— Был вечер, — произнес он, не оборачиваясь. — Часов девять, уже темнело. Я вышел за сигаретами… и не столько потому, что курить хотелось, а потому что каждый раз, как только за мной закрывалась дверь, Люда всегда забывала причину нашей очередной ссоры. Я мог бы открыть эту дверь и через час, и через две секунды, но уже все было бы спокойно — до следующего раза. Но в последнее время так было все чаще и чаще, и в этот день нам было уж совсем тошно смотреть друг на друга — то ли было настолько жарко, то ли мы окончательно поняли, что из нашей попытки этой поездкой вернуть все на свои места ничего не получается. Друг возле друга нас удерживала только дочь… Когда я закрыл дверь, Юля уже спала — в гостиной, на диване. Я подошел к ларьку, купил сигареты, перекинулся парой пустяковых фраз с Сан Санычем — тогда для меня это был просто малознакомый человек без имени. Потом я вернулся домой. Прошло от силы минут пять… но когда я вошел в квартиру, она была пуста. Ни жены, ни дочери. Все их вещи на месте — абсолютно все, деньги, Людкино золотишко, а они исчезли. Они не могли выйти из подъезда следом за мной — я бы их обязательно увидел… Они… вообще ничего не смогли бы сделать за это время… Я искал их — искал везде… но не нашел, и никто их не нашел. Вызвал милицию… а они… сразу же и довольно долго они были уверены, что это я их… — Вадим запрокинул голову и одним махом выпил вино. — А потом… потом вдруг все кончилось. Просто кончилось. И я уехал.

— Но потом вернулся, — негромко сказала — почти шепнула Кира.

— Я хотел знать, — Вадим поставил бокал на телевизор. — Не могу объяснить… но почему-то я был уверен, что жена и Юля… что их больше нет. Но я хотел понять, что случилось… понять, кто… По счастью, продавалась эта квартира… и я поселился здесь… стариком… чтобы никто меня не узнал, и особенно она…И пока жил, узнал очень многое. В частности, и то, что моя семья была далеко не первой.

— Вот почему ты вначале пытался взбудоражить всех соседей, которые просто смотрели, — Кира наклонилась и подняла ключи. — А потом и сам стал просто смотреть. Ведь и при тебе все шло своим чередом…

Вадим промолчал, глядя в окно.

— И никто из соседей тебя не узнал? Даже Софья Семеновна?

— Нет.

— Но… бабка Вера тебя узнала, не так ли? Поэтому она тебя боялась, — Кира принялась катать полупустой бокал между ладонями. — Почему ты ее просто не убил? Когда ты хотя бы слегка начал понимать, что к чему, почему ты не убил ее?!

И снова молчание — тяжелое и теперь даже в чем-то зловещее. Потом Князев обернулся и прислонился спиной к подоконнику, глядя на Киру со странным выражением.

— Я не могу убить человека, пока не буду твердо уверен, что убиваю именно того, кого надо. Ее ведь не было здесь. Ни разу.

— Но ты же знал, что это ее вина.

— Это не столько знание, сколько инстинкт. Она ничего не делала сама. Она просто позволяла кому-то. Но что и кому, я не знаю до сих пор. Не успел узнать. И теперь… может оно и к лучшему. Вот, — он развел руками, давая понять, что сказать ему больше нечего, и Кира тотчас же обратила этот жест в ничто резким возгласом.

— Это не все!

— А что еще тебе надо? — спросил Вадим с легкой прохладцей.

— Ты боишься этой квартиры. И не только потому, что исчезла твоя семья. Ты что-то видел?

Его глаза сузились, потом он взглянул на нее внимательно и жестко, сразу же став каким-то далеким и сосредоточенным.

— Почему ты об этом спрашиваешь? Что натолкнуло тебя на такой вопрос?

— Ответь мне.

— Да видел, — глухо произнес он. — И до сих пор не знаю, видел ли на самом деле. Когда я пришел, света не было. Пробки часто вышибало ни с того, ни с сего, и Люда уже пожаловалась Ларионовой — она как раз заходила в то утро… Я зажег свечу, которая висела на стене, и взял шест, чтобы включить свет… и в этот момент… я увидел нечто… не знаю, что это было… Я включил свет, и оно исчезло.

— Ты видел тени людей, которых там не было?

Вадим резко оттолкнулся от подоконника и подошел к ней. Снова сел на кровать и, не глядя на Киру, негромко спросил:

— Значит, это правда?

— Я видела их много раз, — она дернула губами, зачем-то силясь улыбнуться. — Оказывается, я не сумасшедшая… Я могу тебе многое рассказать про них, я могу даже показать их тебе, в них нет ничего опасного, уверяю тебя… и, может быть, по ним ты сможешь что-нибудь узнать, понять…

— Нет! — вырвалось у него. — Никогда!

— Ты прожил здесь так долго, чтобы что-то узнать, а теперь отказываешься? Ну… — Кира пожала плечами, — в любом случае, теперь мне многое понятно. И то, почему ты меня сторонился, и то, почему ты все же перестал это делать. Тебе был нужен дверной глазок, верно, Вадим? Ты рассчитывал что-то узнать с моей помощью? Ну так я могу многое тебе рассказать…

— Нет, не надо, — он лег на кровать и закинул руки за голову, глядя в потолок. — Я больше ничего не хочу узнавать… но… ты и понятия не имеешь, о чем рассуждаешь.

Кира встала и посмотрела на него. Она смотрела долго, потом тихо сказала:

— Как же ты, наверное, нас ненавидишь, Вадим. Я могу тебя понять, не понять такое невозможно. Мне так жаль твою семью, так жаль… но мне жаль и себя тоже. Я не желаю быть для тебя дверным глазком — и не буду!

— Ты говоришь глупости, — устало ответил Князев и закрыл глаза. — Ненавидеть тебя? Это смешно. Да и я не сторонник глупого обычая вендетты. Все, что было, не имеет к этому никакого отношения.

— Вот именно — было! — Кира зябко обхватила себя руками. — И больше не будет. Что бы ты ни говорил, я тебе не верю.

— Пусть так, — ответил он и открыл глаза. В его взгляде странно перемешались мука и облегчение, словно ее слова принесли ему сильнейшую боль и в то же время обрадовали, как будто Кира была необоримым соблазном, от которого Вадим был не в силах отказаться добровольно. — Ты приходила только для этого?

Его спокойствие разозлило ее, хотя именно оно окончательно ставило все на свои места… Хотя нет, не все, далеко не все.

— Если тебя так пугает моя квартира, то почему ты утверждаешь, что в ней я в безопасности?

— Ну, это же просто, — Князев легко улыбнулся, хотя в его глазах улыбки не было. — Теперь ты — ее хозяйка.

— И в то же время говоришь, что мне надо уехать? Почему?

— Потому что ты рискуешь стать ее хозяйкой не только официально.

Кира гневно вздернула брови.

— Быть, как бабка?! Нет, никогда!

— Конечно, ты не такая, как она, — мягко сказал Вадим, сел и потер щеку, уже заросшую темной щетиной. — Но ты уже и не такая, какой приехала сюда — разве не замечаешь? Страх и любопытство часто ходят рука об руку, а любопытство способно завести очень далеко, и вдруг однажды ты обнаружишь, что любопытство кончилось и вместо него появилось обладание, и захочешь пригласить в свою квартиру гостя — особого гостя, который никогда из нее не выйдет…

Кира отшатнулась от кровати и прижалась к стене, глядя на него широко раскрытыми глазами.

— Этого никогда не будет! — почти выкрикнула она.

— Если ты уедешь, этого не будет точно.

— Что ты знаешь на самом деле?! — она не сводила глаз с его спокойного лица. Сейчас это было лицо насмешливого, жестокого незнакомца — возможно, даже, незнакомца опасного. — Почему ты говоришь мне такие вещи?! Почему ты сказал, что знаешь, как убили Владу, и узнаешь, кто это сделал?! Как ты можешь это узнать?! Тебе ведь известно больше, чем ты рассказал!

— И я приложу все усилия, чтоб тебе это известно не стало, уж поверь мне, — ровно ответил Вадим, вставая. — А такие вещи я говорю тебе, чтобы ты была осторожна. И все прочие мои слова остаются в силе. Не ходи одна с начала сумерек, пока я не позволю! И никому не рассказывай о том, что ты видишь на своих стенах — особенно им, — он кивнул в сторону открытого окна.

— Ты сумасшедший, — хрипло произнесла Кира, отвернулась и прижалась щекой к стене. Помолчала, виском чувствуя его острый, пронзительный взгляд, потом едва слышно шепнула:

— Вика пропала…