Естественное проникновение идей эпохи Просвещения и Французской революции в Россию в определенном смысле обусловило устремления к "западной ориентации" наиболее образованной части общества, в то время как "церковно-догматическая" и верноподданническая прослойка (особенно после нашествия Наполеона) увидела в "западничестве" реальную опасность престолу и крепостничеству63. Как известно, в так называемый период классического масонства в России (вторая половина XVII – первая четверть XIX в.) членами различных лож оказались многие выдающиеся деятели русского общества. Вместе с тем, именно в это время в охранительно-патриотическом официозе вызревает попытка объединить идеи "вольных каменщиков" с идеологией сектантов и иноверцев в качестве некоего единого компендиума, направленного против русской государственности и русского народа64.

П.И. Мельников (1819-1883), писавший под псевдонимом А. Пе-черский, по поручению министра внутренних дел С.С. Ланского составил для Великого князя Констатина Николаевича известную "Записку о русском расколе" и написал специальное исследование "Письма о русском расколе". Перечисляя русские секты в пункте "Г" ("Мистики"), он включил в них и группу "лабзинцев", хотя само название группы произошло от имени А.Ф. Лабзина (1766-1825), вице-президента Императорской академии художеств, масона и мистика. Вообще, по Мельникову-Печерскому, движение хлыстов (хлыстовщина) – тоже раз 52 новидность русского масонства. Стоит ли удивляться тому, что в своих беллетристических произведениях он возводил хулу на братство "вольных каменщиков": "Что фармазонство, что чернокнижье – одно и то же. Пошло от колдуна Брюса и досель не переводится… У них… ежели какой человек приступает к ихней вере, так они с него берут присягу, заклинают его самыми страшными клятвами, чтобы никаких ихних тайностей никому не смел открывать: ни отцу с матерью, ни роду, ни племени, ни попу на духу, ни судье на суде. Кнут и плаху, топор и огонь, холод претерпи, а ихнего дела не выдавай и тайностей их никому не открывай… ежели кто в ихнюю веру переходит, прощается он со всем светом и ото всего отрекается…"65. Подобное соединение масонства с сектантством – явление характерное, но суть заключается в том, что об этом мы "судим по документам, вышедшим из враждебного лагеря".

Напомним, что наряду с элитой в масонских ложах подчас оказывались и "подлые люди" (т.е. из простого народа. – С.Д.). Более того, нередко помещики в конце XVIII в. вступали в масонскую ложу вместе со своими людьми. Так, А.Ф. Писемский в романе "Масоны" рассказал о своем дяде, известном масоне Ю.Н. Бартеневе, слуга которого также был масоном66.

Следует сказать и о том, что по ряду причин мистические взгляды масонов тесно переплетались с обычным религиозным мистицизмом. Поэтому в свое время министр духовных дел и просвещения в правительстве Александра I князь А.Н. Голицын поддерживал распространение мистических книг масонов и их изданий (в частности, религиозные учреждения не чинили препятствий изданию масонского журнала "Сионский вестник", а многие члены "Библейского общества" были масонами).

Одним из ревностных читателей мистической литературы оказался есаул Е.Н. Котельников67. Под влиянием А. Бёме и Юнга-Штиллинга он написал книгу: "Воззвание к человекам о последовании внутреннему влечению Духа Святого" (СПб., 1820). Тщательно изданная, с виньетками графа Ф. Толстого (президента Императорской Академии художеств) и гравированная Н.И. Уткиным, книга была разослана во все семинарии и духовные академии по личному распоряжению А.Н. Голицына. Однако вторая книга Котельникова ("Начатки с Богом острого сердца в золотом венце") была признана еретической, автор был арестован и после покаяния выслан в родную станицу. Котельников не сдержал данного слова о нераспространении еретических идей и был заточен в Соловецкий монастырь. Затем он постригся в монахи и, хотя Николай I вскоре простил его, Котельников умер в монастыре.

Созданная Котельниковым секта "духоносцев" вызвала со стороны официальных православных властей резкие нападки. Противники "Библейского общества" (и масонов) обвинили Котельникова в том, что он является "агентом иллюминатов", хотя создатель новой секты сам считал своих гонителей масонами и слугами Сатаны. Один из самых после 53 довательных врагов Котельникова, митрополит Серафим, писал о духоносцах", что они "тоже суть масоны, иллюминаты, якобинцы и карбонарии", но "духоносцы" опаснее тем, что "именем религии и именем Божьим злоумышляет истребить Божественную религию нашу, а чрез то произвесть революцию, дабы воспользоваться выгодами ее"68. Предупреждая правительство о тайных врагах отечества, действующих от имени добра, Серафим подчеркнул привнесенность извне идеи Котельникова, ибо "нет сомнений, что она не у нас в России выдумана, но принесена к нам из-за морей, а управляется и поддерживается и распространяется чрез все истинно диавольские способы иностранцами, ищущими того, чтобы опровергнуть алтари и престол, сокрушить и страшное для всей Европы могущество и силу России". Замечательно, что сам Котельников в своей оправдательной речи говорил о… "последователях масонов", среди которых называл генерала Аракчеева, архимандрита Фотия и самого митрополита Серафима69.

Таким образом, независимо от позиции, занимаемой тем или иным лагерем, в основе "вредности" и "антирусскости" деятельности как "власть имущих", так и "изобличителей" оказывались идеи одних и тех же -"франкмасонов", "карбонариев", "иностранцев". В этой обстановке искажений при эклектичности взглядов полуобразованных адептов новых сект и учений не могла не возникнуть теория, "синтезирующая" полярные представления масонства и сектантства70.

8 февраля 1816 г. полковник В.И. Дибич, состоявший в 1814 г. штаб-офицером для особых поручений при Барклае де Толли и живший затем за границей, в Мессене, направил на имя генерал-фельдмаршала рапорт: будучи "верным сыном" Отечества, он решил сообщить правительству о своих случайных открытиях, могущих иметь большие последствия для России. Акцентируя внимание высшего руководства на распространении республиканских идей в армии и вербовке русских офицеров в масонские ложи, В.И. Дибич возлагал, в частности, вину за это на "иезуита-якобинца" Игнация Аврелия Фесслера (1756-1839), бывшего профессора еврейского языка Санкт-Петебургской духовной академии, который после падения М.М. Сперанского, пригласившего его в Россию преподавать, был выслан за атеизм в Саратовскую губернию. По мнению доносителя, не было ничего более опаснее деятельности "этого человека, его образа мыслей и всего, на что он способен"71. В своем рапорте Дибич рассказывал о символах масонства и о степенях членов масонских лож. Мастера, скрывая от низших степеней тайные цели революции, разработали даже на случай поражения меры, дабы "сохранить свое существование и в качестве, по-видимому, безобидных выждать подходящее время"72.