Динтлер выжидающе посмотрела на Смолина.

– Это касается моего вчерашнего визита?

– Именно, – утвердительно кивнула баронесса.

– Я вас внимательно слушаю.

– Юрий Андреевич, пообещайте, что выслушаете до конца. Верить или нет – дело ваше. Но выслушайте.

– Обещаю, – твердо ответил майор.

Баронесса взяла сумку и вытащила оттуда набор карт. Смолин внимательно наблюдал за ее движениями, и до его сознания начинало доходить, к чему клонила Динтлер.

Он оказался прав, но отступать было некуда – он пообещал выслушать все до конца.

Тем временем пророчица начала:

– После того, как вы вчера ушли, я сделала, то, Юрий Андреевич, что вы не одобряете. Я разложила карты.

С этими словами она перемешала колоду и вытащила одну из карт, которую положила рядом с собой изображением вниз. Затем она повторила тоже самое еще несколько раз, пока на диване не оказалось пять картонных прямоугольников.

– Что вы делаете? – поинтересовался Смолин.

– Понимаете, Юрий Андреевич, вчерашний расклад ввел меня в некоторое смятение.

– В каком смысле? – Смолин чуть заметно улыбнулся, так как в последнее, во что он был готов поверить, – это в гадание на картах, будь это даже древние карты таро.

– Карты сказали, что кто-то, кто замешен в деле, по которому вы ко мне приходили, не доживет до вечера. До вчерашнего вечера.

Смолин резко поднялся со своего места и, закурив, начал ходить по комнате.

– Почему вы не пришли вчера вечером? – неожиданно для себя спросил он.

– Я не была до конца уверена. К тому же я точно знала, что смерть придет не к вам. Да и просто я не была до конца уверена… К тому же, я прекрасно знаю, как вы относитесь к подобным вещам…

Смолин остановился напротив баронессы и с удивлением посмотрел на нее.

– То есть вы решили просто дождаться, пока кто-то умрет?

– Дело в том, Юрий Андреевич, что это было неизбежно. Пришла бы я к вам или нет – это ровным счетом ничего не изменило бы. Результат был бы тот же. Вопрос был в другом – правильно ли я поняла карты.

– Один из наших сотрудников скончался вчера. Причины смерти установить не представляется возможным. Он просто умер. Это был тот самый человек, который принял звонок, о котором я вам вчера рассказывал.

– Значит все правда… – баронесса закрыла глаза и медленно облокотилась на спинку дивана. На минуту в комнате воцарилась тишина, лишь часы на столе исправно отсчитывали секунды. Затем Динтлер медленно открыла глаза и обратилась к Смолину:

– Вытяните карту, Юрий Андреевич.

Смолин ничего не ответил. Вместо этого он подошел к дивану и поднял одну из карт.

– Что вы видите? – голос его звучал глухо.

Баронесса посмотрела на карту, которую Смолин держал в вытянутой руке. Майор всматривался в ее лицо, но ровным счетом ничего не мог на нем прочесть. Так продолжалось какое-то время, после чего гостья безучастно собрала оставшиеся четыре карты и убрала всю колоду в сумку. Молча встав, она направилась к выходу.

Смолин растерянно наблюдал, как баронесса собирается просто уйти и уже хотел остановить ее, как она резко развернулась в его сторону и замерла на месте. Ее голубые глаза, ставшие от возраста какими-то прозрачно-водянистыми, внимательно смотрели на него, от чего Смолину окончательно стало не по себе.

– Этот звонок, Юрий Андреевич, как вы уже, вероятно, и сами поняли, не был недоразумением или чьей-то злой шуткой. Братство живо. Живо и сильно как и прежде. Вчерашняя трагедия говорит об этом лучше всяких слов. Ваша карта, та, что вам выпала, – страшная карта. Она предсказывает долгую битву, которая еще не началась, но начало ее не за горами. Это карта неопределенности, а потому чем и когда все закончится я сказать не могу. Я не знаю этого, да никто из живущих на земле не знает…

Дверь внезапно раскрылась и в комнату вошел Локиев. Динтлер еще раз посмотрела на Смолина и кратко простившись удалилась. Глеб резким движением закрыл за ней дверь.

– На, смотри, – он протянул Смолину фотографию.

– Что это?

– Фотография из комнаты Потапова.

Смолин взял фотографию и увидел там именно то, что меньше всего хотел увидеть: на дверном косяке была нацарапана семиконечная звезда, окруженная тремя кругами…

Поставив точку, Олег встал из-за стола, почувствовав, что все тело у него затекло. Он немного размялся, помахав руками и сделав пару наклонов вперед-назад, а затем решил, что неплохо было бы выйти на улицу и подышать немного свежим воздухом. Жил Олег в центре города, в одном из старых московских переулков, в квартире деда. С тех пор как деде перебрался на дачу, квартира осталась в полном его распоряжении, чему Олег, не смотря на всю свою привязанность к Сергею Тимофеевичу, был крайне рад. Две огромные комнаты, над которыми возвышались четырех метровые потолки были заставлены старой мебелью, среди которой точечно были разбросаны признаки века информационных технологий, вроде компьютера и телевизионной панели. Олегу весьма нравился этот эклектичный стиль и менять он ничего не собирался, несмотря на то, что переезжая на постоянное место жительства на дачу, дед дал добро на выброс всего того, что Олег сочтет ненужным ему. Единственное место в квартире, которое подверглось изменениям была кухня, на которой Олег проводил довольно большую часть времени. Старые полки и шкафы были отправлены на ближайшую помойку, а вместо них Олег купил в одном небезызвестном скандинавском мебельном магазине современные элементы кухонного интерьера. Так же был заменен стол и старый советский холодильник марки ЗИЛ, который беспрестанно капризно требовал разморозки, а к тому же тарахтел также, как его автомобильный собрат.

Олег бегом спустился со своего третьего этажа и уже чрез минуту был на улице.

Погода стояла отличная, несмотря на то, что жара держалась уже вторую неделю. Но после девяти месяцев дождей, снега, промозглости и холода это, по мнению молодого писателя, было даже хорошо, о чем он постоянно спорил со своей соседкой по лестничной площадке Клавдией Степановной. Клавдия Степановна была ровесницей деда и весьма милой старушкой, с которой Олег иногда любил постоять возле дверей их квартир, случайно столкнувшись в подъезде. Но вот жару она переносила плохо, как, впрочем, почти все пожилые люди.