– Сколько продлится, столько и продлится… – отрезал следователь и, решив смягчить свою резкость, добавил, улыбаясь: – Потом погуляете, чай не бедные – наймете няню и погуляете. Нужно же с этим делом разобраться. Не уезжайте пока из города, чтобы быть под рукой.
«Да уж, перспективка: под рукой у органов быть… Но ничего, как-нибудь вывернусь из-под этой рученьки… Улик, кроме этой бездоказательной записки, у них все равно нет», – думал Бурый, расписываясь в протоколе.
Вернувшись домой, он сразу же, не снимая дубленки, прошел в спальню, где, судя по горевшему свету, его ждала жена.
Рита села на постели, пристально глядя на вошедшего мужа.
– Ну, как ты тут? – спросил он, скидывая дубленку на кресло и садясь в ее ногах. – У меня нормально, разговор, правда, вышел несколько длиннее, чем я предполагал, но, видишь, я уже дома.
– Что произошло? – спросила Рита тихо, пальцы, нервно теребившие края пеньюара, выдавали ее волнение.
На Бурого накатила волна щемящей нежности, он обнял жену и, уткнувшись ей носом в плечо, сказал:
– Убили одного человека, с которым у нас должна была состояться встреча, вот меня и вызвали задать ряд вопросов.
– Кого убили?
– Ты не знаешь его, это некто Котов – начальник Управления золотодобычи.
– У тебя с ним были дела? – спросила Рита.
– Были, – тихо ответил Бурый, – но говорить об этом мы не будем.
«Не будем, я и так догадываюсь, что за дела у вас были…» – подумала про себя Рита и спросила:
– Ты есть не хочешь?
– Нет.
– Ну, тогда иди мойся и ложись, утро вечера мудренее…
«Нужно Валеру будет прижать завтра…» – подумала Рита, наблюдая, как муж раздевается.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ. ИСХОД
Глава первая
На следующий день Григорий Тарасович разбудил Федора и Леонида в седьмом часу и, хмуро глядя на них, сказал:
– Идите, вас Филипп зовет.
– Он здесь? – удивился Леонид, соскакивая с печки.
– Нет, по рации.
В «радиорубке» знакомо потрескивал динамик.
– Слушаем, – сказал Федор, пододвигая к себе микрофон.
– Я обсудил ваше условие со своим руководством, – раздался голос Филиппа. – Мы согласны, но встречу назначить можно только в Гонконге, когда мы будем уже в безопасности. Однако нужно понять, как сын Есении Викторовны туда доберется.
– Об этом мы побеспокоимся сами, – ответил Федор. – Нам нужно будет связаться с нашим человеком, чтобы он его туда привез.
– Связываться с вашим человеком вам придется при мне, из Абакана. Я должен его проинструктировать. Кроме того, обстоятельства заставляют нас торопиться, – сделав паузу, он пояснил: – По моим сведениям, не сегодня-завтра наши портреты с Есенией Викторовной появятся во всех аэропортах, нужно срочно продвигаться к границе. Григорий Тарасович рядом?
– Я тут, – старик подошел к микрофону.
– Сможете их к вечеру привезти ко мне? – спросил Филипп. – Вы знаете, где меня искать…
– Чего же не смочь, привезу, – ответил Григорий Тарасович, у него почему-то поникли плечи, когда он добавил: – Если выедем через час, то к пяти вечера будем у тебя.
– Тогда я вас жду, – обращаясь уже, видимо, ко всем, сказал Филипп. – Не задерживайтесь.
Когда он попрощался, Григорий Тарасович буркнул:
– Идите собирайтесь! В восемь часов по «железке» «кукушка» пойдет, нужно на нее поспеть.
– А что, мы разве не на снегоходе в Абакан поедем? – спросил его Леонид.
– Долго и холодно, на снегоходе я вас только до «железки» довезу, – ответил тот, остановившись в дверях в ожидании, пока они выйдут из «радиорубки».
Когда они вернулись в большую комнату, Федор тихо сказал Леониду:
– Не нравится мне эта спешка, по пути нужно будет обсудить, как мы станем связываться при Кондратюке с Сергеем насчет Лёни. Да и с «дипломатом» нужно что-то решать. Если там, действительно, деньги, то Кондратюк ничего не должен о них знать. Надо было нам вчера пошуровать в нем.
– Мы же не думали, что сегодня придется ехать, Филипп ведь говорил о нескольких днях, – попытался оправдать их просчет Леонид.
Через полчаса, спешно позавтракав и собравшись, они вышли на крыльцо. Федор нес рюкзак, в котором лежал кругловский «дипломат».
Мороз за ночь набрал силу.
Есения, зябко кутаясь в выданный ей уже знакомый тулуп, остановилась на крыльце.
– Мне страшно, – шепнула она Леониду.
– Нам нельзя бояться, – покачал головой тот. – Что делать? Не век же здесь сидеть, надо и выбираться.
Они с Федором ничего не сказали ей об опасениях Филиппа насчет их портретов, ей и так хватало поводов для волнения. Он обнял Есению, подводя ее к снегоходу, на котором уже сидел в ожидании Григорий Тарасович.
До «железки» они добрались быстро, и некоторое время ехали вдоль нее, благо пространство между насыпью и кустами для этого было достаточным. Наконец, видимо, согласуясь с каким-то только ему известным знаком, Григорий Тарасович остановил снегоход и попросил всех сойти, а сам загнал свой транспорт под ближайшую елку.
Посмотрев на часы, он сказал:
– Сейчас подойдет «кукушка». Пока я буду договариваться, снимите тулупы, бросьте их в снегоход и подходите к тепловозу.
– А поезд остановится? – с тревогой спросил Леонид.
– Остановится, меня здесь знают, – покосившись на него, ответил Григорий Тарасович и пошел к насыпи, осторожно неся какой-то баул, который он прихватил из снегохода.
Есения спросила его в спину:
– А вы с нами поедете?
– Куда же мне от вас деваться? – на ходу ответил старик. – Филипп просил довезти вас до места.
Он забрался на насыпь и, демонстративно отвернувшись, стоял, ожидая, когда появится поезд.
Вскоре послышался характерный перестук колес. Из-за заснеженных елей показался тепловоз, тащивший за собой два грузовых вагона.
Григорий Тарасович сошел с путей и поднял руку. Свистнув, поезд начал замедлять ход и вскоре остановился возле старика.
Из окна тепловоза высунулся машинист:
– Здорово, Григорий Тарасович! В город собрался? А это кто с тобой?
– Здравствуй, Володя. Подбрось нас в Абакан, мне вот гостей проводить нужно, – он поднял руку с баулом: – А я тебе тут молочка свежего принес и яиц.
Машинист махнул рукой:
– Забирайтесь!
Сбросив с себя тулупы и положив их на снегоход, «гости» подошли и начали карабкаться вслед за Григорием Тарасовичем по железной лесенке в кабину. Леонид поддерживал Есению, чтобы она не подскользнулась на металлических перекладинах.
В кабине было тесно и жарко.
– Сколько вас! – улыбнулся машинист, оглядывая пассажиров, и предложил, посмотрев на Леонида, все еще державшего Есению за руку: – Двоих могу разместить у себя в «спальне». А вам, – он повернулся к Федору и Григорию Тарасовичу, – придется устраиваться здесь, – и он кивнул на два замасленных табурета рядом с собой.
– Спасибо, Володя, и здесь хорошо разместимся, – поблагодарил Григорий Тарасович, усаживаясь на один из табуретов.
– Пойдемте, я покажу ваши места, – сказал машинист, протискиваясь мимо Леонида и Есении и открывая в тесном коридоре дверь в купе с двумя спальными полками и столиком. Обледеневшее окно почти не пропускало свет, поэтому машинист сразу включил электрическую лампочку под потолком, которая высветила убогую и грязную обстановку.
На нижней полке валялось скомканное одеяло и чьи-то старые тренировочные штаны. Машинист откинул их к изголовью и накрыл подушкой.
– Присаживайтесь, до Абакана ехать несколько часов, можете даже поспать, – предложил он.
– Спасибо, – поблагодарил его Леонид, бросая украдкой взгляд на покрывало весьма сомнительной свежести.
– Не за что! – отмахнулся машинист, выходя из купе и закрывая за собой дверь.
Есения опустилась на постель и расстегнула куртку. Леонид поставил под столик свой рюкзак и сел рядом с ней. В окно смотреть было бесполезно – покрывавшую его ледяную корку, шапкой застывшую даже с внутренней стороны стекла, можно было растопить разве что только паяльной лампой. Это не Питер, где в детстве Леонид любил протаивать пальцем на замерзшем трамвайном стекле дырочку и смотреть через нее наружу.