– Ну, разве можешь? – спросил Аксель.

– А что же? – сказала Олина. – И потом, не лежать же мне здесь и помирать, как скотине без призора.

Тут вмешалась Варвара и неосторожно спросила:

– Чего тебе не хватает? Разве я тебе не приношу еду? А кофею я тебе не даю для твоей же пользы.

– Это ты, Варвара? – говорит Олина и поворачивает на нее глаза. Она очень плоха, и перекошенные глаза придают ей жуткий вид: – Оно, может, и так, как ты говоришь, Варвара, может мне станет хуже от капельки кофею, от чайной ложечки кофею.

– Будь ты такая, как я, ты бы думала сейчас кое о чем другом, а не о кофее, – сказала Варвара.

– А я что же говорю, – ответила Олина. – Ты никогда не желала смерти человеку, а желала, чтоб он исправился и жил. Что это, – я, вот, лежу и смотрю, – никак ты в тягостях, Варвара?

– Я? – кричит Варвара и яростно прибавляет: – ты стоишь того, чтоб я выбросила тебя на навоз за твой язык!

Тут больная молчит с добрую минуту, но губы ее дрожат. Будто она силится непременно улыбнуться и не может.

– Нынче ночью я слышала, как кто-то звал, – говорит она.

– Она бредит! – говорит Аксель.

– Нет я не брежу. Будто кто-то звал. Слышалось из леса или от ручья.

Удивительно, точь в точь, будто кричал маленький ребеночек. Что, Варвара ушла?

– Да, – сказал Аксель, – ей надоело слушать твою чепуху.

– Это вовсе не чепуха, я не брежу, как вы думаете, – говорит Олина, – нет, Всемогущий не допустит, чтоб я предстала перед престолом и агнцем со всем тем, что мне известно про Лунное. Я еще поправлюсь; а ты должен позвать ко мне доктора, Аксель, тогда это пойдет скорее. Какую-то корову ты мне подаришь?

– Какую еще корову?

– Корову, которую ты мне обещал. Не Борделину ли?

– Ты просто городишь, сама не знаешь что, – говорит Аксель.

– Ты ведь помнишь, что обещал мне корову, когда я спасла тебе жизнь.

– Нет, не помню.

Тогда Олина поднимает голову и смотрит на него. Она совсем седая и лысая, голова торчит на длинной птичьей шее, она страшна, как сказочное чудовище; Аксель вздрагивает и нащупывает за спиной дверную ручку.

– Ага, – говорит Олина, – так вот ты какой! Значит, пока что, мы об этом больше не будем говорить. С этого дня я проживу и без коровы и не заикнусь об ней. Но хорошо, что ты показал себя аккурат таким, каков ты есть, Аксель, вперед я буду знать, что ты за птица!

Но однажды ночью Олина умерла, как-то среди ночи; во всяком случае, когда утром они вошли к ней, она уж похолодела.

Старуха Олина – родилась и умерла…

И Аксель и Варвара были рады похоронить ее навеки, теперь некого было остерегаться, они повеселели. Варвара опять жалуется на зубную боль, в остальном же все хорошо. Но этот вечный шерстяной платок у рта, который ей приходится отнимать всякий раз, когда она хочет сказать слово, – не малое мученье, и Аксель не понимает, как это могут у человека так долго болеть зубы. Правда он замечал, что она жует всегда очень осторожно, но ведь у нее все зубы целы.

– Разве ты не вставила себе новые зубы? – спрашивает он.

– Да.

– Что же, и они тоже болят?

– Ты все представляешься и врешь! – сердито отвечает Варвара, хотя он спросил вполне искренно. И в раздражении своем она дает более толковый ответ:

– Ведь ты отлично понимаешь, что со мной.

Что же с ней? Аксель смотрит внимательнее, и ему кажется, будто у нее вырос живот.

– Да ведь не в тягостях же ты? – спрашивает он.

– Я думаю, ты и сам отлично знаешь, – отвечает она.

Он смотрит на нее немножко бессмысленно. В медлительности своей он сидит довольно долго и считает: неделя, две недели, третья неделя.

– Разве я знаю? – говорит он.

Варвара приходит в страшное раздражением от этого спора и начинает громко и обиженно плакаты – Нет, закопай лучше и меня в землю, тогда ты от меня избавишься! – говорит она.

Удивительно, из-за чего только женщины ни плачут!

Но Аксель вовсе не желал закапывать ее в землю, он великий мастер видеть свою выгоду, у него совсем нет потребности ходить по цветочным коврам.

– Так, значит, ты не сможешь лето работать? – спрашивает он.

– Я не смогу работать? – с ужасом воскликнула она. О, Господи, и как же женщина может вдруг заулыбаться!

Когда Варвара увидела, как принял это событие Аксель, ее обуяло какое-то истерическое счастье, и она воскликнула:

– Я буду работать за двоих! Вот увидишь Аксель, я буду делать все, что ты велишь, и даже гораздо больше. Я разобьюсь в лепешку и буду рада, лишь бы ты был доволен!

Опять полились слезы, пошли улыбки и ласки. В пустыне их было только двое, некого бояться, открытые двери, летнее тепло, жужжанье мух. Она была так покорна и преданна, смотрела на все его глазами.

После заката солнца он запрягает косилку, хочет скосить маленькую луговинку на завтра. Варвара поспешно выходит, будто за делом, и говорит:

– Послушай, Аксель, как это ты мог думать выписывать кого-то из Америки?

Ведь она бы приехала не раньше зимы, а на что она тебе тогда?

Вот что подумала Варвара, и прибежала теперь сказать ему, как будто это было нужно.

Но это было совсем не нужно, Аксель с первой же минуты понял, что если возьмет Варвару, то выгадает вместо летней работницы годовую. Этот человек не знает шатаний и парит не в облаках. Теперь, когда он залучил в дом надежную работницу, он может на некоторое время оставить за собой и телеграф. Это дает в год много денег и очень кстати, пока он не может особенно много продавать со своего участка. Все складывается очень хорошо, он весь в реальности. А от Бреде, который сделался его тестем, ему теперь нечего опасаться каких-либо покушений на телеграфную линию. Счастье начинает улыбаться Акселю.

Глава IX

А время идет, зима миновала, опять наступает весна. Разумеется, однажды Исааку понадобилось в село. Его с просили, зачем.

– Да не знаю, – ответил он.

Но хорошенько вымыл телегу, приладил сиденье и поехал. И, разумеется, повез с собой разной провизии. Елисею в «Великое». Ведь ни разу никто не уезжал из Селланро без той или иной посылки Елисею.

Выезды Исаака были вовсе не заурядным событием, он ездил очень редко, обыкновенно посылал вместо себя Сиверта. На двух первых хуторах хозяева стоят в дверях землянки и говорят друг другу:

– Это сам Исаак, зачем он едет сегодня?

Когда он проезжает мимо Лунного, у окна стоит Варвара с ребенком на руках, смотрит на него и думает:

– Это сам Исаак!

Он подъезжает к «Великому» и останавливается:

– Тпру! Елисей дома?

Елисей выходит. Да, он дома, еще не уехал, но собирается в весеннюю поездку по южным городам.

– Вот, тут мать что-то такое тебе прислала, – говорит отец, – не знаю, что, но, верно, пустяки.

Елисей вынимает горшки, благодарит и спрашивает:

– А письмеца или чего-нибудь такого нет?

– Как же! – отвечает отец и начинает шарить по карманам, – должно быть, от маленькой Ревекки.

Елисей берет письмо, его-то он и ждал, он чувствует, что оно плотное и толстое, и говорит отцу:

– Жалко, что ты приехал так рано, лучше бы денька через два. Но, может, ты подождешь немножко, и свезешь мой чемодан.

Исаак слезает и привязывает лошадь. Он обходит участок. Маленький доверенный Андресен неплохой землепашец за счет Елисея, конечно; Сиверт приезжал ему помогать с лошадью из Селланро, но он и сам осушил порядочный участок болота и нанял человека обложить камнями канавки. Нынче в «Великом» не придется покупать корма для скотины, а на будущий год Елисей сможет, пожалуй, держать лошадь. Этим он обязан интересу Андресена к сельскому хозяйству.

Некоторое время спустя Елисей кричит, что он уложил чемодан и готов. Сам он тоже стоит на крыльце готовый к отъезду, на нем красивый синий костюм, белый воротничок, на ногах галоши, в руках тросточка. Правда, он приедет за два дня до отхода парохода, но это не беда, он может подождать в селе, ему все равно, где быть.