– Она и отомстила, повесилась именно в день свадьбы сестры! – вставил Алексей.

– Да, и я думал об этом. Много думал. И ведь знаешь, она, в смысле Аня. Она ведь мне почти объяснилась в любви, и даже больше того, она меня отговаривала на Насте жениться, и себя предлагала… Представляешь?

– Да братан, далеко у вас тогда зашло…

– А я, Алеха, теперь думаю, она же всего навсего попросила меня только переспать с ней, чтобы испытать, что такое близость с мужчиной, чтобы преодолеть свое уродство, представляешь! Так может тогда бы и не погибла она?

– Дурак, ну и был бы на тебе грех кровосмешения!

– Ну?

– Баранки гну, просто не всякое спасение есть спасение.

– То есть?

– Да ты тупой, что ли? Ей бо! Просто не всегда и не все действия человека, направленные на фактическое спасение его жизни имеют характер спасающих, а порой наоборот, губят его душу и тут надо точно понимать, что важнее – душа или тело, и даже сама жизнь?

– А как же крик утопающих на море – СПАСИТЕ НАШИ ДУШИ? Разве это не говорит о равно-увешенном значении этих понятий, душа и жизнь?

– Нет, не говорит, потому как есть тоже понятие, НЕ ГУБИ ТЫ МОЮ ДУШУ!

– И кто из нас двоих идеалист? – подытожил Геннадий.

– А никто! Ни ты, ни я…

И снова помолчали несколько минут.

– Она бы, если б ты имел глупость переспать с ней, она бы все равно повесилась, но до этого так бы напортила тебе всю оставшуюся жизнь, что ты бы света белого не взвидел бы, а то бы и убила! – сказал Алексей.

– Зачем так о мертвой! Тем более, что ее сестра Настя тут где то сейчас среди нас летает.

– Ну, тогда расскажи про Настю, что-нибудь хорошее расскажи.

Геннадий оживился, крякнул и в темноте было слышно, как он заворочался на своем кресле-кровати и повернувшись на бок, приподнялся на локте.

– Помню, как мы, как мы…

И тут же осекся…

– Ну, что?

– Нет, это очень личное…

– Ну, тогда не надо, тогда спи…

И Гена снова откинулся на подушку.

И принялся он вспоминать, как пришла к нему любовь.

Как он полюбил Настю.

Как он полюбил ее после того, как родился Кирюшка.

Настя была сложена как обычно бывают сложены балерины.

И грудь ее не была большой.

А Кирилл всегда мечтал о женщине с бюстом…

И когда родив, Настя кормила сына грудью, в этот счастливый период их жизни, она так изменилась внешне, что Геннадий вдруг обнаружил в жене искомое!

И тогда он воспылал к ней самой сильной и неподдельной страстью.

И он теперь молча вспоминал, как был счастлив с ней, со своей Настюшей в те дни, когда он полюбил ее.

И полюбил на всю жизнь, сохранив это свое обретенное тогда чувство…

С этим и заснул…

Заложив руки за голову, подальше от напрягшихся воспоминаниями чресел. …

Заснул и его друг Алексей…

А утром, проснувшись, сказал:

– Знаешь, мне приснилось, что у меня дочь, и что ей должны отрезать ногу.

– Дурак, пить надо меньше! – ответил Геннадий.

В этот день были похороны.

А сперва надо было ехать в аэропорт – встречать тестя с тещей из Байкальска.

Тяжелый, трудный предстоял день. ….

Марианна Евгеньевна, такая высокая, статная, в преклонных годах не растратившая своей женской красоты, и будучи седой, никогда не красившаяся, потому как была совершенно хороша тою крайне редкою специфической красотой, какой бывают хороши разве что только и в шестьдесят лет следящие за собой кинозвезды, вдруг сдала…

А Николай Александрович, тот вообще стоял в церкви словно африканский зомби.

Совсем не живой – желтый весь, как завсегдатай гепатитного отделения Боткинской больницы.

В церкви Марианна Евгеньевна держалась. Не плакала. Только прижимала черные кружева к уголку рта и все мелко кивала, словно соглашаясь с распевными возгласами батюшки отца Василия.

– Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!…. Новопреставленной рабе Божией Анастасии… Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

А на кладбище Марианна Евгеньевна отпустила вожжи. Упала на гроб, зарыдала на крик:

– Настя, Настенька, не уберегли тебя, Настенька!

Гена вздрогнул, крик тещи относился явно в его адрес.

Он шагнул было к Марианне Евгеньевне, но твердая рука Николая Александровича удержала его.

– Пускай поплачет, пускай попрощается, вторую дочь свою хороним, Гена, вторую, такая доля у нас с Марианной, обеих дочек своих пережили, пора и нам во след…

Геннадий больше беспокоился за тестя.

У него вообще уже два инфаркта было… И как раз за неделю до Настиной смерти теща звонила, жаловалась, мол хворает Коля. А тут такое, да шестичасовой перелет, да ночь без сна…

А в больницу то отправили не тестя, а Марианну Евгеньевну.

На поминках она совсем черная на лицо стала.

И за столом вдруг бросила Геннадию в лицо, – ты ее не уберег, разиня, ты ее не уберег! И ответь мне, где сын Настин!?

А потом и совсем плоха стала.

Закричала, – тыж услал его в Америку, потому что знал, что не твой это сын, что Кирюшка у Настеньки от Равиля, от Равиля Ахметовича! Ты его и не любил за это!

Ах, зачем она это!?

И при всех!

Первую скорую, что бесплатная муниципальная – Николай Александрович к жене не подпустил.

Распорядился вызвать платную.

Те приехали, долго смотрели, выспрашивали анамнез, сняли кардиограмму, потом звонили какому-то авторитетному своему консультанту и наконец поставив диагноз – почечная колика на фоне гипертонического криза, посоветовали отвезти Марианну Евгеньевну в больницу.

Гена с тестем держали совет и решили уступить просьбе самой Марианны Евгеньевны, оставить ее дома в Настенькиной спальне.

Врачи сделали теще пару уколов, оставили отнюдь не дешевых лекарств и удовлетворенные гонораром, уехали…

Марианна Евгеньевна успокоилась.

А потом позвала к себе Алексея.

– Леш, ты прости меня за выходку мою, прости…

Она держала руку Коровина в своей и глядела ему в глаза.

– Леш, ты поезжай в Америку, я тебя прошу, я верю тебе, ты был Насте другом…

Привези нам с Колей внука, привези! ….

Господа офицеры Князь цу Сайн Фон Витгенштейн дважды бывал в России.

Летом сорок первого, когда в составе пятьдесят четвертой бомбардировочной эскадры шестого воздушного флота он барражировал небо над дорогами Смоленщины…

И нова летом… Но уже сорок третьего.

К июню в районе Курска у русских сильно активизировалась ночная авиация.

Активизировалась настолько, что не смотря на упорные сражения с армадами британских "ланкастеров" в небе Германии, Главному командованию Вермахта пришлось перебросить две эскадры ночных истребителей из Бреслау и Эрфурта в курские ковыльные степи…

В новой для себя должности командира группы пятой эскадры ночных истребителей, уже в первую же неделю "цу" сбил четыре советских ДБ-3 и одну американскую "суперкрепость"

В-25.

А в конце июня его группу перебазировали под Орел.

И в ночь с 24 на 25 июня Генрих сбил сразу семь бомбардировщиков. Этот боевой эпизод даже попал в официальную сводку Главного командования вермахта. В ней говорилось: "За истекшие сутки на одном из участков Восточного фронта, гауптман цу Сайн фон Витгенштейн сбил семь вражеских самолетов. Это самый высокий показатель побед, одержанных когда либо в одном ночном бою".

Генрих знал, что его пра-прадед служил в русской армии, и что генерал-фельдмаршал фон Витгенштейн был назван "спасителем Петербурга", когда осенью 1812 года армия под его командованием остановила свернувший с московского направления конный корпус Мюрата, намеревавшийся сходу взять столицу Российской империи…

Да, Генрих знал об этом.

Но тогда король Прусский Фридрих был союзником русского царя Александра в их общей борьбе с Наполеоном.

А теперь времена изменились.

И теперь кавалер Рыцарского креста Генрих фон Витгенштейн служит своему сюзерену – фюреру и рейхсканцлеру Великой Германии – Адольфу Гитлеру.