– Это как понимать? – Жмыхов сдвинул брови, придав суровости своей простоватой физиономии.

– Были старинные книги, – уточнил Смолин, а потом, подумав, добавил: – Надеюсь, что и есть.

– Старинные, скорее всего, унесли, – печально вздохнул Жмыхов и посмотрел на Смолина глазами полными скорби.

Капитан что-то еще почиркал в своих бумажках, а потом попросил Юрия Андреевича пройти с ним обратно в комнату, в которой, как выяснилось, младшие милицейские чины количеством два человека уже навели какой никакой порядок, а теперь стояли и о чем-то посмеивались между собой.

– Опись составили? – грозно поинтересовался Жмыхов.

– Так точно, товарищ капитан, – хором ответили двое из ларца, – все здесь.

– Очень хорошо, очень хорошо… – Жмыхов внимательно просматривал список, то и дело хмурясь, словно испытывая приступы головной боли. – Вот что, Юрий Андреевич.

Мы пока что свое дело сделали. Оставляю вам тут сержанта Хвостикова – он дождется криминалистов.

– Кого? – слово криминал Смолину совсем не понравилось.

– Не беспокойтесь, Юрий Андреевич, приедут эксперты наши, пальчики снимут с мебелишки. – подбодрил его Жмыхов. – Ничего страшного – обычная процедура.

Распрощавшись, капитан удалился, прихватив с собой второго сержанта, а Смолин остался посреди хаоса вдвоем с сержантом Хвотиковым, который, впрочем, оказался разговорчивым малым, скрасив своей болтовней о различных милицейских происшествиях ожидание бригады экспертов-криминалистов.

***************************

Собрание завершилось глубоко за полночь. Расходились по одному, прощаясь так, будто уходят навсегда. Впрочем, это вполне могло оказаться суровой реальностью – ОГПУ зорко следило за любыми телодвижениями граждан, особенно тех, которые собирались не понятно по какой надобности по ночам. Последними уходили Марченко, Кирилл Эдуардович и Иван, который к тому времени уже работал на заводе, а потому имел комнатку в общежитии. Вообще-то сначала он хотел остаться жить на квартире Дольской, с которой ему крайне понравилось делить не только обед, но и ложе, но та настояла на его переезде, объяснив это чисто конспиративными целями.

– Будьте осторожны, – напутствовала Дольская каждого выходившего из квартиры. – Если арест – вы знаете что отвечать!

Все послушно кивали в ответ, целовали ее руку с перстнями и рысцой убегали вниз по лестнице, не оглядываясь назад.

Когда настала удаляться очередь Марченко, Дольская приобняла его и шепнула на ухо:

– Вы сделали невозможное. Поверьте, этого никто не забудет.

– Спасибо, Ольга Сергеевна. Я сделал это для нашего общего дела. – Марченко поклонился и как-то по-особенному посмотрел Дольской в глаза.

Наблюдавший эту сцену Безлюдный в этот миг готов был накинуться на него и растерзать на месте. Марченко же тем временем опять приник губами к ушам Ольги Сергеевны.

– Я вот только волнуюсь, что вы приказали мне остаться. Ведь если бы ОГПУ меня выследило, делу был бы конец…

– Он никогда нас не выследят, дорогой мой Александр, никогда. Они слишком глупы для этого, а к тому же теперь нам и вовсе нечего боятся. Теперь, когда вы принесли нам книгу. Старуха долго мучилась? – Дольская понизила голос насколько могла.

– Я же не успел рассказать, вы так запугали меня своим ОГПУ, когда я пришел!

– Рассказать что? – насторожилась Дольская.

– Когда я пришел, старуха была уже мертва…

– Мертва? – Дольская была искренне удивлена.

– Представляете, да!

– Это меняет дело, – обрадовано зашептала Дольская. – Подождите немного, я провожу этих двух и вы мне все расскажите…

– Но… – Марченко понял, что сейчас эта женщина сломит его волю второй раз за ночь.

– Никаких 'но'. Раздевайтесь.

Марченко нехотя стянул пальто, разулся и поплелся обратно в комнату. Дольская наспех выпроводила старика с Безлюдным, заперла дверь на все замки и поспешила вернуться в глубь квартиры, где ее ждал весьма интересный собеседник.

– Ну, рассказывайте же! – набросилась она на Марченко, не успев еще войти в комнату. – Так, значит, вы ее не…?

– Я же сказал, – занервничал Марченко, – она уже была мертва.

– Давайте-ка, Александр, с самого начала. – Дольская сказала это таким мягким голосом, что гримаса на лице Марченко вмиг приняла выражение удовлетворенности и расслабленности. Дольская улыбнулась:

– Я сейчас принесу вино, и мы посидим, а вы мне все не спеша расскажите. Хорошо?

– Хорошо, – согласился Марченко, которому, к тому же, давно хотелось выпить.

Дольская вернулась через пару минут, принеся с собой поднос, на котором стояла бутылка красного вина и тарелочка с конфетами. Марченко скоренько разлил 'Кагор' (а это был именно 'Кагор') по фужерам, предусмотрительно вытащенным им из шкафа, отхлебнул, не чокаясь, и окончательно расслабившись, начал рассказывать…

О том, что книга в Москве 'Трехкружие' прознало сразу же, как стало известно о переезде из Ленинграда Львовой. Для всех членов организации это был настоящий удар – охота за книгой шла и в Ленинграде, был даже разработан детальный план по ее выкрадыванию у старухи, но теперь, в Москве, задача усложнялась в разы.

Львова жила в режимном доме и находилась под круглосуточной охраной органов государственной безопасности. Было очевидно, что книга находится в квартире, проникнуть в которую было теперь практически невозможно.

Выход был найден лишь через восемь лет. Автором нового плана стал именно Марченко – кадровый офицер Красной Армии, вступивший в 'Трехкружие' в самом конце двадцатых годов. Дольская довольно долго подозревала, что Марченко провокатор, а потому до поры до времени не подпускала его близко к возглавляемому ей тайному обществу. Но Марченко действительно оказался искренним искателем тайных знаний. Как выяснилось позже, в юности он увлекался писаниями мадам Блаватской, даже пытался сам сорганизовать некий кружок вокруг себя, но в условиях военной службы сделать это было крайне сложно, а потому от этой затеи он быстро отказался, решив искать уже сложившееся сообщество единомышленников.