Изменить стиль страницы

Ширящееся недовольство Реставрацией играло на руку Такаудзи на каждом этапе, и теперь он был силен, как никогда. Он полностью разбил армию Ёсисада у горы Фудзи, а затем двинулся на запад. По мере его приближения к столице на его сторону переходило все больше и больше антиреставрационно настроенных воинов. Масасигэ, оставшись, разумеется непоколебимо лояльным, вышел из Киото в отчаянной попытке задержать продвижение Такаудзи. У города произошла яростная схватка, и Масасигэ удалось добиться временного успеха с помощью нового облегченного типа щита, который он, как говорили, изобрел специально для этого случая.[306] Силы Такаудзи имели, однако, подавляющее превосходство, и вскоре они ворвались в город. Когда Масасигэ увидел, что ситуация безнадежная, он прибег к своей обычной уловке, распространив слух, что погиб в бою. Вновь император Годайго был грубо вышвырнут из своего дворца и нашел пристанище в буддийском центре на горе Хиэй.

Всего три дня спустя Ёсисада, Масасигэ и другие лояльно настроенные генералы контратаковали и, принудив Такаудзи бежать на запад, эскортировали Годайго обратно в столицу. Контроль снова перешел в руки императорских сил. Однако, перед тем, как оставить Киото, Такаудзи предусмотрительно получил от Когон (марионеточного императора Старшей Линии) указание-приказ «строго наказать» Ёсисада. Это давало ему хоть какое-то законное прикрытие, необходимое для любого, кто собирался править страной. Поскольку теоретически он действовал по приказу бывшего императора, то мог противостоять обвинению в том, что являлся «врагом двора».

Во втором месяце 1336 года Такаудзи достиг Кюсю и подчинил себе большую часть острова. Пару месяцев спустя он со своими войсками был готов выступить из порта Хаката для атаки на востоке.

Роялист Нитта Ёсисада расположился лагерем в широком устье реки Минато, впадающей во Внутреннее море; ожидалось (и, как оказалось, — верно), что Такаудзи нанесет свой удар здесь. Соответственно, двор приказал Масасигэ немедленно выступить со своими войсками и присоединиться к Ёсисада. Масасигэ колебался. Он понимал, что приближающиеся силы Асикага значительно превосходят роялистов, и что прямого столкновения следует избегать во что бы то ни стало. Вместо этого он посоветовал Годайго вновь перейти на гору Хиэй, временно оставив столицу Такаудзи, пока сам он не соберет войска в своей надежной провинции Кавати. Затем роялисты могли бы перерезать коммуникации Такаудзи и атаковать его большими силами из Кавати и с горы Хиэй. Это был, вероятно, здравый план, но совет Масасигэ отвергли все, из-за оппозиции придворных и упрямства Годайго, абсурдно преувеличивавшего силу роялистов и, к тому же, не имевшего ни малейшего желания спешить на гору Хиэй.[307] Когда император сказал свое слово, герой почтительно принял гибельные приказы двора и оставил столицу, чтобы присоединиться к силам Ёсисада у Внутреннего моря, прекрасно сознавая, что река Минато станет смертельной западней для него и его людей.[308]

Одним из самых знаменитых эпизодов легенды о Масасигэ является рассказ о его расставании с Масацура, молодым сыном. Это трогательное событие произошло на почтовой станции Сакураи, на пути героя из Киото к побережью.[309] Он разрешил Масацура сопровождать себя на пути из столицы, но теперь настоял, чтобы мальчик вернулся к матери. Перед тем, как проститься, он дал ему книгу по военной стратегии, меч, полученный от императора Годайго, а также последние наставления. Он сказал, что грядущее событие будет решающим для будущего Японии. «Если ты услышишь, что я погиб в бою, — сказал он сыну, — знай, что наша страна окончательно вступила в век правления Сёгунов [т. е. Асикага]». В этом случае Масацура следовало перебраться в район горы Конго с оставшимися в живых роялистами и сопротивляться противнику до конца. Этим он полностью исполнит долг сыновней почтительности. Для десятилетнего мальчика это был серьезный совет.[310]

Описание сцены расставания Масасигэ с сыном включено во все книги для чтения для начальных классов; на эту тема была сочинена патриотическая песня, очень популярная в японских довоенных школах. Хотя она и была в 1945 году запрещена оккупационными силами, ее все еще хорошо помнят, и у старшего поколения она вызывает определенные воспоминания, поскольку воспевает покорность, храбрость и аварэ, овевающие побежденного японского героя:

Вечер, близится ночь; над засыпанным листвой потоком в Сакураи
В тени деревьев [герой] останавливает своего коня
И глубоко задумывается о том, что ждет его в будущем.
Что это — слезы, или капли росы,
Что падают на рукава его доспехов?
Вытирая слезы, Масасигэ зовет своего сына.
«Твой отец, — говорит он, — должен ехать к заливу Хёго,
И там сложить голову.
Ты, Масацура, прошел со мной далеко,
Но теперь я прошу тебя поспешить домой.»
«Дорогой отец, — отвечает мальчик, — что бы вы ни говорили,
Но как я могу вас оставить и вернуться один домой?
Конечно, я молод годами,
Однако, почему я не могу пойти с вами
По пути в иной мир?»
«Я тебя отправляю не ради себя, — говорит ему отец.
— Скоро, когда меня уже не будет в живых,
Эта земля перейдет в руки Такаудзи.
Ты же, сын мой, расти быстрее и стань мужчиной,
Дабы служить императору и его владычеству!
Вот драгоценный меч,
Которым Его Величество наградил меня много лет назад.
Теперь я отдаю его тебе
В память об этом нашем последнем прощании.
Отправляйся, Масацура, обратно в нашу деревню,
Где ждет тебя твоя мать!»
Обменявшись грустными взглядами, отец и сын пошли разными дорогами
И сквозь первый летний дождь
Они слышали грустный голос хототогису,
У которой, когда она кричит, льются кровавые слезы.
Ах, кого может не тронуть эта песня?[311]

После того, как слова прощания были сказаны, сын неохотно вернулся домой к матери, а Масасигэ со своими людьми продолжили свой путь к Внутреннему морю.

Битва при реке Минато разыгралась в яркий солнечный день летом 1336 года, и длилась она с десяти часов утра до приблизительно пяти вечера.[312] Как и ожидал Масасигэ, силы противника были значительно превосходящими. По традиционным оценкам у него было всего семьсот человек, тогда как у Асикага — десятки тысяч. Без сомнения, этот контраст цифр намеренно преувеличен для того, чтобы подчеркнуть хоганбиики героя. И все же неравенство было подавляющим: современные исследования предполагают, что генералы Асикага вели около тридцати пяти тысяч войск (двадцать пять тысяч пришли по морю с Такаудзи и десять тысяч — по земле под командованием его брата), тогда как силы роялистов насчитывали приблизительно половину этого числа.

Флот Такаудзи, пересекший Внутреннее море со стороны Кюсю, состоял приблизительно из пятисот судов различных типов.[313] Сообщают, что накануне сражения все море от острова Авадзи до Хёго светилось огнями, и что, когда корабли приблизились к берегу для высадки войск, они походили на вздыбившиеся волны. 4 июля двое командующих, Ёсисада и Масасигэ, увидели приближающийся сквозь утреннюю дымку огромный флот; одновременно надвигались войска, которые вел брат Такаудзи. Это было тщательно скоординированной атакой, в которой силы с моря двигались параллельно наземным. Было решено, что Ёсисада встретит врага с моря, а Масасигэ, чьи войска стояли, обратившись спиной к сухому руслу реки Минато, схватится с наземной армией.

вернуться

306

Щиты были сконструированы таким образом, чтобы их можно было выстроить в ряд на земле, — тогда они превращались в стену высотой по грудь, вытягивающуюся на несколько сот метров, — и быстро убрать перед началом атаки. Уэмура, Масасигэ, стр. 170.

вернуться

307

Вероятно, не впервые советы Масасигэ императору игнорировались. Судя по Байсёрон, Масасигэ всегда признавал силу Такаудзи, а весной 1336 года предложил, чтобы посланником мира отправили его самого с целью воспользоваться недавней победой роялистов и заключить с Асикага долгосрочное, обоюдовыгодное соглашение. Если этому можно верить, то Масасигэ считал истинным противником не Такаудзи, но Ёсисада, и эти полностью совпадает с тем, что мы знаем о плохих отношениях между двумя военачальниками-роялистами. План Масасигэ мог, по крайней мере, отсрочить катастрофу, однако двор, ослеплённый успехами, отказался серьезно его рассматривать. (Детальное описание см. у Сато Синъити, Намбокутё-но доран, Токио, 1965. Профессор Сато уверен в том, что описание плана Масасигэ заключить мир с Такаудзи, данное в Байсёрон, соответствует действительности.) Поскольку враждебные отношения между Масасигэ и Такаудзи — столь важная часть легенды, этот план редко упоминался в предвоенных изложениях всей истории.

вернуться

308

Предлогом для отказа от совета Масасигэ послужило то, что оставление императором Годайго столицы и сокрытие его на горе Хиэй дважды в один и тот же год подорвало бы мораль его сторонников (Уэмура, Масасигэ, стр. 152). Масасигэ был слишком лоялен, чтобы открыто возражать императору и, по традиционным отчетам, он обвинил во всем «теневое правительство», которое, по его словам, было худшим врагом императора. Сообщают, что некий придворный по имени Киётада сыграл особо важную роль в противодействии советам Масасигэ. После несчастья при реке Минато ему было приказано сделать себе харакири. После этого, его неуспокоившийся дух стал преследовать императорскую семью и весь двор, покуда его не умиротворила принцесса, вышедшая ему навстречу с фонарем, наполненным светлячками.

Как считает профессор Вацудзи Тэцуро, отказ императора от советов Масасигэ может быть рассматриваем, как разновидность предательства веры последнего. Вацудзи предполагает, что авторы «Хроники Великого Спокойствия» желали соединить неудачу Реставрации Годайго с его отказом последовать совету его самого преданного генерала (Varley, Imperial Restoration, р. 140). В соответствии с этой точкой зрения, в Масасигэ воплощался дух движения приверженцев трона, и, когда его (или, вернее, его совет) отвергли, движение стало морально обречено.

вернуться

309

Историчность прощальной сцены впервые была поставлена под вопрос двумя классиками исторической науки эпохи Мэйдзи — Сигэно и Кумэ, которые указывали, inter alia, что эпизод упоминается лишь в «Хронике Великого Спокойствия, и что Масацура было гораздо более 10 лет, когда случилось это расставание. Японская публика была шокирована, когда ей сказали, что знаменитая история об их герое — выдумка (подобное могло бы случиться, если бы английский историк объявил, что последние слова Нельсона о долге — подделка), и профессор Сигэно получил далеко не лестный эпитет массацу хакуси (Доктор Разоблачитель). Однако, в исследовании японского героизма значение имеет не аутентичность истории, а собственно ее существование.

вернуться

310

Тайхэйки, II:151.

вернуться

311

Отиаи Наобуми, „Аоба Сигарзру Сакураи но“, из Нихон сёка-сю, Токио, 1953, стр. 60–61. Этот стих характерен для сентиментальной поэзии конца XIX века и вполне сопоставим с восточной версией „The Stuffed Owl“ („антологией дурных стихов“ Льюиса-Ли). Однако, когда ее поют на японском, в ней безусловно слышится достоинство и сила. Хототогису из последнего куплета часто переводят как „кукушка“, однако между этими двумя птицами нет прямого сходства. Всеохватывающее чувство сожаления усилено в последних двух строках повторением слова аварэ:

Тарэ ка аварэ то кикадзаран
Аварэ ти ни наку соно коэ о.
вернуться

312

Датой решающего столкновения был 25 день 5 месяца, соответствующий 4 июля по западному календарю. Прекрасное описание сражения дано у Сэнсома (History of Japan, 1334–1615, pp. 50–52), однако мне кажется, что он допускает ошибку в отношении времени, приводя 5 июля.

вернуться

313

Говорили, что Такаудзи тщательно изучил кампании Ёсицунэ вплоть до битвы при Данноура. Хотя у него не было опыта в морских сражениях, ему удалось полностью контролировать море на протяжении всех действий.