– Добываем.

– Полезные ископаемые?

– Да. Только они не всегда полезные,- Сашка улыбнулся.- В основном, золото, камни драгоценные, редкоземельные немного.

– А наркотики?

– Этим нет. Прибыльно конечно, но хлопотно очень.

– С вашими технологиями и хлопотно?- не поверил Курский.

– Мы действительно можем мир завалить синтетическим зельем без цвета и запаха в течении года, продавая за гроши. Я, например, за легальное употребление, но в специально отведённых местах. Пусть приходит, уколется, сам не может – посадить там врача. Поверьте, что так меньше возни с самими наркоманами, а если сделать наркотики бесплатными, многие проблемы, стоящие в мире из-за них, сами собой пропадут. Знаете ведь, что запретный плод сладок. Только мировое сообщество пошло по пути борьбы с этим злом, а это большие расходы, чем легализация.

– Это глобальная проблема.

– Даже не проблема, а беда. Руки на боли, страдании, горе людском греют спецслужбы, банки, политики. Наркотики – огромная кормушка, от которой не хочет отказываться сообщество.

– А много синтетических производят?

– Варят, но не очень. Производить невыгодно. Расходы больше, чем при использовании натурального сырья: мака, конопли, листьев коки.

– Понятно.

– А вы что, имеете лекарство от этой беды?- спросил Сашка.

– Давно когда-то я занимался разработкой, но не получилось. Мозг странно устроен – вот все эти годы внутри вертелось, иногда всплывало.

– Не затребованный эффект возврата,- пояснил Сашка.

– Почему?

– Мозг стирает всегда лишнее, то, что почему-то не потребовалось. Мы ведь не умеем накапливать информацию правильно, да и всю вместить сложно. Вот мозг время от времени и выводит на поверхность что-то, как бы спрашивая: "поскольку этому не место в этом отделе, надо перевести в другой или стереть, если не нужно?" Я лично умею паковать и в любое время достаю, что мне необходимо.

– Особым способом и техникой специальной пользуетесь?

– Это всё на уровне понимания происходит. Меня этому научили с рождения и для меня всё само собой происходит.

– А обучение программой или направленностью?

– Системой обучения. У нас ведь в школе учат неправильно. Да, в общем-то, ребёнок уже в школу приходит с плохо поставленной системой восприятия, которую разрушают окончательно за десять лет обучения. Уже через месяц после выпускного вечера, вам каждый второй не сможет назвать элементарных математических формул, а через пять лет, это могут сделать только восемь процентов. Вот вспоминайте своё молодое отцовство: "смотри, смотри, дорогая, как он всё хватает мгновенно и запоминает слова". Ведь так?

– Не отрицаю, так,- ответил Курский.

– И это до четырёх лет продолжается, а потом куда-то исчезает. На самом деле, никуда оно не исчезает, просто с этого момента, то есть с четырёх, как правило за ребёнком уже перестают смотреть хорошо. Что за ним приглядывать и зачем им заниматься, если он уже сам ходит, сам может поесть, попить. Именно в этом возрасте и надо смотреть и закладывать, это та благодатная почва, которая как в Ветхом Завете: "Трудитесь, сейте, да и воздаст вам Господь". Мозг растёт и требует информации ежеминутно и неосознанно ребёнок вас закидывает вопросами, этими почемучками, а вы отмахиваетесь и кричите ему порой, чтобы шёл и не мешал маме и папе работать. "Иди лучше поиграй своими игрушками",- это стандартный ответ ребёнку. Дело в том, что в этом возрасте основа закладывается не зрением, а через слух. Многие начинают себя осознавать, что они есть, только в шесть, семь лет, бывают и исключения, и как правило там, в тех семьях, где есть бабушки, потому что бабушки возятся с внуками и внучками с момента, когда они начинают ходить, и, в основном, читают им сказки, рассказы, стихи. Я не Макаренко и не Сухомлинский, но скажу вам откровенно, что принятые на западе формы воспитания, когда ребёнка приучают спать в отдельной комнате с рождения, убивают в нём душу и талант.

– У нас на своих времени нет, а в масштабе страны и подавно,- произнёс Курский и посмотрел на Сашку.

– Плохо, но так получается, что у государства нет дела ни до кого. Ни до науки, ни до образования, ни до пенсионеров и ветеранов войны. А скупой платит дважды,- сказал Сашка.

– Трижды, а то и больше,- произнёс Курский.- А вы вкладываете от разумной достаточности?

– Да. Раньше мы держали тут, в этих местах, полмиллиона томов книг и хранили их у всех понемногу. Теперь техника позволила отказаться от этих тонн. Покупаем одну, закладываем в электронную библиотеку и через связь любой может запросить для себя. Кстати, это в нашей стране книга стоит копейки, а во всех остальных государствах мира цена кусается.

– Я, когда в первый раз поехал за рубеж, в Германию Западную, так удивлялся ценой книг. Думал, что при таких ценах простые люди совсем не читают,- Курский закатил глаза и помотал головой.

– Цена полученного знания оправдывает понесённые затраты многократно, но в будущем,- ответил Сашка, обобщая мысль Курского.- Там другая система ценностей. Чтобы получить знания, надо приложить максимум усилий, труда и средств. Дающееся на халяву, ценности не представляет. Бросовый продукт, помоечный.

– Мои родители были бедны и не помогали мне, когда я учился. Чтобы с голода не сдохнуть, я на станции грузчиком подрабатывал, где язву и нажил,- Курский усмехнулся и добавил:- Хорошо, что не грыжу.

– Мы тоже свой капитал кровавыми мозолями создавали и тратить впустую – не желаем. Больно уж цена большая плачена, чтоб прокутить или проиграть,- Сашка достал папиросу и, не разминая, прикурил.

– Я вот с вами поговорил и на душе отлегло. Нет, правда, вы не смейтесь,- сказал Курский, заметив, что Сашка смеётся.

– Я не тому о чём вы говорите.

– Наверное, спать пора? Время.

– Желательно,- кивнул Сашка.- Вам учёным не привыкать к ночным посиделкам.

– Все великие идеи в ночных стихийно возникающих диспутах рождаются у нас. Я ведь из поколения шестидесятников.

– Хорошее было время?- спросил Сашка.

– Для меня, да. Имел одни штаны, две рубашонки, штиблеты, пальтишко и раскладушку в общаге, но счастлив был безмерно оттого, что мне предстоит что-то великое сделать в мире, какие проекты роились в голове моей, если б вы знали, но всё растаяло, как дым. Помог Никита Сергеевич Хрущёв спуститься с небес на грешную землю, а потом Брежнев добавил окончательно, чтобы уже не взлетали,- Курский стал забираться глубже в спальный мешок.

– У меня, кроме пистолета, доставшегося в наследство и моих мозгов, больше ничего не было. Ни надежд, ни помыслов, весь путь я проделал сам в риске смертельном,- произнёс Сашка.-Всё сокровенное носил и ношу при себе, в тайге делиться не с кем.

– Боялись?- спросил Курский, застёгивая молнию. Все уже давно уснули и только они двое тихо беседовали.

– Смерти?

– Её.

– Не знаю даже. Когда с ней рядом живёшь, перестаёшь внимание обращать.

– И к этому можно значит привыкнуть. Ситуации, когда другой на вашем месте в ящик бы сыграл, были?

– Всяко было.

– Для меня это всё очень смутно и далёко. Скажите, а счастье хоть чуточку присутствует в том, что вы делаете?

– Какое счастье в том, что ты жив, а кто-то в могилу лёг. Когда сделку прокрутишь удачно, испытываешь определённое удовлетворение. Больше, пожалуй, нет.

– Тяжко без счастья.

– Наверное это, как любовь. Пока она есть – живёшь полнокровно, а ушла, всё – только существуешь.

– Давайте спать,- предложил Курский.- Спасибо вам за беседу.

Сашка встал, закатил большие чурки в угли костра и присел, молча наблюдая, как вспыхивают огоньки, охватывая кору и воспламеняя её. "Сгорает время,- подумал он.-Медленно". Вернулся и лёг.