ОБИДА

Фрида Марковна заведовала библиотекой ортопедического института. Блестящий библиограф, она свободно владела английским, немецким и французским языками. Библиотека заменяла ей семью, которой у нее никогда не было. Заведующую выпихнули на пенсию в связи с «делом врачей'. Единственным поводом для увольнения могло быть только отсутствие у нее чувства юмора.

Мы встретились случайно спустя несколько лет. Я гулял с сыном на заснеженном бульваре. Фрида Марковна прятала руки в старомодную муфту и вспоминала уволенных и увольнявших. Нет, она не затаила обиды. Все правильно. Политика подбора национальных кадров.

— Но сменила ее не украинка, а татарка, — возразил я.

— Чепуха. Зато состоялся Двадцатый съезд партии и был разоблачен культ личности. Нельзя обижаться на советскую власть.

Носком валенка сын выдалбливал пещеры в снежном сугробе. Ему надоела наша затянувшаяся беседа, и он нетерпеливо дернул мою руку.

Фрида Марковна наконец-то заметила ребенка.

— Как тебя зовут?

— Юра.

— А сколько тебе лет?

— Четыре года.

— А ты мальчик или девочка?

Короткая пауза была заполнена презрительным взглядом сына.

— В вашем возрасте уже надо разбираться в этом.

Фрида Марковна обиделась.

НЕ ЗНАЯ БРОДА…

Наверно, это было наказанием за то, что я нарушил правило не пользоваться положенной мне привилегией — не стоять в очереди. Но я не успел бы спуститься вниз по оледеневшей улице и вместе с женой вернуться в кино. Поэтому я попросил разрешения взять билеты вне очереди. Никто не возразил.

У окошка кассы стояла женщина. Ее место поспешно занял солидный мужчина лет сорока в пыжиковой шапке и отличном пальто с роскошным меховым воротником.

Ладно, — подумал я, — подожду. В этот момент меня ударили в грудь. Только мужчина локтем мог сделать это. Но даже предположение, что именно он ударил меня, казалось нелепым.

— Зачем вы меня ударили?

Едва слышным шопотом он популярно объяснил, к какой матери я должен пойти.

Озверев, я оторвал его от окошка. Всего себя, всю злость и обиду я вложил в удар прямой правой в его подбородок. Он отлетел на добрых пять метров к противоположной стене и тут же ринулся на меня. Я уже собрался повторить удар. Но внезапно, материализовашись из ничего, между нами оказался длинный Толя, мой приятель, студент института физкультуры.

— Исчезни! — приказал он мне.

Основное внимание он уделил рвущемуся ко мне противнику.

— Степан Иванович, будет вам. Вы же… Hу как вы можете с вашим положением?

Тут появился младший лейтенант милиции и повел нас троих в кабинет администратора.

— Дурень, — успел шепнуть мне Толя.

Я хотел правдиво изложить происшедшее, но меня предвосхитил противник. Из шикарного бумажника он извлек удостоверения Заслуженного мастера спорта, чемпиона мира по тяжелой атлетике и старшего преподавателя института физкультуры. Брызгая слюной, он рассказал, как я избил его.

— Товарищ младший лейтенант, вам не кажется, что он сумасшедший? Я, инвалид, слабый такой, избил чемпиона мира по тяжелой атлетике! И есть ли логика в том, что врач, интеллигентный человек, вдруг неизвестно почему ввяжется в драку?

— Толя, — закричал чемпион, — ты ведь видел?

— Простите, Степан Иванович, но я вошел, уже когда надо было стать между вами.

Младший лейтенант переводил недоумевающий взор с кипящего чемпиона на меня, укутанного в оскорбленную солидность.

— Ладно, — сказал он — идите.

— Товарищ младший лейтенант, — сказал я, — мне небезопасно выйти вместе с этим сумасшедшим.

— Ладно, вы идите, а я его задержу.

В кино, увы, мы не попали. Но вечер у наших друзей был украшен рассказом Толи о том, как я отправил в нокдаун чемпиона мира по тяжелой атлетике.

ИСТОЧНИКИ ИНФОРМАЦИИ

Во время инструктажа в израильском министерстве иностранных дел ему рассказали о процессе демократизации в Советском Союзе. В России даже термин придумали этому процессу — „оттепель“. Но атмосфера в Москве до боли напоминала Берлин 1938 года, из которого Арье чудом удалось выбраться в Палестину.

С двоюродным братом он тайком встречался в синагоге. Ему непонятен был оптимизм старого москвича.

— Как вы можете жить без информации? Это все равно, что быть лишенным кислорода.

— Не говори, дорогой. Как видишь, мы все-таки дышим.

— Ну что вы, евреи, знаете о нашей стране? В ваших газетах либо ни строчки, либо очередная гадость, как статья во вчерашней „Правде“.

— Арье, дорогой, ты примитивный человек. Это отличная статья. В ней, между прочим, сообщается о забастовке шести тысяч израильских инженеров. Следовательно, у вас в Израиле есть минимум шесть тысяч инженеров. Следовательно, маленький Израиль — страна с развитой промышленностью. Понятно?

— Мне это даже в голову не приходило…

— То-то же. А вообще, дорогой, не ленитесь присылать нам литературу об Израиле.

— Но ты же сказал, что она не дойдет до адресата, что в лучшем случае ее своруют на почте!

— Правильно. Своруют и продадут на рынке. Так распространится информация об Израиле. Понимать надо.

Арье с трудом постигал логику советской оттепели.

ВНУШЕНИЕ

Слово писалось сверху вниз, а затем — снизу вверх. Пространство между буквами надо было заполнить словами из заранее договоренного количества букв. Каждый день в редакции начинался игрой в „лесенку“. Никому ни разу не удавалось обыграть Леонида. Это предопределило тщательно отработанный сценарий розыгриша.

Утром, прийдя на работу, Леонид застал в комнате двух сослуживцев. Они с тревогой посмотрели на него.

— Леня, что у тебя с головой?

— Не морочте мне… Давайте сыграем.

Они сыграли. Леонид слегка заволновался, проиграв трижды подряд. Мог ли он догадаться, что ему ловко подсунули заранее отрепетированные слова?

Приходили сотрудники. Каждый не преминул спросить:

— Леня, что у тебя с головой?

Леонид только отмахивался, хотя тревога нарастала. Возможно, поэтому он проиграл четвертое слово, уже не приготовленное заранее.

— Леня, зайдите ко мне, — раздался голос редактора из открытой двери кабинета. Леонид вошел к редактору, пожилому мрачноватому человеку. Тот как-то странно посмотрел на Леонида.

— Леня, что у вас с головой?

Леонид испуганно выскочил из кабинета, стремительно надел пальто, нахлобучил шляпу и… шляпа оказалась тесной. Паника схватила Леонида в цепкие объятия.

Добро, поликлиника находилась рядом с редакцией.

Невропатолог внимательно обследовала пациента, находившегося на грани нервного срыва.

— Дорогой мой, вы абсолютно здоровы. И голова у вас в порядке. И ни единого намека на патологию.

— Но шляпа! Шляпа!

Невропатолог осмотрела шляпу и со смехом извлекла полоску картона из-под клеенки.