За этим последовал ответный террор. До каких крайностей дошла арагонская инквизиция можно показать на примере процесса Брианды де Бардаха, богатой конверсо из Сарагосы, набожной католички, если уж об этом упоминать, но виновной в том, что в детстве она однажды соблюдала еврейский пост, в том, что она не любила свиное сало, и в том, что однажды она подала милостыню в четыре соля нищему еврею. Этого оказалось достаточным, чтобы оправдать семилетнее тюремное заключение, длительные пытки, чтобы вынудить ее к дальнейшим признаниям, а также конфискацию трети ее богатства.
Очередь Толедо наступила в 1486 году. За четыре года там произошло 4850 «примирений»; число сожженных на костре конверсо не превысило двухсот. В этой столице инквизиция была менее жестокой. Безусловно, здесь сыграли свою роль политические и экономические причины, поскольку достигнув определенного уровня богатства и влияния, обращенный мог обеспечить себе покровительство королей и папы и становился недосягаемым.
Характерным примером такого рода является случай с Альфонсо де ла Кабальериа, вице-канцлером королевства Арагон, сыном крупного чиновника, о котором мы уже упоминали. Он был гораздо больше предан делу иудаизма и евреев, чем его скептически настроенный отец. Несмотря на собранные против него инквизицией Сарагосы неопровержимые показания, его процесс, тянувшийся около двадцати лет, окончился в 1501 году оправдательным приговором по распоряжению папского посланника. Но речь могла идти лишь об отдельных случаях, ибо подобно Герингу, утверждавшему, что он сам мог решать, кто является истинным арийцем, Их Католические Величества присвоили себе право определять, кого считать христианином. В качестве государственного деятеля Фердинанд проводил губительную для государства политику и делал это тем легче, чем больше денег, необходимых для завоевания Гранады, давали ему конфискации. Здесь возникает совсем иная сторона деятельности испанской инквизиции, а именно финансовый или грабительский аспект, в котором многие историки и видели основной стимул ее активности. Не высказывая собственного мнения по этому поводу, отметим только, что почти все историки согласны с тем, что именно инквизиция сорвала «буржуазную революцию» в Испании.
Кроме того, по крайней мере в течение первых лет, она способствовала сближению иудаизма с обращенными в христианство. В своем горе они обращались к Богу, к Богу, который не мог быть Христом, именем которого их посылали на костер, к Богу, который мог быть только древним Богом Израиля. «Креститесь и идите смотреть, как сжигают новообращенных христиан!», – иронизировал в застенках инквизиции один старый еврей» принявший христианство сорок лет назад. Находились такие сильные характеры, которые проявляли мало интереса к иудаизму в эпоху терпимости, но которые на костре громко читали «Слушай, Израиль!» в знак своего высшего презрения. Были истинные католики, которые объявляли себя иудеями из ненависти к инквизиции – внук Херонимо де Сайта Фе относится к их числу.
Промывание мозгов – это операция, оказывающая двойственное воздействие, которая вначале вызывает возмущение в той душе, которую хотят подавить. Инквизиции потребовались многие поколения, чтобы стереть с испанской земли все следы иудаизма, и она добилась этого ценой разрушительного усилия.
В этих условиях инквизиция оказалась сразу же вынужденной обратить внимание на евреев, которые по праву оставались евреями, на евреев, которых называли официальными (или публичными) евреями, и которые различными способами препятствовали деятельности инквизиции. Прежде всего это происходило благодаря самому факту их существования, которое придавало оттенок дополнительной абсурдности запрету для «тайных евреев» сомневаться в таинстве Троицы или есть мясо в Великий пост. Однако само собой разумеется, что помимо своего молчаливого присутствия евреи не могли не играть активной роли в трагедии обращенных. Насколько сильно они ненавидели предателей, настолько же они ощущали близость к своим братьям, бившимся в сетях инквизиции и проклинавшим христианство. Архивы эпохи переполнены обвинениями против евреев, пытавшихся удержать своих соплеменников в лоне иудаизма или помогавших обращенным вернуться к иудаизму. Из-за этих действий они также подпадали под юрисдикцию священного суда. К тому же кастильская инквизиция не замедлила навязать евреям обязанность священного доноса: раввинам было вменено в обязанность приказывать своим последователям под страхом торжественного отлучения доносить инквизиторам обо всех конверсо, не порвавших с иудаизмом, которых они знали. Один из современников восклицал: «Этот меч отлучения, какой же он стал катастрофой для испанских евреев! В какую бы сторону они ни повернулись, везде их ждали мучения и несчастья. Благодаря этим обвинениям король Испании отправил на костер тысячи марранов, конфисковав их состояния и использовав эти средства на войну с Гранадой».
Множество раввинов было осуждено по обвинению в активном содействии возвращению конверсо в иудаизм. Таково было дело Авраама Алитенса из Уэски, подвергшегося преследованию за совершение обрезания во время церемоний «дехристианизации» и приговоренного в 1490 году к сожжению. Меморандум, представленный им в свою защиту, содержит подробный разбор тезисов, выдвигавшихся инквизицией накануне изгнания испанских евреев. Он писал: «Судебный обвинитель представил два вида обвинений. Одно из них имеет универсальный характер и гласит, что евреи в целом всегда были скверными и испорченными, предавались дурным делам, направленным против Бога и мира. Другое, частное обвинение касается тех преступлений, в которых меня здесь обвиняют, и прежде всего преступления дехристианизации. У меня нет намерения отвечать на первое обвинение, которое предъявлялось нам бесчисленное количество раз и на которое мы всегда находили убедительный ответ. Поэтому я со всем почтением отвечу на второе…» И, опираясь на Талмуд и на Рамбама, раввин доказал, что еврейская традиция не знает никакой антихристианской практики и что «эти вещи являются ложным плодом воображения тех свидетелей, которые выступали против меня…»
Кризис стал безысходным. Еще один раз в своей истории евреи против собственной воли были вынуждены играть в церковные игры, причем в политическом плане им досталась роль искусителей и заклятых врагов веры, роль, отведенная им христианской теологией уже с самых первых, робких ее шагов. Теперь, чтобы выиграть битву, инквизиции было необходимо доказать самым наглядным образом, что «евреи вообще всегда были скверными и испорченными, занятыми дурными делами против Бога и людей», после чего можно было изгнать их с испанской земли. Для достижения этой цели был затеян грандиозный спектакль, причем все приемы, используемые Духовной полицией остались в неприкосновенности.
В конце 1490 года шесть евреев и пять обращенных из Ла-Гуар-Дии близ Толедо были обвинены в намерении погубить христианство с помощью средств черной магии с использованием освященной просфоры и сердца распятого ребенка. Протоколы этого процесса содержат любопытные детали того, как адвокатам поручалось шпионить за обвиняемыми и провоцировать их, а также различные приемы, вынуждавшие подсудимых выдвигать друг против друга тяжелейшие обвинения. Похоже, что через год после начала этого процесса все обвиняемые сделали требуемые признания за исключением неукротимого Бенито Гарсия, конверсо, который утверждал, что «он полностью отрекся от христианства после того, как ему стали заливать воду в ноздри». Он также соглашался, что евреи, обращавшиеся в христианство, были антихристами, но при этом громогласно заявлял в переполненном зале, что главный антихрист – это Торквемада.
Инквизиторы прилагали все возможные усилия, чтобы добиться впечатляющих признаний, но при этом проявляли исключительное равнодушие к фактическим уликам: так называемая распятая жертва не имела ни имени, ни образа. Ни один свидетель не заявил об исчезновении ребенка, его тело не было обнаружено, хотя в признаниях содержались описания места, где его похоронили. Не было сделано ни малейшей попытки выяснить, кто это был. Так, в качестве безымянного «святого ребенка из Ла-Гуардии» этот фантом стал позднее объектом религиозного поклонения, воспетым многими поэтами и прозаиками, в том числе и Лопе де Вега. Поразительно, что и в наши дни некоторые испанские католические историки утверждают реальность этого преступления.