Итак, еще одно совпадение в биографии Ленина – ученик его отца Ильи Николаевича – приговаривает брата Александра к смертной казни. Описание состава суда самое омерзительное – все они: Н. А. Неклюдов, председательствующий П. А. Дейер – юдофоб и прокурор, присутствующий при казни осужденных в Шлиссельбургской крепости, будущий министр юстиции И. Г. Щегловитов, прозванный «Ванькой Каином» – послушные орудия «бегемота в эполетах». Что же касается Неклюдова, то, по мнению А. Ф. Кони, участие его в этом позорище укоротило его дни. Но, вошедший в навязанную ему роль, «в заседании общего собрания сената, куда поступили кассационные жалобы осужденных, горячо настаивал на невозможности смягчить наказания за преступления, обложенные смертною казнью». Александр Ульянов отказался от защитника.

История такова: дальний родственник семьи – Матвей Леонтьевич Песковский (1843-1903, муж двоюродный сестры Александра Ульянова – Екатерины Ивановны Веретенниковой) – педагог и журналист, обратился в особое присутствие Правительствующего сената с просьбой назначить адвокатом подсудимого присяжного поверенного Александра Яковлевича Пассовера (1840-1910), одного из лучших юристов царской России. Это прошение было оставлено без последствий, т.к. исходило не от подсудимого.

Сомнительный аргумент!

Еще одна деталь. На свидании с матерью Александр, обнимая ее колени, умолял его простить, так у него кроме долга перед семьей, есть долг перед родиной. Он нарисовал Марии Александровне бесправное положение народа и указал, что бороться за его освобождение долг каждого человека.

– «Да, но эти средства так ужасны», – возразила мать.

– «Что делать, если других нет, мама» – ответил он.

На процессе присутствовали некоторые представители либеральной общественности, которые восхищались поведением Александра Ульянова. Знаменитый профессор права, будущий член Госсовета и академик Российской Академии наук Н. С. Таганцев (1843-1923) вспоминал: «Был я и на его процессе, просидел от начала до конца и с болью на сердце выслушал присуждение его в числе других к смертной казни. Вспоминаю, что из соподсудимых он производил наиболее симпатичное впечатление как искренне преданный тому делу, за которое он шел на казнь; тем идеям, осуществление коих, хотя бы и путем террора, он считал необходимым для счастья и блага родины»42.

Напомним, что мировое светило Н. С. Таганцев был защитником народовольцев на процессе «193», а также автором знаменитой книги «Смертная казнь» «1913 г.), где, естественно, академик осуждал эту крайнюю меру наказания43.

А теперь – внимание! Благодарность за сочувствие: в 1921 году академик Николай Степанович Таганцев направил на имя «Вождя Мирового пролетариата» письмо о смягчении участи своего сына, профессора В. Н. Таганцева, обвиняемого в политическом заговоре. В письме среди прочего сообщалось, что Петроградское ЧК конфисковало вещи, принадлежащие лично академику. Одновременно к Ленину обратилась А. Ю. Кадьян, лично знавшая семью Ульяновых по Симбирску, с просьбой о смягчении участи арестованного сына академика.

Ленин интересовался несколько раз этим делом. 5 июля 1921 года он получил заключение по делу В. Н. Таганцева, где указывалось, что Таганцев должен быть сурово наказан за активную роль в контрреволюционной организации «Союз возрождения России». Заключение было составлено Д. И. Курским – наркомом юстиции и первым советским генеральным прокурором с 1922 г., а после создания прокуратуры он был одновременно прокурором РСФСР до 1928 года. По постановлению Петроградской ЧК от 24 августа 1921 года В. Н. Таганцев был расстрелян в числе многих лиц, включая поэта Н. С. Гумилева. По распоряжению Президиума ВЦИК от 18 июня 1921 года вещи, принадлежавшие академику, были возвращены владельцу – жалкая компенсация за содеянное. Но и этого мало. Не желая отвечать отказом знакомой женщине А. Ю. Кадьян, Ленин поручает Л. А. Фотиевой следующее: – «Напишите ей, что я письмо прочел, по болезни уехал и поручил Вам ответить: Таганцев так серьезно обвиняется и с такими уликами, что освободить сейчас невозможно; я наводил справки о нем не раз»44. Ленин как бы старается быть в стороне. Хотя, думаю, что его одного звонка было бы достаточно для смягчения участи заговорщика.

И еще – были ли обращения к Троцкому семей подсудимых? Я не знаю, но предполагаю, что Лев Давидович предпочел бы выслать заговорщиков заграницу, как впоследствии были высланы по его рекомендации русские ученые. Изгнание – это ужасно, но расстрелы и сталинские лагеря хуже…

Небольшая деталь о человеческой благодарности. В дореволюционные годы, даже в ссылке Ульянов вел здоровый образ жизни: регулярно работал определенное количество часов, ежедневно гулял, играл в шахматы. Он был крепкого здоровья и лишь единожды, в 1895 году в Питере, в Казачьем переулке, где жил, (впоследствии там был один из многочисленных музеев его имени), Ульянов заболел воспалением легких. Его приятель и соратник Михаил Александрович Сильвин пригласил доктора Кноха и вызвал из Москвы, по просьбе Владимира Ильича, его мать, а та в свою очередь пригласила профессора Кадьяна. Лечение помогло, и «Ильич» прокомментировал лечение Кадьяна: «Слово в слово повторил Кноха».

Но даже память о своем целителе не остановила руку палача. Целитель – профессор Александр Александрович Кадьян (1849 – после 1914), по окончании в 1873 году Медико-хирургической академии, работал в Самарской губернии. Там же был арестован по делу 193-х в 1877 г. и просидел в тюрьме три года и восемь месяцев и был оправдан (!?). Участник Русско-турецкой войны 1877-1878 года. С 1884 года приват-доцент медицинской академии. С 1900 года состоял профессором Женского медицинского института. Наряду с другими прогрессивными учеными, публицистами и политическими деятелями энергично выступал в защиту Бейлиса. Отказать вдове(?) такого человека – просто неблагородно и неблагодарно… Я не хотел бы оставить «врачебную тему» без продолжения. После ранения Ленина выстрелом Фанни Каплан, к нему был приглашен знаменитый хирург Сергей Михайлович Руднев. Врач отказался смотреть раненого. По поводу его отказа оказать врачебную помощь Ленину, нарушающую клятву Гиппократа, Сергей Михайлович отвечал (!?): «Но ведь Ленин – не человек, он принадлежит к особому виду человекоподобных существ, называемых большевиками».

Прямо пассаж из «Собачьего сердца» профессора Преображенского. Впоследствии, когда об отказе Руднева вспомнили в Чека, то Ленин, запретил его трогать и разрешил выехать заграницу. Передавали на уровне анекдота, что якобы вождь мировой революции сказал, что гораздо хуже было бы, если бы этот явный враг советской власти начал бы его лечить, чтобы отправить «в ту страну, из которой нет возврата»45. Почти «убийца в белом халате!» Умер С. М. Руднев в Южной Америке в 60-е годы, дожив до 90 лет…

Для истории характерны парадоксы. Я упоминал отца Керенского, который был директором гимназии, где учились братья Ульяновы. Но вот и другой парадокс. В одной и той же террористической организации участвовали Александр Ульянов и братья Пилсудские – Бронислав и Юзеф, последний основатель («начальник») нового польского государства и противник Ленина в советско-польской войне 1920 года. К месту сказать, Пилсудские отделались десятью и пятью годами каторжных работ каждый, написав полным голосом прошение о помиловании.

В шахматы Володю научил играть брат Александр. Любовь к этой логической игре навсегда осталась в Ленине. Можно предположить, что молодой Ульянов был знаком с новейшей шахматной литературой: Андрей Иванович Хардин (1842-1910) – юрист, в конторе которого проходил практику Ульянов, был шахматным мастером. Он много играл по переписке, занимался теорией, в том числе и исследованием гамбита Эванса. В 1895 году играл матч с Э. С. Шифферсом – вторым по силе шахматистом России. Он устраивал в Самаре домашние турниры, в которых принимал участие и его стажер. Здесь Ульянов числился по 2-й категории; в 1-й был лишь Хардин. Затем в ссылке Ленин постоянно играл со своими товарищами и даже давал сеансы вслепую на трех досках, выигрывая все партии, что само по себе говорит о его силе шахматиста46.