Сделав пируэт, Аркаша застывает в позе статуэтки Оскара.

— Толик, плесни ты ему граммулю. Старается чувачок.

— Не-ет, — не соглашается долговязый беззубый парень в засаленной кепке. — Не заслужил. Пускай еще потреплется… За спорт чего скажешь, суппельмень?

— Пожалуйста. Шахматы. Любимый вид спорта гипнотизеров, — охотно говорит Аркаша. — Черный гроссмейстер делает шах и засыпает, белый гроссмейстер просыпается и выигрывает. Продолжаем спортивный обзорвер. Копейкин рубль бережет. Сто грамм для Храбростина. Кто болеет за «Торпедо», тот нальет мне до обеда. Кто болеет за «Спартак», тот нальет мне просто так.

Долговязый Толя допивает водку, покачивает в воздухе пустой бутылкой и, сморкаясь на штанину Аркаше, замечает:

— Врешь ты все. Козел ты, паря.

Аркаша боком отодвигается от стойки. Продолжая обход, попадает в объятия человека, прислоненного затылком к железной опоре. Человек рассказывает:

— Все пью, пью… Надоело… Ну вот скажи: чем бы еще заняться? А?

— На дядьке верхом промчаться, — советует ему Аркаша. Обдав Аркашу металлическим перегаром, человек отталкивает его.

Неподалеку расположились несколько сотрудников НИИ. Перед ними на застеленном газетой ящике — складные пластмассовые стаканчики, нарезанный сыр, соленые огурцы. Научные сотрудники пьют вынесенный с работы спирт. Аркаша ногой задевает ящик. Один пустой стаканчик опрокидывается.

— Культурней вести себя надо, — возмущается, отодвигая Ар-кашу в сторону, солидного вида научный сотрудник в бордовом галстуке и очках с золотой оправой.

— Пардон-пардон. Эскьюзми, — шаркает Аркаша провинившейся ногой. — Прошу про…

— Иди, иди отсюда, дурачок-попрошайка, — гонит его научный сотрудник с галстуком в горошек.

Еще один сотрудник, в кожаном пиджаке, молча показывает Аркаше кулак.

Из дальнего угла павильона, с эстрадной площадки, машут Аркаше, зовут:

— Маэстро! Маэстро! Просим!

Вдохновленный Аркаша спешит на зов и, вспрыгнув на площадку, оказывается в окружении студентов, исполняющих губами в честь его появления туш. Студент в джинсовой жилетке наливает стакан вина, протягивает, улыбаясь, Аркаше. Маэстро принимает его двумя руками. Пьет.

— Наш Луи де Фюнес соскучился по доброму бургундскому, — замечает студент в американской бейсбольной кепке приятелю с «дипломатом».

— В этом хлеву меценат — явление редкое, — соглашается «дипломат», насмешливо поглядывая на сидящую на берегу рисованного моря в углу эстрады группу бородачей и их чернобородого лидера в заношенной куртке-спецовке, разливающего «Яблочко». — А мы с Брелком вчера на Арбате два пласта толкнули. Взяли джинсы. Олдовые. Сдали за два пятнадцать одному пиджаку. Монета на кармане. Выписали из пищевого герлов, в мотор и — на флэт к Сертификату. Его фаземазеры на год в Чойбалсан подписались…

Студент в джинсовой жилетке похлопывает Аркашу по животу:

— Что нового в мире книг? Что читает народ? Довольный Аркаша слизывает капли с пальцев:

— О, литература! О, литераторы!.. Милые неподкупные дитяти Каллиопы, Полигимнии, Талии, Эрато… Израненные творческие души, ищущие добра, истины, любви… Люди с большой буквы, беззаветно себя отдающие на ниве служения человеку. Каждая их книга нова и гуманна, как извержение Везувия. И посему народ хватает и любит все.

— Завязывай, Фюнес, о макулатуре, — говорит студент-«олим-пиец». — Введи нас в курс мировых проблем.

— Как дела на валютном рынке? — поддерживает товарища «дипломат».

— Мои любознателные пернатые друзья! — воодушевляется еще больше Аркаша. — Жизнь на нашей планете невообразима и удивительна. Позвольте еще пятьдесят грамм… Однако… угм… Прекрасному существованию на родной безграничной земле мешают до сих пор китайские рисо-гемонисты, американские кукурузоали-сты, израильские мацаонисты, арабские финикционеры и гитлеровские оккупанты и палачи. А также большое количество населения… В эдаком положении наша старушка. Если же мы отправимся дальше, в открытый космос, то там, о мои юные романтики, мы обязательно столкнемся с таким потрясающим явлением природы, как черные дыры…

Аркаша обращает внимание на двух хихикающих возле остова холодильного прилавка девиц. Одна из них в платье колоколом, другая — в плиссированной юбке. Аркаша представляет девиц своим покровителям:

— Перед вами, друзья мои, находится местная достопримечательность — представительницы очаровательного пола. Слева — Ивонна Сосьет, справа — Люсьен Ширинкина. И наоборот. О, женщины! Коварны вы и милы. В слабинках ваших дьявольская сила. Душа поэта жить без вас не может… Дальше забыл…

— Спел бы ты нам лучше под Высоцкого, — заказывает «жилетка». — Потешил бы.

Аркаша поет.

…Темнеет. Кафе потихоньку начинает пустеть. Эн Энович неподвижен. Коля беседует с сидящей теперь рядом с ним на скамейке «забинтованной головой».

— Нет, что ни говори, а от босых житья нет, — убеждает голова Колю. — Думаешь, отчего у нас мяса нет в магазинах?

— Почему ж, — возражает Коля. — Иногда бывает. Я в прошлом году в Москве на ВДНХ видел.

— Может быть, — продолжает собеседник. — Я не против, конечно. Жить то они для себя умеют. Даже очень. А вот другим…

— Не все, — перебивает Коля. — Босые разные бывают. Есть босые, а есть босенькие. Жаль, выпить нечего.

— Вот с этим я как раз не согласен. Все босые — босенькие. А спроси у любого босенького, он босой или кто — понятно, что ответит, душа кривая… Нет, не говори даже, — птицу видно по полету, а босого — по ногам. Так-то. Тебя как зовут?

— И по соплям, — добавляет Коля. — А тебя?

— Нет, я первый спросил.

— А я второй, — не сдается Коля. — Не хочешь — не говори. Тебе же хуже. Поди сам…

— Ну ладно, — отступает «архитектор» и развивает свою мысль о «босых» — Нет, но все-таки согласись, куда камень ни брось…

— Это конечно, — кивает Коля. — Яблоку упасть негде… Вот где бы еще, скажи, рубль достать?

— Зачем? — не понимает забинтованный. — Их рублем не перешибешь. Здесь дрын нужен.

— Дрын мы достанем. Ты только рубль доставай. Или два.

— Хороший ты парень. И разговор у нас хороший. А жи-и-изнь вот… Эх, Рас-се-е-ея!..

«Архитектор» обхватывает бледномарлевую голову, всхлипывает, затем лезет в сумку. Поблескивает бутылочное горлышко. Коля склоняется к плечу соседа.

— Ух ты, водочка!.. «Старорусская»!.. Вот это подарок!.. Почище чем на пирах у самого Молекулы. Ну, голова, ты молодец. Настоящий друг. И босых, если по-честному, протянул правильно. Я нарочно не соглашался. — Коля толкает Эныча. — Кончай спать, адмирал Нахимов!

— Я не сплю, — отзывается Эныч. — Наливай.

Появляется Аркаша. Его взгляд остекленел, движения замедлились, язык заплетается.

— Ребятки-козлятки, — он останавливается возле скамейки Коли и Эна Эновича. — Мужички-боровички… Приверженцы «Старо-русско…кой»… и молекк…кульской… Завидую вашему неисся-ка…муму оптимизму и вере в себя по поводу всего самого светлого и вапива…момо… Путей, как говорится… на свете много есть… чтоб как-нибудь прожить… а мне, мня-мня… позвольте в вашу честь стаканчик пропустить…

— Не люблю таких. Иди-ка ты на ДЯДЬКА, — говорит Эн Энович. Выпивает, крякает. Аркаша делает реверанс и пятится.

…Теплый ветерок приносит запах сирени, шорохи и тихую музыку откуда-то издали. Коля открывает глаза. Часть зала освеще на тусклым парковым фонарем. Виден прислонившийся головой к опоре похрапывающий пьяный. Рядом с Колей, только теперь не на спине, а на сиденье скамейки, восседает спящий Эн Энович. С темной половины кафе следят за Колей зеленые кошачьи глаза. Пищит комар. Больше под Парусами никого нет.

Слышится приближающееся урчание мотора. Хлопает дверца. Трещат кусты. Меж деревьев мелькают тени. Плаксивый женский голос вытягивает:

— Не толка-а-айся. Во-о-от, ко-о-офточку разорва-а-ал. Я здесь заблуди-и-илась случа-а-айно. Больше не бу-у-уду, пра-а-ав-да-а.

— Не бу-у-уду, — передразнивает мужчина и добавляет обычным голосом — Подружка твоя, Соси, не врет, что больше не будет. А ты? Шалашовка. Что в кустах делала?