Старик тычет свои лохмотья в лицо Степанчуку. Майор вдыхает тяжелый запах. Касается материи губами.

— Вставайте, — говорит Тимон. — Теперь вы не мальчик. Степанчук поднимается с колен. Облизывает пересохшие губы.

Вытирает ладонью лоб.

— Не забывайте о том, что наша Планета-Мать окружена плотным кольцом черных планет-врагов. Помните: с развитием интеллектуально-нравственного и космического самосознания, участником которого вы теперь становитесь, обостряется внутренняя и внешняя борьба самосознаний. В связи с вышесказанным вы должны учиться преодолевать трудности.

— А вода? Где же вода? — спрашивает майор.

— В настоящее время, — поясняет Тимон, — на Планете, наряду с нехваткой продовольствия и гуманитарной помощи, наблюдается отсутствие водных ресурсов. Вы свободны.

Старик кашляет. Разворачивается и идет, опираясь на посох. Степанчук кидается ему вслед.

— Да ты что, сдурел, дядькоплет старый? Что за шутки? Я…

— Мра-азь! — орет Тимон. — Опять «я»! Оставь свое «я» в хлеву, скотское отродье! Еще одно «я», и я обломаю о тебя, пакость, свой посох!

«Не-ет, — думает Эдуард Иванович, — это ни в какие ворота не лезет. Что за тип?.. То он, вроде, Тимон, то несет ахинею, как обычный партийный дятел. Ну, ничего. Пусть меня только из пустыни выведет, а там я ему покажу кузькину мать».

— Безликое существо, — бормочет афинянин. — Лучше бы ты родился ослицей. Тогда мешок с человеческими мерзостями был бы хоть немного полегче. Какое великое счастье я испытал бы, если б на земле остались жить одни дикие кони и клопы.

— Тимон! — майор стаскивает и сбрасывает мокрую от пота рубашку. — Клопы — это хорошо. Ты обещал напоить меня…

— Гиена зловонная! За всю свою жизнь ты не заслужил и глотка воды. Пойми, безмозглая вошь, что если уж тебе удалось обмануть природу и появиться на свет, то это не дает тебе права все пожирать и выпивать вокруг. О, гадкий человеческий род! Вместо того, чтобы думать о пище духовной, он, погрязая в творимом им дерьме, которое зовется материальными благами, уничтожает мироздание! Вот основной смысл существования! Вот его природа! С чем я могу сравнить столь нелепое гнусное создание? Ни с кем и ни с чем. Своими плотоядными подошвами, Степанчук, ты оскверняешь песок в этом райском непорочном уголке. Хоть это ты понимаешь?

«О, Дядя! — думает майор тоскливо. — Избавь меня от мучений! Сколько можно терпеть!»

Внезапно старик исчезает. Степанчук беспомощно озирается. Находит Тимона у себя за спиной сидящим на стуле.

— Присаживайтесь, — старик указывает рукой на песок. Кашляет. На его впалых щеках выступают красные пятна. Лоб покрывает испарина.

Степанчук опускается на песок. Вытягивает уставшие ноги.

— Сядьте как следует, — говорит Тимон. — Вы, насколько я понял, обучаетесь в университете. Какой у вас курс? Третий? Поздновато вы к нам пришли. Слабо в вашем университете поставлена работа по проведению благотворительных мероприятий и организации гуманитарной помощи. Так о чем желаете сообщить? О ком? Какие настроения царят на вашем факультете? Что говорят профессора? О чем толкуют студенты в курилках? А это что у вас там лежит? Подайте-ка сюда.

Степанчук обнаруживает рядом с собой кожаную почтальонскую сумку. Подает ее старику.

— Я так и знал! — Тимон достает из сумки стопку бледно-голубоватых предвыборных плакатиков с изображением патисоно-выгнутого земного шара. Гневно глядит на майора. — Вы хотите на мое место? Какая мерзость! Вы что, босой? Нет, вы не босой: по ногам вижу. Так почему же вы хотите меня заменить? Вам Мать-Планета дает жизнь. Кормит. Поит. Воспитывает. Обувает. Бесплатно обучает и лечит. А вы ее предаете. Откуда такая черная неблагодарность? Такой босизм?.. Не понимаю. Мои дети, к примеру, никогда и никуда не баллотировались и думать об этом не желают. Подумайте об этом!..Так значит вы твердо решили? А есть ли у вас рекомендации от ассоциаций, корпораций, концернов, ВПК, бирж, банков, СП, страховых компаний, акционерных обществ, малых предприятий? Пригласите их к нам на собеседование, и я уверен, что все они, как рядовые патриоты Планеты, откажут вам в своей поддержке. Ведь на нашей Планете не существуют общенародные выборы. И не могут существовать. И даже проблемы такой нет. Это — фикция. Происходит лишь естественный отбор. И вы это должны понимать. Так что, молодой человек, если у вас действительно есть подобные намерения, то пусть ваши спонсоры заходят к нам. Милости просим. — Тимон пристально смотрит в бегающие глаза Степанчука. Покашливет. — Ну, ладно. Мы вас возьмем на заметку. Только… Готовы ли вы делиться?

— Послушай, Тимон. Я… Мне, — взмаливается Степанчук.

— Как вы со мной разговариваете? Я — Михаил Андреевич! Мой номер — два! — старик потрясает посохом. — Я — главный идеолог Всемирного Человеческого Движения! Расчетный счет в Инкохрумплюдоедбанке! Дверь открывается на себя!

Тимон встает и быстрыми шагами удаляется.

— Тимон! Михаил Сергеевич! — зовет Степанчук. — О, черт! Андреевич!.. Мы же только что оттуда! Нам в другую сторону!

Старик приостанавливается.

— Молодой человек, вам следует правильно понять свою задачу. Не надо думать. Надо верить. За вас и о вас думает ВЧД. А если вам с нами не по пути, то вы будете наказаны в соответствии с суровыми законами военного времени.

Степанчук устремляется вслед за идеологом.

— Простите! Я больше не буду!

Зацепившись за одинокий куст черного саксаула, Эдуард Иванович теряет штаны. Старик бросает гневный взгляд на майорово хозяйство. Торжествующе произносит:

— Вот корень раковой опухоли на здоровом теле природы. Вот причина разрушения гармонии и равновесия. Вот истоки гибели вселенной. Спрячь своего божка, насекомое! — Тимон продолжает путь. Ступает, с силой вдавливая посох в песок. — Известно ли тебе, Степанчук, что ты и тебе подобные бациллы во все века создавали, создаете и будете создавать для себя всевозможных идолов. Вам все равно — будь то фаллос, будь то любой кумир, будь то идея. Вы стремитесь уйти от истинного, от реальных поисков хоть каких-то заложенных в вас природой возможностей. И к чему вы приходите? Тьфу! — Тимон рассекает посохом воздух. — Сла-столюбивые тупицы! Индолово племя! Гадящее стадо свиней!

— Я дальше не пойду, — чуть слышно говорит Степанчук. С трудом переставляет ноги. — Я больше не могу.

— Все идут и вы пойдете, — заявляет Тимон. — Коллектив — это великая движущая сила духовного и нравственного прогресса.

Тимон кашляет. Майор замирает. Безумными глазами оглядывает мертвый горизонт.

— Ведь наша задача состоит прежде всего в том, чтобы добиваться более глубокого и всестороннего понимания массами космического само…

Степанчук с диким воем бежит, не разбирая пути. Падает, путаясь в штанах, встает, бежит, снова падает. Песок забивает глаза, рот, уши. Эдуард Иванович плачет, бьет кулаками оземь. Куда-то проваливается.

…Майор чувствует, что висит в воздухе. Воздух пахнет свежей смолой. Майор не решается открыть глаза. Прислушивается. Слышит гудение. Похоже, гудит шмель. Щебечут птицы. Журчит вода.

«Вода!»— Степанчук размыкает веки. Внизу, в трех-четырех метрах от него, с камня на камень весело перепрыгивает ручеек. Эдуард Иванович изгибается всем телом и смотрит вверх. Над ним нависает лапчатая сосновая ветка. Сквозь нее проступает голубизна. Майор догадывается, что падая зацепился брючным ремнем за сук. Дергается. Сук трещит. Степанчук оказывается в воде. Погружает лицо в ручей, жадно и долго пьет. Никак не может напиться. Ложится на спину прямо в воду. Отдыхает, потирая ушибленную коленную чашечку. Смотрит в небо. Над майором проплывает череда светящихся облаков. Плавно покачиваются верхушки сосен. Гуляет в воздухе невесомая искристая паутинка. Затем все это заслоняет склонившаяся над Степанчуком голова оленя. В его больших бархатистых глазах удивление. Майор улыбается. Олень фыркает и уходит. Эдуард Иванович садится и осматривается. Он в сосновом бору.