Потом Федор щедро облил его из деревянной бадейки горячей водой, смывая пену с тела, и вновь повел в парилку.

Березовый веник, которым он его парил, был густым и душистым. Потряхивая им над лежащим на полкe Леонидом, чтобы подогнать побольше пара к его телу, Федор то ли что-то нашептывал нараспев, то ли, действительно, напевал какую-то песню. Перед глазами у Леонида вдруг все поплыло, стены бани куда-то ушли, а над ним во всю ширь распахнулось черное ночное небо с колючим светом зимних звезд.

«Красота-то какая! Лепота-а-а… – грудь Леонида затопило восторгом, а мысли его потекли медленно и тягуче в ставшей гулкой голове. – Как же это возможно? Я же лежу в бане… Куда делась крыша? И почему мне не холодно?…»

Ему казалось, что он поднимается над баней, и уже видит под собой прогалину среди леса, на краю которой приютился хутор Григория Тарасовича и белело заледеневшее озеро. Сначала он даже испугался, что его унесет куда-то туда, откуда нет возврата, но чем выше он поднимался, тем радостнее становилось у него на душе. Хор, который до этого состоял из разных оттенков голоса одного Федора, вдруг дополнился женскими высокими подголосками, вызывая трепет в душе своим ангельским звучанием. Запели дудки, зазвучали цимбалы, а вот уже и чей-то невидимый барабан начал отбивать ритмичную дробь, напоминающую стук человеческого сердца. С каждым его ударом Леонид все больше отрывался от земли, уносясь в черную бездонную высь. Ему уже не хотелось возвращаться обратно, он готов был бесконечно воспарять все выше и выше. Но неожиданно что-то привлекло его внимание – далеко-далеко внизу вдруг засияли огоньки, разбросанные по огромному темному пространству, словно светлячки на широком лугу. Они разгорались, выпуская из себя тонкие лучики, которые тянулись друг к другу. Наблюдая за ними, Леонид отстраненно подумал, что ткань, ткущаяся из этих переплетающихся лучей, очень похожа на млечный путь. И тут же вспомнил маму.

«Мама, как ты там?» – эта мысль сдернула его с небес и, он полетел вниз, набирая скорость, к несущимся навстречу ему лучам.

«Это души тех, кому я нужен, – вдруг понял Леонид и поразился: – Как же их много!»

И в этот миг осознания все, кроме этого потока света, померкло. Многоголосый хор резко смолк, словно его оборвали, и наступила всеобъемлющая тишина.

«Приземления» Леонид не почувствовал, только ощутил, как световой поток достиг его лица, обдав обжигающей волной, от чего он сразу же ослеп, но его слепота была не черной, а девственно белой. На ней не было ни одного темного пятнышка, за которое можно было бы зацепиться сознанием.

Очнулся Леонид в проруби, куда его бережно опустил принесший туда Федор. В первый момент Леониду показалось, что его положили в кипяток. Он выскочил из проруби, в буквальном смысле, как ошпаренный и, судорожно стряхивая с себя ледяную воду, побежал обратно в баню, оскальзываясь на таявшем под босыми ногами снегу.

Вслед ему несся смех Федора.

Вскочив в баню, Леонид сунулся к бочке с горячей водой и, зачерпывая из нее ковшиком, начал быстро обливать себя, пытаясь согреть тело, исходившее иголками, но этого было мало. Тогда он бросился в парилку и, забравшись на самый высокий полок, растянулся на нем, обмахиваясь веником, где, наконец, почувствовал жаркие объятия пара.

«Воспаление легких можно подхватить после этакой бани!» – думал он, но тело его пело, наполненное непривычной силой и бодростью.

Вернулся Федор и, зайдя в парилку, шутя стряхнул с себя несколько холодных капель на Леонида.

– Заморозишь, черт, хватит мне уже твоей проруби! – воскликнул тот, загораживаясь веником, как щитом.

– Ничего с тобой не станется, только здоровей будешь! – ухмыльнулся Федор. – А в прорубь тебя нужно было окунуть, больно далеко ты улетел…

– Откуда ты знаешь? – насторожился Леонид, считавший, что о его видениях никто, кроме него самого, знать не мог.

– Да тебя с земли-то уже едва видно было, ты вроде, как далекий спутник стал, – посерьезнев, сказал Федор.

Леонид слегка опешил:

– Ты что, хочешь сказать, что я и в самом деле куда-то летал?

– А разве ты этого уже не помнишь? – покосился на него Федор, плеская воду из бадейки на раскаленные камни.

– Я думал, что мне это только показалось… – уже совсем растерявшись, вымолвил Леонид, глядя во все глаза на Федора.

– Может, и показалось… – неожиданно согласился Федор, садясь на полoк ниже Леонида.

– Что значит: может? Люди ведь на самом деле не летают…

– Тебе видней… – насмешливо сказал Федор и тут же переменил тему: – Ну, так что Сергей сказал?

– Сказал, чтобы мы ему позвонили после того, как убедим Филиппа, что без сына в американский рай не поедем. Нужно, чтобы наш шпион заранее назначил встречу где-нибудь на нейтральной территории, тогда Сергей сможет предпринять меры для нашего освобождения.

Федор в сомнении покачал головой.

– Не нравится мне это, очень рискованно! Хотя, может ты и прав, нужно попробовать.

– По крайней мере, так мы сможем выяснить ближайшие планы насчет нас и хотя бы примерный маршрут нашего ухода за границу, – стал перечислять аргументы в защиту своего плана Леонид.

– Надо попросить Григория Тарасовича связать нас с Филиппом, – сказал Федор. – Условие про Лёню лучше ставить отсюда.

– Почему так?

– Чтобы у него было больше времени подготовиться и обсудить это условие со своим начальством.

– А, ну да! – согласился Леонид. – Он же, наверное, ни шагу сделать не может без разрешения… Слушай, а он не может нас просто-напросто «сдать» здесь, если посчитает, что мы слишком многого хотим и с нами чересчур много возни?

– Не думаю… – покачал головой Федор. – Он отрабатывает или зарабатывает свои бабки. В институт ему уже обратной дороги нет, а возвращаться туда, где его дом, без «улова» тоже смысла нет. Нет, он будет крутиться, лишь бы доставить вас в целости и сохранности на место.

– Где только это место?… – задумчиво произнес Леонид.

– Вот это и надо выяснить… Ладно, пойдем, хватит тебе пару на сегодня… Сейчас окачу тебя – и в дом, Есения твоя, поди, уж заждалась.

– Не иронизируй!

– И не думал!

Через пятнадцать минут, с трудом натянув одежду на скрипевшее после мытья тело, они вышли из бани и не спеша направились к дому. Над крыльцом горела лампа, освещая им путь.

Глава одиннадцатая

Визорин внимательно рассматривал парня, который вошел в его кабинет. Вид у того был усталый и несколько помятый, но держался он уверенно, и не отводя взгляда, в упор смотрел на начальника ФСБ.

Визорин кивнул на стул перед своим столом:

– Садитесь, гражданин Воронов.

Губы у парня дернулись, словно он хотел что-то сказать, но потом, видимо, передумав, молча сел на предложенный стул и опять уставился на Визорина.

Начальник ФСБ придвинул к себе запротоколированную «предварительную беседу» с Вороновым, еще раз пробежал ее взглядом и спросил:

– Значит, вы действительно не знаете, куда мог подеваться ваш протеже после конференции?

Парень устало вздохнул:

– Опять… Я не понимаю… Меня уже об этом спрашивали… Да и не был он моим протеже – просто предоставил ему возможность испытать себя в деле.

– В каком это деле он хотел себя испытать? – метнул на него быстрый взгляд Визорин.

Воронов удивился:

– Как в каком? Журналистском, конечно… Если бы он сделал по этой конференции хороший материал, то можно было подумать о дальнейшем сотрудничестве с ним.

– А где вы с ним познакомились?

– Нигде. Он просто позвонил мне на работу накануне. Сказал, что хочет с нами сотрудничать, но опыта у него маловато, и спросил – нет ли какой-нибудь работы для пробы пера? Просил дать возможность осветить какое-нибудь мероприятие. Вот я и подумал об этой конференции, тем более что материал был нужен, а писать самому у меня времени не было – надо было лететь в Иркутск в плановую командировку.

– То есть он должен был написать за вас статью, пока вы были в Иркутске?