Я знаю, каково происхождение этого таинственного ножа, найденного мною на дороге в Виллуан, я знаю, что это тот самый нож, который был занесен надо мною в осенний вечер на дорожке, огибающей озеро в Булонском лесу. Рука, угрожавшая мне, — та самая рука, которую я увидел на руле красного автомобиля. Я узнал нож, узнал руку. Я узнал человека. О клинок, удастся ли тебе рассечь путы, которыми обвивает меня скука? Не непредвиденное ли послало тебя ко мне? Не…

К тетушке Шальтрэ приезжал по делам фермер, папаша Бюенэн. Я воспользовался этим случаем и попросил его подвезти меня в своей одноколке полдороги до Виллуана. Какая-то неведомая сила влекла меня туда. Покинув папашу Бюенэна, я пошел напрямик. Я люблю эти проселочные дороги, где трава пробивается в колеях, где местами зеленеют целые участки, дороги, крадущиеся между живыми изгородями, плохо обрезанные ветви которых задевают вас, когда вы проходите. Оставляя в стороне большой проспект замка, этот проселок привел меня к углу парка. Наполовину засыпанный ров не составляет препятствия для проникновения в парк. Миновав его, я оказался в виллуанском парке. Были большие основания предположить, что он пустынен в этот час. Действительно, едва только я вошел, как раздался колокол, приглашавший к завтраку. Звуки этого треснувшего колокола неслись в мягком и почти теплом полуденном воздухе. Небо было пасмурное; аллеи и лужайки начинали усеиваться палыми листьями. Вся осенняя декорация гармонировала с меланхолическим звоном колокола. Значит, поселившиеся в Виллуане аргентинцы уважали обычаи барской жизни прежних владельцев замка. Впрочем, именно эта атмосфера прошлого нравится им в наших старых французских жилищах. Разве у аргентинцев Виллуана это пристрастие не доходило до желания приобрести землю и замок у г-на де Буакло? В конце концов, это, может быть, не так уж плохо. Может быть, в аргентинских руках своих покупателей Виллуан возродится из запустения, в которое он впал в руках у теперешнего разорившегося владельца.

Погруженный в такие размышления, я приближался к замку. В бесцветном воздухе вздымалась его архитектурная громада, торжественная и печальная. Поддерживаемый террасою, на которую вела двойная лестница в форме подковы, замок все еще был грандиозен и производил внушительное впечатление. Если у этих аргентинцев есть хоть немного вкуса, они могли бы сделать нечто из Виллуана! А что, если я нечаянно столкнусь с кем-нибудь из них? Какой вид втируши в их глазах! Ба! я отрекомендуюсь, извинюсь, и в заключение все уладится. Тем временем я поднялся на террасу и бесшумно приблизился к большим окнам нижнего этажа. То, перед которым я очутился, выходило в столовую, где был накрыт стол.

Их было семеро, четверо мужчин и трое женщин; их обходили лакеи. Стол был сервирован просто. Элегантные мужчины и женщины. Я не слышал их голосов, но я различал их позы, и я видел жесты оживленного разговора. Двое сидящих лицом ко мне мужчин показались мне очень юными жгучими брюнетами. На обоих концах стола сидело по одной женщине, и та и другая были красивы. Направо — крупная брюнетка, налево — особа поменьше. Два других сотрапезника, мужчины, сидели спиною ко мне. Прильнув к оконному стеклу, я с любопытством разглядывал эту своеобразную живую картину. Мне казалось, что действие происходит где-то далеко, очень далеко, на самом дне моей жизни, моей прежней жизни. Оно представлялось мне, скорее, как какой-то старый сон, а не как реальность. Когда-то я жил, как живут эти люди. А теперь какое расстояние отделяло меня от них! Такое расстояние, что они даже не замечали, как я стою, прижавшись к оконному стеклу! Я не был для них даже призраком, тенью. Однако один из мужчин вдруг устремил свой взор в окно. В то же мгновение женщина, сидевшая рядом с ним, наклонилась, чтобы закурить папироску. Я испустил возглас изумления: Клара Дервенез, моя прежняя любовница, та самая, которую я видел в последний раз у Лапласа, в день моего отъезда из Парижа!

Да, это была она, и я узнавал в ее соседе за столом человека, сопровождавшего ее в тот вечер у Лапласа. Связь их не была, следовательно, мимолетным капризом, ибо она продолжалась и до сих пор и аргентинец привез с собою Клару в этот замок, который он предполагал купить. В один прекрасный день Клара Дервенез, может быть, станет владетельницею виллуанского замка. Зная ее хитрость и алчность, я считал ее вполне способной женить на себе аргентинца. Эта перспектива заставила меня улыбнуться. Практический и расчетливый ум Клары делал это предположение весьма правдоподобным. О, она умела устраивать свою жизнь и извлекать выгоду из людей и обстоятельств! Она была богата. Большой красный автомобиль, пронзительный крик которого так часто разрушал мои мечтания и разрывал мое оцепенение, наверное, принадлежал ей. И что лежало в основе этого неслыханного богатства? Тело женщины, лицо, взгляд, улыбка, волосы, при отсутствии какой-либо выдающейся красоты и выдающихся талантов. Что же, в таком случае, было причиною возвышения Клары Дервенез, как не участие того чудесного споспешника наших судеб, который называется удачею, случаем, непредвиденным? И разве не эти таинственные помощники научили ее пользоваться тем, что выпадало на ее долю? Конечно, она не была лишена ни ума, ни приятности, но она руководилась главным образом несколько плоскою основательностью своего адравого смысла. Она была обязана этим сыпавшимся на нее богатством также своему личному искусству. Выжидая удачного случая, Клара Дервенез не пренебрегала и маленькими выгодами. Я помню, как талантливо умела она попрошайничать, старалась не упустить ни малейшего заработка, «откладывая в копилку» все, что не было необходимо для показной стороны ее ремесла. Ее расчетливую алчность я заметил по своим расходам. Она обглодала меня с тем же умеренным аппетитом, тою же непринужденностью и естественностью, какую вносила в курение папиросы, так деликатно сжимаемой ею в губах!

Я разглядывал ее. Она была видна мне в профиль, один из ее локтей опирался на стол, вид у нее был одновременно властный и небрежный. Со времени нашей последней встречи Клара Дервенез сделалась более солидною. За этим столом она, наверное, исполняла обязанности хозяйки дома. Две другие женщины выглядели простыми статистками. Чувствовалось, что Клара Дервенез все решала и всем заправляла. Это она, вероятно, ведала расходами, устанавливала расписание порядка дня, устраивала прогулки. Поистине она имела такой вид в этом виллуанском замке, точно она была у себя дома, и, клянусь, я смотрел на нее с некоторым восхищением, на нее и на колье из больших жемчужин, которое обвивало ее шею и блестящие шарики которого она ласкала пальцем, в то время как maitre d'hotel, наклонившись, выслушивал приказание, которое она ему давала. Лакей выпрямился, сделал знак по направлению к двери, и я увидел, как в ней появился, со своею кепкою в руке, шофер красного автомобиля.

Я тотчас узнал его. Клара обращалась к нему. Он отвечал. Я не слышал их слов. Они, должно быть, обсуждали какую-нибудь подробность маршрута. Несколько раз он повторил резкий жест, и я увидел, как его кулак сжимается и в глазах загорается странный блеск. Клара продолжала говорить. Она закурила другую папиросу. Теперь шофер слушал; я видел, что его глаза с необыкновенною пристальностью устремлены на жемчужное ожерелье. Чем долее я смотрел на него, тем больше укреплялся в уверенности, что это как раз и есть человек, нападавший на меня в Булонском лесу, что это и есть беспокойный прохожий в валленском общественном саду, что это именно он уронил на дороге подобранный мною раскрытый нож. Да, я узнавал его. Это лицо и эти глаза, конечно, были глазами и лицом, мельком виденными мною в тот вечер в Булонском лесу; выражение и черты их навсегда запечатлелись в моей памяти. Тут у меня стал навертываться один вопрос. Не должен ли я предупредить Клару Дервенез, осведомить ее, заставить ее принять меры предосторожности? Я мог сослаться лишь на субъективные впечатления. Кроме того, Клара навела, вероятно, справки, перед тем как взять себе на службу этого малого. Впрочем, слово «служба» как-то плохо подходило к нему… Несмотря на свой костюм шофера, человек этот не был лишен некоторой элегантности. И что подумала бы о химерах помешанного, готового всюду видеть какие-то опасности, рассудительная и практическая Клара Дервенез!