– Надеюсь, что до этого дело не дойдет, – сказал Леонид, испуганно глянув на Федора.

– А вот это видно будет, – не согласился Федор. – Короче говоря, будем готовиться… а там мир подскажет.

– Вы как Кастанеда говорите, – улыбнулся Леонид. – У него есть фраза, которую его герой часто повторяет: «мир откликнулся». Так странно: словно мир – живое существо…

– Не знаю, что там говорил твой Кастанеда, но мир живой и есть, – ответил Федор. – Вот как взмолишься душой о чем-нибудь охочем, наблюдай за миром – солнышко ли выйдет, дождик ли теплый пройдет – значит, мир откликнулся на твою мольбу, а то и на поступок или даже образ жизни… Все вокруг есть Сознание…

– Сознание?… А как же тела, предметы? – удивленно спросил Леонид.

– А тело – это всего лишь створожившееся Сознание, – пояснил Федор.

– Да?! – изумился Леонид, украдкой бросив взгляд на себя – он всегда считал, что тело – это нечто «мясное», и ничего в нем, образно говоря, напоминающего творог, он не замечал… Да и вся эта теория выглядела как-то уж очень неожиданной. – А душа тогда что?

– А душа – тоже тело, ибо только тело может чувствовать боль, а душа ее еще как чувствует! – сказал Федор и добавил, глядя на озадаченного Леонида: – Да, все это нужно смыслить…

На первый взгляд Леониду показалось, что последние слова содержали для него некоторую обиду, вроде как обозвали несмышленышем, но он решил уточнить, подумав, что вряд ли Федор собирался его обидеть:

– Знаете, Федор, вы слова говорите вроде и знакомые, но у меня ощущение, что вы в них вкладываете какой-то особый смысл. Вот что вы имели в виду, когда сказали: «это нужно смыслить»?

Федор минуту помолчал, прикидывая, как лучше объяснить Леониду свою мысль, и сказал:

– Ну, вот все говорят: «смыслить», а что сие означает? Смы-слить – это значит «слить-с-мы», то есть мышление – это то, что связывает людей вместе смыслом. «С-мы-сливание» – это когда ты примериваешь к себе, к людям – то есть к «мы» – что то или иное значит именно для нас, рода человеческого, и когда получаешь ответ об этом для себя, тогда и начинаешь смыслить в том, о чем размышлял…

– Но ведь когда говорят: «человек смышлёный», имеют в виду, что он просто понятливый, быстро улавливающий суть дела, – возразил Леонид.

– Не в быстроте дело, – не согласился Федор, – а в способности видеть смысл. Ведь многие люди живут очевидным, то есть тем, что видят их очи, которые, понятно, часто подводят, обманываясь мнимым. Жить очевидностью легко, так живут обычные люди, то есть люди обычая, которые не прозревают смысла, а следуют давно заведенному порядку. Но ни очевидность, ни обычай – не есть законы природы, а есть лишь человеческое мнение. А умный – смышленый человек – зрит смысл, лежащий глубже простого человеческого мнения.

– Можно ли тогда сказать, что обычные люди чтут ритуал без понимания его смысла, только потому, что так повелось испокон, а смысл знают только посвященные? – спросил Леонид, пытаясь разобраться в философии Федора. – Ну вроде, как жрецы и паства… Говорят, что знание успешнее всего передается от поколения к поколению именно через ритуал, благодаря его постоянности. А потом уже, когда-то в будущем, приходит человек, который раскрывает скрытый в этом ритуале смысл, пронесенный через века в неизменном виде.

– Ну, близко, да, – подумав, согласился Федор и добавил: – А русскому человеку проще, чем другим, узреть смысл – нужно только уметь слушать мир и святый русский язык, он все в себе содержит – и вопросы, и ответы.

– А при чем тут святость языка? – удивился Леонид. – В мире огромное количество языков, что же, они – хуже?

– А в чьих языках слово само себя объясняет? – спросил Федор, испытующе глянув на Леонида.

– Что вы имеете в виду? – не понял Леонид.

– Я спросил тебя, – терпеливо пояснил Федор, – в каком языке можно послушать слово и понять, что оно означает?

– Я не понимаю вопроса, – признался Леонид.

– Ну, вот ответь: что такое бездна?

– Что-то очень глубокое, – пожав плечами, ответил Леонид.

– Примерно так, но короче: это то, что «без дна», – усмехнулся Федор.

– Ой, и правда… – удивился Леонид. – А еще?

– Еще… Ну, а что есть спина?

– Спина… спина… – начал повторять Леонид, пытаясь уловить скрытый в слове смысл, более широкий, чем просто «часть тела, находящаяся сзади». Со «сзади» вообще возникала проблема – эта «задность» будет зависеть от точки зрения смотрящего. Если он будет стоять за спиной человека, так для него спина этого человека будет находиться спереди.

– Ну, Лёньша, ты послушай: «спи-на»! – рассмеялся Федор. – Это указание, на чем надо спать.

– Бог ты мой! – только и мог вымолвить Леонид. – Мне такое и в голову никогда не приходило!

– Говорю же, нужно самому учиться слушать мир и слова, поскольку мало кто сейчас этому учит. Есть в Питере наш человек, Мартын Балалай, учит людей слушать… И назвал он свои занятия семинарами по фоносемантике, но скептики-филологи называют их занятиями по… как это… по вульгарной этимологии, вот, не сразу и вспомнишь! Что с людьми делает наука, одним словом: лопотники! Так вот, вершит он большое дело, помогает людям раскрывать глаза на наш язык, вроде как вскапывает слежавшуюся землю, под которой томятся слова в их первозданном смысле. Ну да ладно, Лёньша, давай вернемся к нашим овечкам, – подвел итог их просветительской беседе Федор и тут же переключился на предстоящий разведывательный поход.

Они обсудили детали своего прибытия в Крутояр, после чего Леонид, действительно, на три дня остался в доме Федора практически один, не считая гремящей цепью под домом Зухры, люто взлаивающей на прохожих. Федор куда-то уходил и возвращался только для того, чтобы накормить гостя. Леонид было попытался предложить свои услуги, но Федор отказался от его помощи, сказав, что в своем доме готовить может только хозяин – это его пространство.

– Вот приеду к тебе в гости, ты кормить меня будешь! – сказал он, смягчая свой отказ.

– Федор, а вы были женаты? – спросил его как-то Леонид, с удовольствием уписывая вкуснейшие котлеты с картошкой. – Тяжело, наверное, одному справляться с хозяйством? У меня вот мама есть. Я не представляю, как бы я без нее жил и питался.

– Привык уже… Была одна женщина, но потом я ее убил, – нехотя ответил Федор, возясь у стола.

– Как убил?! – оторопел Леонид.

– Ну не в прямом смысле… – сощурился в подобие улыбки Федор. – Просто выкинул ее из своей жизни, из памяти.

– А-а… – протянул Леонид, успокаиваясь, и подумал, что это, действительно, верно: если перестаешь с человеком общаться – вычеркиваешь его из своей жизни, то ведь, и правда, убиваешь его для себя.

Он с любопытством глянул на Федора: сколько еще интересного скрывается в этом человеке?

Читая целыми днями старые журналы, которые стопками лежали у Федора под кроватью, Леонид постоянно возвращался мыслями к необычному мировоззрению Федора. Памятуя о его наказе учиться слушать мир, он часами произносил слова и вслушивался в их звучание, неожиданно открывая для себя столько смысловых оттенков, о которых раньше и не подозревал. Повторив несколько раз слово «яблоко», он услышал, как то «призналось» ему, что оно – облако, то есть смесь воды и воздуха. А беременность, которая так тяжела для женщин, оказалась жертвенным предложением сначала мужу: «бери меня», а потом и ребенку, вынашиваемому в утробе… Даже латинское слово «коитус» в своей русской транскрипции «соитие» дало ему звуковое объяснение: «со-и-ты-и-я», то есть «мы вместе с тобой – и ты, и я». Какое это было потрясающее занятие! Леониду практически открылся новый мир, словно, действительно, сползла слежавшаяся асфальтовая корка с заезженных слов, и те предстали перед ним в своем истинном свете, свежие, выпуклые, блистающие ясным и понятным смыслом.

«Спасибо тебе, Серега, за Федора!» – не раз мысленно обращался он к другу, чувствуя, что из этой поездки выйдет уже другим человеком.