— Что?! — Вадим подскочил к ней, схватил за плечи и развернул, прижав спиной к стене. — Твоя подружка?! Та рыжая?! А ну, быстро рассказывай!
— Я… — она зло прищурилась и попыталась вырваться, но он не дал. Его глаза стали страшными и невероятно старыми, и где-то в их глубине, словно зарница далекой грозы, блеснуло что-то, очень похожее на отчаянный ужас.
— Говори! Это важно!
— Тебе-то что в этом?! Она не… — Кира снова рванулась, и Вадим внезапно отпустил ее и шагнул назад, держа перед собой раскрытые ладони, потом опустил руки.
— К квартире это не имеет отношения, можешь успокоиться! Да и не может иметь… ведь бабка умерла!
— Да, так и… — он осекся, и на его лице мелькнула растерянность. — Но рассказать-то ты можешь?
— Зачем тебе теперь мои проблемы?
— Это не только твои проблемы, Кира.
Она холодно взглянула на него, глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, после чего ровным, отстраненным голосом рассказала о своем визите в милицию. Упоминать об истинной причине ссоры с Викой, а также о жутком состоянии Стаса в тот вечер, Кира не стала, решив, что Князев сделает из этого неправильные выводы, которые — кто знает? — могут оказаться опасными и для нее, и для брата.
— Так, что, сам видишь, — закончила она и с удивлением почувствовала, что уже совершенно успокоилась. Даже больше — какое-то апатичное равнодушие окутало ее, отодвинув куда-то и кошмарные события сегодняшнего вечера, и исчезновение подруги, и самого Вадима, который смотрел на нее и качал головой.
— Кому-нибудь во дворе говорила это?.. Ну, конечно нет, иначе бы я уже знал… иначе бы… — Вадим ударил себя кулаком по ладони, потом шагнул к Кире и оперся о стену по обе стороны от ее головы, и она непроизвольно дернулась назад и стукнулась затылком.
— Никому не говори об этом! — настойчиво сказал он.
— Я не скажу, Дашкевич может сказать…
— Я поговорю с ним сам. Никто не должен об этом знать!
— Почему? Думаешь, они решат, что все началось сначала и линчуют меня или сожгут на костре, как ведьму?
— Ты зря шутишь. Зря, — устало и тяжело произнес Вадим, и Кира вздернула голову.
— И ты тоже будешь в этом участвовать, а? — она ухмыльнулась. — Во потеха-то будет всему городу! Афишки не забудьте развесить — мол, сегодня, в восемнадцать ноль-ноль состоится показательное сожжение дьявольского порождения Киры Сарандо. Вход свободный. Просьба бензин, еду и пиво приносить с собой. Сразу же после сожжения — массовые гуляния на территории двора, чтение отвращающих молитв и танцы!
Вадим отошел в сторону, сдернул со стула свою бледно-голубую рубашку с длинным рукавом и начал одеваться.
— Идем, я провожу тебя домой. Думаю, тебе больше нет смысла здесь оставаться.
— Вы правы, граф, но я вполне обойдусь без вашего общества! — буркнула она, делая шаг к входной двери, но Вадим неожиданно ловко поймал ее за запястье и дернул обратно, да так, что Кира невольно взвизгнула от боли и попыталась было тут же высказать Князеву все, что о нем думает, но, наткнувшись на его взгляд, захлопнула рот и притулилась возле шкафа, решив пока выказывать послушание.
„Слишком много всего, — в который раз подумалось ей. — Слишком много“.
— Гордость — хорошее качество, но ее избыток крайне вреден для здоровья, — буркнул Вадим, поскреб щеку, глянул на себя в маленькое зеркало в прихожей и удрученно махнул рукой. — Разумней будет, если станем вести себя по-людски, а не дергаться и закатывать истерики. Сейчас это слишком большая роскошь.
— Ты меня поучи еще! — отозвалась Кира почти с былой задиристостью и выскользнула в открытую Князевым дверь на площадку, где остановилась, переводя насмешливый взгляд с одного соседского дверного глазка на другой.
— А ты быстро пришла в себя, — заметил Вадим, запирая дверь. — Столько увидеть, столько пережить… Завидная психическая стойкость.
В его словах ей послышался скрытый подтекст, и Кира метнула косой взгляд на его совершенно непроницаемое лицо. Сейчас Вадим выглядел настолько равнодушным, что, казалось, его не волнует ничто в этом мире — даже собственная семья, сгинувшая неведомо куда, — и менее всего она, Кира, внучка злобной сумасшедшей старухи, за которой теперь несчастья и странности тянутся, словно вымокший в грязной луже шлейф придворной дамы.
Из подъезда Князев вышел первым, невежливо, даже грубо оттолкнув устремившуюся было к двери девушку. И уже переступая через порог, прошипел, не оборачиваясь:
— Только взбрыкни — как дам по шее! Стой тут!
Ей и в голову не пришло огрызнуться — тревога в его голосе и движениях слишком отчетливо просвечивала сквозь раздражение, и Кира застыла, наблюдая, как Вадим стоит перед подъездом, медленно водя головой по сторонам.
— Дождь… — услышала она его тихий голос. — Как это некстати…
Через несколько секунд Князев, не оборачиваясь, протянул назад руку, и она, выйдя из подъезда, послушно ухватилась за нее и пошла следом, словно слепой, увлекаемый поводырем сквозь вечную тьму. С неба сеялся теплый дождь, шлепая по листьям и припевая в водосточных трубах, и двор был наполнен шепотом и шорохом старых акаций. Вскоре Вадим отпустил ее руку, а через несколько шагов остановился и качнул тростью в направлении подъезда Киры.
— Похоже, прикатил твой приятель.
Она мрачно взглянула на стоящую у подъезда „вектру“, на свои темные окна, после чего повернулась и посмотрела на соседний дом. Ее взгляд скользнул правее, к ореховой рощице, и Кира поймала себя на том, что прислушивается к чему-то. На какую-то долю секунды она была почти уверена, что сейчас услышит отдаленное хихиканье и мрачный девический голос:
— Мама, не позорьтесь!..
Кира задохнулась, точно ее пнули в живот, и зажмурилась и, словно этого было мало, закрыла лицо ладонями. Мягкий летний дождь стекал по ее волосам, по спине, по ладоням, и ей казалось, что он стекает даже по сердцу, которое дергалось в ее груди короткими болезненными толчками.
— В подъезде никого нет — ты можешь идти, — донесся до нее сквозь шелест капель голос Вадима. Кира убрала ладони и повернулась, и ее взгляд разбился о мокрые темные стекла его очков. Внезапно ей подумалось, что она, наверное, больше никогда не увидит его без этих очков и не поймет, чем наполнен его взгляд в данную секунду, и ощутила странную пустоту. Где-то, далеко-далеко в подсознании вдруг вильнула хвостом жалкая мыслишка, что лучше бы ей было не находить никаких фотографий. Прав был кто-то из древних, говоря, что знание несет с собой многое, но в этом многом довольно боли. Она отвела взгляд и шагнула к двери, а когда спустя секунду вновь повернула голову — Вадим исчез, растворившись среди дождя и будто сам став дождем — тихим и безучастным, и на какой-то момент ей показалось, что его никогда и не было.
Кира вошла в гулкую темноту подъезда, отперла дверь и тихо ступила в прихожую. Свет нигде не горел, и на секунду она подумала, что дома никого нет, но почти сразу же услышала доносящееся из гостиной приглушенное бормотание телевизора, вздохнула и захлопнула дверь. Тотчас же послышались чьи-то шаги, и она крепко сжала зубы, пытаясь взять себя в руки, потом включила лампу и взглянула в зеркало, тут же заметив, что никто не смыл кровавый, уже высохший отпечаток ладони на стекле.
В прихожую вышел Стас, следом выглянул Сергей, и Кира сразу же заметила, что оба они изрядно навеселе, особенно Сергей. Они остановились, молча глядя на нее, и Киру вдруг охватил беспричинный страх — какими-то слишком нехорошими показались ей их тяжелые маслянистые взгляды и это выжидающее молчание. Особенно не по себе было от лица Стаса — бледного, с будто выжженными глазами, и чудилось, будто это лицо — лишь туго натянутая тонкая ткань, за которой притаились десятки лучников, уперев в тетивы острейшие, смертоносные стрелы. Потом по губам Стаса расползлась вялая полуулыбка, Сергей приветственно подкивнул и тоже пристроил на свои губы улыбку — такую блеклую и мятую, словно он ее сию секунду подобрал с пола. Он стоял, как-то скособочившись на один бок, и его лицо было очень бледным.