Свое непротивление сотрудничеству с ЧК баронесса пояснять не стала, как Смолин не пытался выяснить ее мотивацию. Она просто сказала, что поможет своими знаниями, если это потребуется. А именно это от нее и требовалось…

Баронесса встретила его как всегда доброжелательно, хотя о своем визите он не предупреждал. Смолин объяснил себе это тем, что просто старушка всегда рада посетителям, скрашивающим ее одиночество. Впрочем, своим объяснением он, как обычно, остался неудовлетворен.

– Что привело вас, Юрий Андреевич, ко мне на это раз? – наливая чай, начала разговор Динтлер.

– Давайте сначала напьемся чаю, Инесса Карловна, – с улыбкой ответил Смолин. – Дела подождут. Лучше расскажите как ваше здоровье?

– Пока не жалуюсь, хотя сами видите, как приходится питаться, да условия вокруг… – она обвела комнату взглядом и грустно улыбнулась.

– Ну-ну-ну, будет вам, – подбодрил ее Смолин. – Вы все же живете в отдельной комнате, а я вот с соседом ючусь, да и метраж у меня поменьше.

– Ну, это временно, Юрий Андреевич…

Смолин промолчал, так как в очередной раз до конца не понял, что ему хотела сказать баронесса – то ли просто обнадеживала, то ли предсказывала. Спрашивать он не стал – это было правилом: не влезать в мистику самому. Ни при каких обстоятельствах.

Тем временем чай был допит, и Смолин, спросив разрешения закурить (хотя заранее знал, что можно), перешел к делу:

– Инесса Карловна, я приехал поговорить с вами о 'Трехкружии'.

На лице Динтлер появилось удивленное выражение.

– Я думала, эта тема уже исчерпана, Юрий Андреевич.

– Я тоже так думал, но, как выяснилось, некоторые нюансы остались. Сегодня ночью к нам поступил звонок. Звонила женщина, сказала, что мы рано сделали выводы. Я хотел спросить у вас, Инесса Карловна, знаем ли мы все или вы знаете чуть больше?

Он улыбнулся, и получил улыбку баронессы в ответ.

– Я рассказала вам все, что знала.

– Но, может, что-то подзабыли?

– Вы же знаете меня, Юрий Андреевич. Разве я вас подводила за годы нашей дружбы?

Слово 'дружба' резанула Смолину слух. Он как-то никогда не задумывался над истинным характером своих отношений с этой пожилой дамой. Дружба? А почему бы, собственно, и нет…

– Извините ради бога, Инесса Карловна, я не хотел вас обидеть, – поторопился исправить свою ошибку Смолин. – Но обстоятельства вынуждают меня перепроверять даже друзей.

– Ну что вы, что вы, – баронесса примирительно улыбнулась, – я не обиделась. Уж если обижаться, то точно не на вас. Вы – один из немногих порядочных людей, с которыми мне приходилось сталкиваться в эти ужасные времена.

Смолин сделал вид, что обратил внимания на выпад Динтлер в адрес властей, и, встав, начал прощаться:

– Ну, значит, мне лишь остается поблагодарить вас за чай и удалиться.

– Всегда вам рада, Юрий Андреевич. Увы, ничем пока не могу вам помочь.

Они простились в грязной прихожей, которую если и убирала, то только сама баронесса, ибо жильцов-представителей рабочего класса эта грязь нисколько не волновала.

Смолин вышел из подъезда дома, в котором обитала Динтлер с каким-то смутным чувством того, что что-то ускользнуло от него из состоявшего только что разговора. Он с минуту постоял, вглядываясь в вечереющее небо, но так и не смог найти ответ.

После посещения Динтлер события развивались настолько стремительно, что Смолину начинало казаться, что он теряет чувство реальности. Он заехал еще по паре адресов, но безо всякой надежды узнать что-либо. Так оно и вышло – все лишь разводили руками, и майор видел, что осведомителям действительно просто нечего сказать. Уставший, он принял решение возвращаться в отдел, да и рабочий день подходил к концу. Он еще не успел открыть дверь своего кабинета, когда к нему подбежал Локиев.

– Юра, – так Глеб обращался к Смолину крайне редко, а потому кошки в ту же секунду заскреблись на душе майора, предвещая неладное, – Потапов мертв.

Смолин наконец отпер кабинет.

– Проходи, рассказывай.

– Да нечего, собственно рассказывать.

– То есть как? – удивился Смолин.

– А вот так. Сейчас позвонила его соседка и сообщила, что случилась трагедия – мол, ваш сотрудник, скончался. Понимаешь, просто умер. Пришел утром со смены, лег спать и все…

– Что все? – уточнил Юрий Андреевич.

– Не проснулся. Сейчас тело на вскрытие везут – будут выяснять.

– Может, отравил себя? Или случайно – чтобы успокоиться напился чего?

– Не знаю, Юр.

Смолин потер вески – голова начинала нещадно ныть. Он подошел к сейфу, достал бутылку коньяка и сделал большой глоток прямо из горла. Мысли скакали как сумасшедшие, пульсируя кровью в висках. Неужели проклятие сработало? Ну уж нет – бред! Он попытался отмести эту мысль, но она настойчиво возвращалась снова и снова. Он посмотрел на Локиева, но тот явно был растерян не меньше его самого.

Собравшись с мыслями, Смолин уселся за стол и обратился к Глебу:

– Ладно, давай не будем строить предположений. Утро вечера мудренее – завтра будут результаты вскрытия, тогда и поговорим.

Как и подозревал Смолин, утро ровным счетом ничего не прояснило. Вскрытие показало, что младший лейтенант ОГПУ Потапов умер своей смертью и никак иначе.

Смолин повертел в руках заключение патологоанатомов, перечитал его несколько раз, и отложил в сторону. Он уже собирался выйти из кабинета, что пойти прогуляться и подышать свежим воздухом, как в дверь постучали.

– Войдите, – разрешил Смолин.

Он был готов увидеть кого угодно на пороге своего кабинета, но только не Инессу Карловну Динтлер.

– Можно? – вежливо поинтересовалась баронесса.

– Да, да, конечно, проходите… – Смолин попытался скрыть свое удивление, но голос его явно выдавал. – Вот уж, признаюсь, не ожидал увидеть вас здесь.

Динтлер тем временем присела на краешек дивана, положив рядом с собой свою видавшую виды дамскую сумочку, которая по всем признакам была в ее распоряжении еще в дореволюционные годы.

– У меня есть для вас информация, Юрий Андреевич. Правда, боюсь, вы не воспримите ее всерьез, но я, все же, посчитала своим долгом прийти к вам.