

– Некоторые из этих бунтарей – такие же жестокие и беспощадные люди, как и Мартильини. А остальные… среди них есть чистые души, идеалисты, которым заморочили голову, а многие – просто запутавшиеся, во всем разуверившиеся ребята, пытающиеся найти цель, ради которой стоило бы жить.

– Мрачная картина, – пробормотал Пол. Айрис в отчаянии. Мы ничего не знаем о Стиве.

– Не такая уж и мрачная. Им не удастся разрушить основы ни европейской, ни американской системы. Я даю им десять, от силы двадцать лет. К девяностым годам идея мировой революции изживет себя. Во всяком случае, я на это надеюсь.

– Но ты думаешь, что прежде, чем наступят перемены к лучшему, станет еще хуже.

– Обычно так и бывает. Проследи всю историю человечества, и ты в этом убедишься. – Помолчав, Ильза та лежавшую на руле руку Пола. – Пол, мне пора уезжать.

Он смотрел прямо перед собой.

– Да, я знаю.

– Жаль, но я должна.

Он сделал глотательное движение, подумав, насколько справедливо избитое выражение о комке в горле.

– Я тоже возвращаюсь домой. Пора.

Взглянув на нее, он обнаружил, что Ильза уставились в окно, будучи не в силах посмотреть ему в лицо.

– Когда? – спросил он.

– На следующей неделе. – Это прозвучало почти как вопрос.

– Что ж, раз так нужно.

Про себя он подумал: лучше бы ты вовсе не приезжала.

– Может, поймаешь по радио какую-нибудь музыку, – попросила Ильза.

Он послушно покрутил ручку настройки, и из приемника, как по заказу, полились светлые радостные звуки. Швейцарский оркестр исполнял увертюру к «Вильгельму Теллю». Затем последовала увертюра к «Веселой вдове» и еще какие-то легкие мелодии, словно музыкантам было известно, что веселая музыка поможет им с Ильзой скрыть свою печаль.

Они должны были улетать из миланского аэропорта в один и тот же день. Вещей у них было немного, единственное, что представляло сложность – это специальная упаковка картин, которые Пол приобрел, пока жил в Италии. Слуги начали паковать картины, кто-то уронил одну, разбив раму, и Пол, ценивший картины больше драгоценностей из королевской казны, решил закончить упаковку сам. Поднимая большое полотно морской пейзаж маслом, а точнее, вид озера с рыбачьей лодкой в утреннем тумане, – он вдруг почувствовал острую боль в груди. Молодой слуга подхватил картину, а Пол, прижимая руку к груди, опустился на пол.

Ильза, наблюдавшая за его трудами, подбежала к нему, крича, чтобы кто-нибудь принес бренди. Она заставила Пола выпить рюмку, потом уложила его на диван и пощупала пульс. Спустя несколько минут боль прошла, и Пол сел, испытывая огромное облегчение и некоторое смущение. Он «устроил сцену». Он «привлек к себе внимание».

– Что бы это, черт возьми, могло быть? – спросил он. – Наверное, съел что-то не то.

– Не похоже, – ответила Ильза. Лицо ее было серьезным. – Я хочу, чтобы ты показался врачу.

– Я и так показываюсь врачу. Он стоит прямо передо мной.

– Очень смешно. Сегодня же съездим в Милан.

– Послушай, со мной все в порядке, и ты сама это видишь. Все прошло, и я прекрасно себя чувствую.

– И двадцать минут назад ты тоже прекрасно себя чувствовал?

– Нет, признаю, что боль была нестерпимой, но все прошло, и надо упаковывать оставшиеся картины и…

– Джорджио этим займется, – перебила его Ильза. – Он постарается сделать это аккуратно и ни одной не уронить. А мы поедем в Милан. Вставай и не спорь со мной.

Несмотря на смущение, Полу было приятно, что кто-то, кому он небезразличен, решает за него, что нужно делать. Когда слишком долго живешь один, забываешь о самых простых естественных вещах: что значит, например, когда тебя окружают заботой.

Итак, они поехали в Милан и побывали на приеме у врача. Ни тогда, ни позже Пол так и не спросил, каким образом Ильзе удалось добиться этого приема.

Пола осмотрели, сделали ему рентген и кардиограмму.

После осмотра они с Ильзой беседовали в приемной с врачом, который говорил как-то туманно и не сказал ничего определенного.

– Все мы стареем… Сердце изнашивается… Вы ввели меня в заблуждение… Выглядите гораздо моложе своих лет… Но все же…

– Я перенапрягся, поднимая картины, – объяснил Пол.

– А, нельзя забывать о возрасте. Вы больше не должны подвергать себя тяжелым нагрузкам. Ни в коем случае. Я пропишу вам лекарство, а по приезде домой обязательно сходите к своему лечащему врачу. И вообще регулярно проверяйте состояние здоровья. Ну да вы и сами это знаете.

– Да, конечно, – ответил Пол, чувствуя, что все это – ненужная тягомотина.

– У меня в роду было много долгожителей, – сказал он Ильзе на обратном пути. – Моя бабушка, пережившая Гражданскую войну и все в этой войне потерявшая, дожила, тем не менее, почти до девяноста лет.

– Уверена, что она не поднимала картины. Представив, как элегантная Анжелика, чьи пальцы всегда были унизаны рубиновыми кольцами, поднимает хоть что-то Пол улыбнулся.

– Я буду хорошо себя вести, – пообещал он. – Дома сразу же пойду к врачу и потом напишу тебе обо всем.

– Тебе не нужно писать, – сказала Ильза.

– Что? Что ты имеешь в виду?

– Я еду с тобой.