Они называются левыми, а являются правыми, и наоборот. Всё чаще они называются словами, не имеющими никакого отношения к политической сфере: "жизнь", "родина", "единство", "справедливость", "солидарность". К этим понятиям они также не имеют отношения, выхолащивая их и обесценивая.

Республиканцы и демократы в США не раз уже менялись ролями. Их подходы различны разве что в вопросах о налогах, да и то не слишком. Если еще полвека назад за каждой партией стояли разные клубы, то теперь за обеими стоит один общий клуб.

Платформы сегодняшних партий, скорее, определяются социальными психологами, а не идеологами. Их платформы выверяются с точки зрения электоральных склонностей, предпочтений и отвращений.

Их продажа населению осуществляется по рецептам продвижения товаров. Как за товаром нет никаких идей, так нет их и за современными политическими партиями. В нынешнем мире скорее рекламщик телефона не побоится слова "идеология", чем партийный агитатор.

Вот почему и лидеры партий ничем не отличаются от звезд шоу-бизнеса. В их облике важны прически, костюмы, макияж, шутки, умение двигаться и обаятельная мимика с ненавязчивой жестикуляцией. Никого не волнует, что они умеют, чего реально хотят и чего могут добиться. Ведь от них требуется только появляться в качестве рекламного бренда продукта под названием "партия".

Успех демократов на выборах в США - это успех, сравнимый с хорошей рекламной кампанией марки автомобиля или стирального порошка. Вот почему компании, измеряющие рейтинги политиков, основные деньги зарабатывают на маркетинге. Ведь механизм один и тот же.

Современные политические партии входят в конфликт с растущими амбициями международной бюрократии, которая создает такое пространство управления, где партийной организации практически нечего делать.

Именно поэтому национально ориентированные правые либералы становятся бастионом сопротивления любым наднациональным региональным слияниям типа ЕС.

ПРАВАЯ ИДЕЯ

Кризис правой идеи в том, что она выделяет группу благополучателей в исторической перспективе на основании случайных и спорных признаков (раса, нация, имущественный ценз, наследственность).

Правая идея либерализма в какой-то момент приобрела популистский размах. Она попыталась апеллировать к крупной национальной промышленности, которой угрожало развитие спекулятивного капитала, засилие и растущее влияние фондовых рынков.

В принципе, правые либералы опирались на вполне марксистскую идею, противопоставлявшую производительный труд всем другим видам оплаченной деятельности.

В какой-то момент традиционалистские элиты классического старого Запада играли с мыслью: "а не сделать ли ставку на крайне правых популистов?"

Однако негативный опыт Первой мировой войны сделал этот клуб осторожным. И они решили заключить союз с финансовыми демократиями.

В итоге правые популисты понесли военное поражение и в результате Второй мировой войны. Это сократило правую площадку до формата праволиберального консервативного индивидуализма, который по большому счету нежизнеспособен. Даже в условиях США он нуждается в наркостимуляции баптизмом.

Европейские правые обрели второе дыхание на противостоянии образованию ЕС. Они консолидируют те силы в народах, кто сопротивляется европейской общности, навязанной старой Европе США. Но на таком противостоянии трудно политически подняться и стать реальной силой.

Большая часть правых идей находится под запретом на подавляющей части Европы. Поэтому правые вынуждены очень завуалированно формулировать свои тезисы.

Социальная составляющая правой идеологии тоже сильно травмирована как поражением во Второй мировой войне, так и крахом идеи социального мира в целом.

Появились и так называемые новые правые. В отличие от старых правых, они не укоренены в традиции, не имеют никаких связей со старыми элитами, не связаны со старыми клубами.

Они являются чистым порождением политтехнологий. Задача их проста: поссорить белые городские низы и европейских мигрантов, в основном из мусульманских стран.

Показательно, что все мировые борцы с фашизмом не замечают расистских новых правых. Более того, антифашисты всячески пропагандируют новые правые идеи, подчеркивая, что они будто бы говорят об очень важных социальных проблемах.

Целью же новых правых является рассорить старую Европу и мусульманский мир.

Подобные образования в России также взрощены политтехнологами и властью. Так была выращена партия "Родина". Когда она пожелала уйти в отрыв и начала питать амбиции, её уничтожили. Так выращено ДПНИ и все его клоны.

Без поддержки со стороны политтехнологов и силовых структур новые правые в России нежизнеспособны. Нет ни почвы, ни расы, ни нации, ни наследственности, ни имущественного ценза - ни в практике, ни в истории.

Ведь, в отличие от европейских новых правых, русским фашистам приходится убивать не каких-то заморских мигрантов, а детей бывших сограждан, выросших в общей стране - СССР.

ЛЕВАЯ ИДЕЯ

Кризис левой идеи в том, что она рано или поздно вынуждена делегировать заботу о равенстве всех в получении благ государству, которое само представляет собой социального паразита.

Крайне левый либерализм исходил из красивой посылки о том, что свободный производительный труд всегда создает товаров больше, чем их можно потребить. Именно на этом был построен коммунистический проект преодоления "отчуждения".

На деле же красота теории превратилась в финансовую демократию партийно-бюрократического типа, где только обилие фольклорных экзотических примет не дает понять глубинного тождества между СССР и США.

Экономика СССР являлась, в сущности, ни чем иным как спекуляцией безналом. Точно так же, как это делает сегодня ненавистный всему миру американский спекулянт, беря в долг у всего мира.

За советский безнал приходилось рассчитываться реальными жизненными соками миллионов людей - то есть трудовых ресурсов. Фактически экономическая проблема СССР в уменьшенной модели воспроизводила коллизию современного кризиса: с одной стороны, спекулятивная экономика потребления, где в роли неограниченного потребителя выступало единым субъектом бюрократическое государство, с другой стороны - экономический полюс производительного труда, который просто не мог угнаться за спекулятивными экспериментами Госплана.