— В основном, — продолжил Гази, — слушания будут проходить без соблюдения формальностей. Если только иного не потребуют обстоятельства, мы смягчим обычные процедурные строгости. Мы предложим вам, госпожа президент, сделать краткий доклад о достигнутом Конституционным Собранием прогрессе и происходящих на нём обсуждениях. Впоследствии каждому члену Специального Комитета будет предоставлено пятнадцать минут, чтобы более полно прояснить моменты, представляющие для него или неё особый интерес.

— Насколько я понимаю, сегодня днём вам также предстоит предстать перед комитетом депутата Крижанич, — Гази позволил промелькнуть в своей отработанной мимике едва заметному оттенку неприязни, но без малейшей паузы продолжил всё с той же изысканностью. — Мы полагаем, что должны уложиться с запланированным на сегодня до полудня, когда и сделаем перерыв на обед. В свете назначенной вам встречи с депутатом Крижанич и её комитетом мы планируем на сегодня на этом и завершить, чтобы дать вам время на отдых и восстановление сил перед появлением перед другим комитетом. Вследствие этого мы также попросим, чтобы вы нашли время появится перед нами ещё раз в четверг. Тогда каждому из членов Специального Комитета будет предоставлено ещё по тридцать минут для более полного выяснения особо заинтересовавших их вопросов. Будет ли это приемлемо для вас, госпожа президент?

— Господин председатель Гази, моё время принадлежит Парламенту. Единственное, что меня заботит, это необходимость избежать конфликтов между расписаниями слушаний комитетов. Но я уверена, что могу в этом положиться на вас и на госпожу председателя Крижанич.

— Как и всегда, вы, госпожа президент, сколь любезны, столь же и усердны в службе на благо планеты, — просиял Гази. Александра с должной скромностью склонила голову, а председатель откашлялся и резко ударил молотком по деревянной подставке, стоявшей рядом с микрофоном.

— В таком случае комитет весь внимание. — Восемь мужчин и женщин, сидевших за приподнятым подковообразным столом во главе зала слушаний, слегка подобрались, и Гази кивнул Тонкович.

— Извольте начинать, госпожа президент.

— Спасибо, господин председатель.

Она сделала глоток воды и устроила микропредставление из раскладывания перед собой на столе старомодных карточек для заметок. Затем подняла глаза с улыбкой, которая была одновременно серьёзной и уверенной.

— Господин председатель, госпожа вице-председатель, достопочтенные члены комитета. Как вам всем известно, после референдума Парламентом было решено, что возглавить нашу делегацию в Конституционном Собрании на Флаксе следует главе государства. Соответственно, следуя указанию Парламента, я предприняла необходимые шаги для передачи полномочий вице-президенту, и отбыла в систему Шпиндель. Оказавшись там…

Гази и прочие члены комитета внимательно слушали, временами кивая, её рассказ о службе интересам Корнати в Собрании.

— Благодарю вас, госпожа президент, — произнёс Гази почти час спустя. — Вы довольно много говорили. Не желаете сделать короткий перерыв перед тем, как мы продолжим?

— Спасибо, господин председатель, не надо, — Тонкович снова улыбнулась, на это раз немного более проказливо. — Я достаточно проработала в Парламенте, чтобы выработать ораторскую выносливость, — скромно добавила она.

По помещению пробежал смешок, несколько членов комитета позволили себе рассмеяться в открытую. Гази ограничился благопристойной усмешкой и покачал головой, глядя на неё с ответной улыбкой.

— Что ж, замечательно, госпожа президент. В таком случае мы переходим к вопросам членов комитета. Депутат Ранжина?

— Благодарю, господин председатель, — откликнулась Тамара Ражина. — И вам спасибо, госпожа президент, за столь подробное изложение.

Тонкович наклонила голову в вежливом поклоне. Большее было бы сочтено слишком несдержанным, учитывая что Ранжина была высокопоставленным представителем партии Примирения в специальном комитете. Согласно парламентским правилам это делало её вице-председателем Гази, хотя было крайне маловероятно, чтобы тот поддерживал с нею что-либо кроме вежливо-прохладных отношений. Лично Тонкович считала Ранжину пустым местом. У неё никак не укладывалось в голове, зачем кому-то, некогда занимавшему надёжную позицию в партии Социальной Умеренности, было нужно переметнуться к Примиренцам.

— Госпожа президент, — продолжила Ранжина любезным тоном, — я с немалым интересом выслушала ваш отчёт о представительстве Корнати в Конституционном Собрании. Тем не менее, осталась пара вопросов, в отношении которых у меня нет полного понимания. Возможно, вы могли бы развеять моё недоумение?

— Я определённо буду рада приложить к этому усилия, госпожа вице-председатель.

— Спасибо. Был в вашем во всех остальных отношениях всеобъемлющем докладе один момент, который показался мне несколько странным, госпожа президент. Я имею в виду тот факт, что баронесса Медуза, временный губернатор королевы Елизаветы, неоднократно прямо предупреждала вас, что ваша тактика затягивания угрожает не только самому Собранию, но и аннексии в целом, а вы не сочли необходимым довести эту информацию до нашего комитета. Не могли бы вы объяснить, почему так поступили?

Голос Ранжины не изменился ни на йоту. Улыбка не покинула её лица. Однако её вопрос произвёл на присутствующих эффект брошенной гранаты. Лицо Гази приняло опасно багровый оттенок. Ещё двое из членов комитета выглядели столь же ошарашенными — и разгневанными — как и председатель. По завершению вопроса на мгновение повисла тишина, а потом среди сидевших как позади членов комитета, так и позади самой Тонкович работников аппарата разразилась суматошная чехарда реплик полушёпотом.

Что касалось неё, Тонкович чувствовала, что уставилась на женщину, сидевшую по другую сторону подковообразного стола, в недоумённом ошеломлении. Она не могла поверить в то, что у Ранжины нашлось столько откровенной наглости, чтобы сделать столь возмутительное заявление во время открытых слушаний комитета. Так просто не делалось. Никто не пытался подловить и унизить Планетарного Президента! По реакции Гази было очевидно, что Ранжина даже не намекнула ему о том, что собирается сказать. Вероломная сука явно понимала, что председатель заткнёт ей рот — или, как абсолютный минимум, предупредит Тонкович — если только помыслить сможет, что она собирается устроить такое наглое, неприкрытое покушение на достоинство президентского поста.

Президенту потребовалось несколько секунд на то, чтобы быть уверенной, что она контролирует свой темперамент. Ей крайне было жаль, что пришлось сделать такую паузу, потому что это заставило её выглядеть неготовой и захваченной врасплох, однако она знала, что уж чего не могла позволить себе перед камерами репортёров, так это устроить нахальной сучке словесную порку, которую та всецело заслуживала.

— Госпожа вице-председатель, — наконец холодно заявила она, — Шпиндель находится в семи с половиной днях пути от Сплита, даже для курьера. Учитывая такую задержку в обмене информацией — пятнадцать дней, напомню вам, на прохождение в обе стороны — моей, как представителя Корнати в Собрании и как планетарного президента, ответственностью было определять наилучший курс ведения переговоров с прочими делегатами и с баронессой Медузой. У меня не было возможности совещаться с вашим комитетом или с Парламентом в целом прежде чем принимать решения как реагировать на возникающие в Собрании ситуации. Именно это, если помните, было одной из главных причин, по которым решено было отправить лично планетарного президента во главе нашей делегации.

— Простите, госпожа президент, — невозмутимо заявила Ранжина, очевидно совершенно не обратившая внимания на ледяную четкость и холодную ярость ответа Тонкович, — но я не спрашивала вас о вашей реакции на возникающие в Собрании ситуации. Я хотела выяснить, почему вы не сочли нужным проинформировать нас о разговоре, состоявшемся у вас с баронессой Медузой.